Валериан Скворцов - Срочно, секретно...

Он приказал ей вытянуть руки. Связал запястья ремешком от сумки, прикрыл пледом. И тут же провалился в сон...

Мутное утро тянулось за окном. Желтая вата — пронизанный солнцем туман — липла к стеклу. До Чиангмая, судя по часам, оставалось минут сорок, Типпарат спала.

Ощущалась высота: в гуаябере становилось зябко. «Изузу» свернул со скоростной магистрали влево. Над водителем и городом в переднем стекле вставали высвеченные солнцем изумрудные горы.

— Господа! — раздался голос кондуктора. — Наша конечная остановка! Прибываем на площадь у почтамта. Там же напротив вокзальная площадь, где вы найдете такси.

Шаг у нее был широкий, уверенный и легкий даже в качающемся автобусе. Платье из светло-коричневого шелка и кремовый жакет подчеркивали рост. Палавек плелся следом с ее сумкой. Пассажиры косились на разодранную рубашку и запачканные брюки. На площадке перед дверью Типпарат упрекнула Палавека за то, что он еле тащится, и принялась прихорашиваться перед зеркальцем. Волнения ничем не выдавала.

Чемодан Типпарат, огромный и тяжелый, не давал возможности идти быстро. Палавек потянул женщину в сторону железнодорожных путей за почтамтом. Они спотыкались о чугунные шпалы, извивающийся по грязному гравию и мочалистой траве кабель. Бетонный забор, в который уперлись и вдоль которого теперь шли, поднимался метра на два с половиной. Стучало в висках, но Палавек отказался от помощи Типпарат. Побледневший, в жеваной одежде, попытался шутить:

— В некотором роде вы являетесь военнопленной. Согласно международным правилам военнопленных нельзя подвергать принудительным работам.

— А если будем считать, что я сдалась добровольно, перебежчица? — сказала она, поравнявшись. Уже несколько минут Типпарат шла сзади.

Ржавая калитка вывела на пустырь, заросший пожухлыми кустами. Дальше тянулось шоссе, за которым теснились серые бараки под гофрированными крышами. К ним лепились шалаши и хижины, собранные из картона, жестянок и досок. Кое-где из жиденьких труб тянулись дымки.

— За дорогой район бараков Кавила, потом вдоль реки пойдет Лампхун-роуд.

Ветер с реки, поплутав по проулкам, пропитывался запахами сушеной рыбы, вспаханных огородов, болота, дыма и сырых тряпок.

— Я не знаю этого города, — сказал Палавек. — Идемте в сторону бараков. Мне холодно на ветру... Вы не могли бы надеть что-нибудь сверху? Для этого места у вас немного роскошный туалет.

— У меня нет ничего... похуже.

Палавек поманил рикшу, курившего штучно купленную сигарету под пестрым тентом бродячей торговки. Коляска его походила на те, которые видел в Лаосе. Рикша крутил педали, ерзая на седле латаными шортами. Чемодан и Типпарат ехали на обтянутом голубым пластиком сиденье. Палавек шел следом. Тянулся коридор из неоштукатуренных блочных стен с ржавыми крюками. Грязные стекла не отражали солнце. Краска на дверях вся потрескалась.

— Почему тут не живут? — спросил Палавек.

— Никто не хочет платить столько, сколько заломила компания. Дешевле ждать, кто первый уступит, — сказал рикша. Он оглянулся на Палавека.

— А что там внутри?.

— Квартиры... для трудящихся, господин.

— Поблизости есть телефон?

— Я видел аппарат в баре «Приют загулявших». Это дальше, в сторону электростанции. Только вот работает ли...

Палавек протянул ему красную кредитку.

— Все — тебе. И ты нас не видел. Никогда. Нигде. И в особенности здесь и сейчас.

— Понял...

Рикша не добавил слово «господин». Он хотел сказать принятое в этом квартале «брат». Роскошная дамочка в счет не шла. Мало ли что случается в жизни. Ни сотенная, ни гуаябера его не обманывали. Человек искал прибежища. Плохой человек или богатенький искал бы его в другом месте, в заречье.

Он поднял подушку сиденья, пошарил под ней и протянул Палавеку стальной прут.

— Такая запчасть пригодится?..

Дверь подалась легко. Подопревшие доски не держали ни гвоздей, ни шурупов. Выставив филенку, Палавек втянул в отверстие Типпарат. Треснул шелк, зацепившийся в проломе. Потом задвинул чемодан, пролез сам и аккуратно наживил доску на место. В затхлом помещении, затянутом паутиной, засыпанном пылью и засохшими насекомыми, сквозь внутренние жалюзи и железные решетки едва пробивался свет. Квартирка состояла из комнаты с загородкой для кухни и глухого чулана с жестяным баком для воды. Деревянные рамы с веревочными сетками служили кроватями. На салатовых лопастях потолочного фена тараканами сидели пятна ржавчины.

Палавек двинул одну из рам к двери, перегородил вход.

— Отдыхайте, сегодняшний день свободный. Вы гостите у подруги.

Растянувшись на веревочной сетке, которая провисла как солдатский гамак, сказал:

— Госпожа Типпарат, я хочу попросить... Вы позвоните завтра Майклу Цзо и назначите свидание... Придумайте повод. Есть тут приличное место поблизости? Может, «Приют подгулявших»?

Он сел. В комнате ее не было. Цветастый кусок материи, видимо, из ее профессиональных запасов, свисал с притолоки двери в чулан. Оттуда доносился шум передвигаемого бака.

— Могу вам помочь?

Она показалась из-за занавески. В стеганой шелковой куртке, длинной тяжелой юбке. Волосы собраны в пучок. Бросила платье и жакет в свой чемодан.

— Что вы сказали, господин Палавек?

Он повторил тоном приказа.

— Есть местечко, посещаемое воротилами типа Цзо. «Джимкхан клуб»... Там я назначу ему на восемь вечера.

— Если все сойдет, в тот момент, когда Майкл Цзо выйдет на контакт, вы — свободны, отправляйтесь в свою гостиницу. В машину к Цзо сяду я...

Типпарат достала из сумочки книжку в пестрой обложке.

— Я в гостях у подруги. Хотите, почитаю вслух? «Человек с золотым ружьем» — красный шпионаж и в таком духе...

— А почему вы не интересуетесь, что произойдет дальше?

— Если вы спрашиваете действительно серьезно... — сказала она. — Мне бы не хотелось расставаться с верой в то, что вы не такой человек, роль которого взяли. Мне бы хотелось думать, что вы достойный человек. Вы таким мне показались еще на рынке Пратунам. Я сожалела тогда, что наше знакомство не состоялось.

— Что значит — достойный человек?

— Значит, не делать зла ради зла.

— Ради добра — можно?

— Как я, женщина, могу сказать «да» на этот общий вопрос, если видела вас с уже нацеленным и готовым выстрелить оружием? Одобрить убийство?

— Я иду своей дорогой.

— Я не собираюсь вас сворачивать. Верю, что ваши пути с этим человеком... Цзо только пересеклись... Я хочу верить, что вы боретесь ради добра! Но вы ведь один. Настолько один, что способны убить и невиновного. Не в том суть, что невиновной могла оказаться я. А в том, что другие люди за ничтожным исключением перестали для вас существовать. Вы присвоили право решать за всех. Вы преследуете зло. Это — нетрудно. Рискованно, и только. Но что для настоящего мужчины в этой стране риск? Повседневность... Попробуйте-ка сделать для людей добро! Я всего швея и не в состоянии привнести в этот мир доброту и порядок... Но неужели, хотя бы в мечтах, мир не может стать лучше, чем есть?

— Лучше, чем есть? — переспросил Палавек. — В мечтах? Это большая роскошь, госпожа Типпарат, — мечты. За них расплачиваются судьбой.

— Возможно, и судьбой... Так случилось, что средства на хорошую школу мне достались из воздуха. Японское отделение фирмы «Ямага» объявило конкурс на лучшую рекламу своих мотоциклов. Я написала на листке почтовой бумаги случайно пришедшую в голову фразу: «После изобретения колеса новое — только моторы «Ямага». Отправила. Девиз признали лучшим. Представитель фирмы в Бангкоке вручил мне чек в холле гостиницы «Ориентэл». Получила сразу несколько приглашений работать для рекламных роликов по телевидению. Мечта, ставшая явью, для четырнадцатилетней девочки из семьи подмастерья в пошивочной мастерской на окраине...

— И после этого вы решили заняться... этим моделированием?

Смех ее был спокойным.

— О, что вы! Училась и танцам, и пению. Выступала с эстрады в баре «Созвездия»... Как одевались девушки, которые туда приходили! Безвкусица с Запада заполонила все... Принялась моделировать, продала несколько фасонов. Пришел первый успех, а потом дело застопорилось. Приглашений от известных ателье я не принимала, это грозило кабалой. Своих средств на мастерскую нет...

— Вам... вам, — сказал Палавек, — сколько лет, госпожа Типпарат? Вы замужем?

— Двадцать семь. Не замужем... Был друг, но мы расстались, для моей профессии необходимо, чтобы муж был совершенно неревнивым.

— Не понимаю?

— За богатыми дамами к модной портнихе заезжают богатые мужчины. Пока ждут, всякое бродит в голове... Предложения, которые я получаю, почти не отличаются от тех, которые делаются певицам в баре «Созвездия». Майкл Цзо не исключение.

Вот он и напомнил о себе, подумал Палавек. Сделал вид, что засыпает.

...Еще до рассвета его разбудил голод. Чем они будут кормиться? Палавек пытался расслышать в темноте дыхание девушки. И в этот момент за окном между цементными стенами начал накатывать грохот тяжелых моторов. Всполохи фар полоснули по потолку и стенам. Барак дрогнул.