Хаджи-Мурат Мугуев - Кукла госпожи Барк

Ознакомительный фрагмент

– Почему?

– Личное дело капитана Красновой пять минут назад послано к генералу, по его приказанию.

– А-а… – сказал я. – В таком случае приезжайте сейчас ко мне.

– Вы плохо себя чувствуете? – обеспокоился майор. – Разрешите, товарищ полковник, я захвачу с собой и Краснову. Она поможет вам…

– Нет, приезжайте одни, Краснова сейчас не нужна. Я чувствую себя отлично, – закончил я, вешая трубку.

Спустя двадцать минут майор уже входил ко мне. Это был розовый, приветливый человек лет сорока, работавший до войны начальником поликлиники где-то в Закавказье.

– В чем дело, товарищ полковник? Чем провинилась Краснова, что привлекла к себе такое внимание? – обеспокоенно спросил он.

– Да вины никакой нет, но человек она новый, нам интересно ознакомиться с ее делом. Она сейчас в санчасти?

– Так точно… должна быть на работе. У нее прием.

– А скажите, товарищ майор, этот порошок «дигиталис» или что-нибудь другое? – подавая врачу порошок, оставленный Красновой, спросил я.

Начсанотдела развернул бумажку, понюхал содержимое ее и, недоуменно поднимая плечи, неуверенно сказал:

– Нет, что-то не похоже на дигиталис… тот порошкообразный, как, скажем, мука, а тут видны кристаллы.

Он еще раз внимательно оглядел порошок и чуть капнул на него из стакана. Запах горького миндаля разнесся по комнате. Майор воззрился на меня, на его лбу выступил пот.

– Ска-жите, – задыхаясь, спросил он, – этот порошок… оставила Краснова?

Я молча кивнул головой, продолжая глядеть на растерянное лицо майора.

– Да ведь это… цианкалий!.. Самый страшный яд!!! – вдруг закричал он. – Врач не мог так ужасно ошибиться… Значит… – И он в ужасе замолчал.

Я снова утвердительно кивнул головой. Майор тяжело опустился в кресло.

– Я сейчас позвоню в санчасть… – вскакивая с места, крикнул он. – Прикажу, чтобы ее задержали.

– Поздно, майор, думаю, что эта самая… – я подчеркнул, – «Краснова» уже далеко от вашего санотдела. Но все же звоните.

– …Капитан Краснова полчаса назад ушла, – доложил дежурный по санчасти. – На осмотр больного полковника… – И он назвал мою фамилию.

– Вот видите, – засмеялся я, хотя мне было совсем не до смеха.

– Если она найдется или случится что-нибудь важное, звоните на квартиру полковника, я нахожусь у него, – приказал майор и, вешая трубку, растерянно произнес: – Вот так дела-а!

У подъезда послышался шум останавливающейся машины, а спустя минуту в коридоре послышались шаги.

– Можно? – раздался голос, и в комнату вошел генерал в сопровождении капитана Аркатова.

– О-о, да вы выглядите просто превосходно, – пожимая мне руку, сказал генерал, – а по рассказам врача… – он иронически улыбнулся, – вам лежать и лежать.

– Красновой? – спросил я.

– Да, хотя, я думаю, она такая же Краснова, как я китайский богдыхан. Ну, майор, где ваш военврач? – обратился он к начсанотдела.

– Была в санчасти, но полчаса назад будто бы направилась сюда.

– Именно «будто бы»… Ну, ладно, не иголка в стогу, не потеряется, найдем ее… Итак, майор, вы сейчас силою вещей вовлечены в события, которые произошли вокруг вас. Для следствия необходимо, чтобы вы были немы и забыли то, что уже известно вам.

– Понимаю, товарищ генерал, можете быть уверены, – вытягиваясь по струнке, сказал начсанотдела.

– Вот личное дело этого врача: «Анна Александровна Краснова, 32 лет, уроженка Краснодара, из рабочей семьи… так… незамужем. Образование – Ростовский мединститут, кандидат партии с февраля 1941 года. Участие в войне – Западный фронт, терапевт медсанбата 29-й гвардейской стрелковой дивизии… Как видите, все по форме, ни к чему нельзя придраться. И характеристика из санупра фронта отличная, только… только, – приближая к глазам личное дело, повторил генерал, – карточка ее несколько неровно наклеена, чуточку как бы вкось… дайте-ка лупу, – и, разглядывая в увеличительное стекло документ, он сказал: – Да, так и есть, чуточку, на самую малость, на какую-либо чуточку, карточка наклеена вкось, и вот, глядите, буквы печати «…дейской стрелковой» чуть расплывчаты – ниже слов «пехотной дивизии»… – и, обернувшись к Аркатову, спросил: – Когда надеетесь найти эту особу, капитан?

– Самое позднее к вечеру, – сказал Аркатов, раскладывая на столе бумаги. – Хотя надо помнить, – взглянув на часы, сказал он, – что с момента ее ухода из санчасти прошло больше двух с половиной часов. Вино, как мы и предполагали, оказалось отравленным синильной кислотой. Вот анализ лаборатории, – закончил Аркатов.

– Разнообразная дама, – улыбнулся я.

– Как это? – не понял генерал.

– Вам – синильной, а мне вот оставила порошочек для усиления сердечной деятельности… – беря со стола пакетик, сказал я, – цианистый калий… Усердно уговаривала принять перед обедом. А предварительно пыталась инъекцию какую-то сделать…

Начсанотдела, бледный и растерянный, в ужасе слушал наш диалог.

– Какая негодяйка! Несомненно, гестаповская преступница, оставленная здесь, – наконец выговорил он.

– Ну, это наши органы выяснят дальше, а теперь, майор, возвращайтесь обратно в санчасть и, как только получите из сануправления фронта дополнительные данные о Красновой, немедленно же доложите мне.

– Слушаюсь! – поворачиваясь к выходу, сказал майор.

Громкий телефонный звонок раздался в комнате.

– Товарищ полковник, – послышался в трубке возбужденный голос, – у вас начсанотдела?

– У меня… Товарищ майор, вам звонят из санчасти.

Майор быстро взял трубку.

– Это я… что случилось? – взволнованно спросил он и вдруг закричал: – Нашлась!.. Краснова нашлась!

Мы переглянулись.

– Убита?! – еще громче закричал майор. – Найдена мертвой возле вокзала?.. – И, поворачиваясь к нам, сказал: – Дежурный офицер звонит…

– Отправляйтесь сейчас же в санотдел, узнайте подробности и доложите мне. Вы же, капитан, немедленно к месту происшествия, выясните все детали убийства, – распорядился генерал.

– Есть… – сказал Аркатов.

– Произведите дознание, а мы с полковником подумаем, что следует делать дальше.

Аркатов и майор вышли из комнаты.

– Закономерный конец. Ничего неожиданного. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить», – сказал я.

– Нет, я думаю, что тут сложнее, – задумчиво сказал генерал. – Здесь дело не в «мавре», тем более, что он и не сделал ничего… Мне интересно, что будет найдено на трупе.

– То есть? – спросил я.

– Подождем немного, – вместо ответа сказал генерал. – А сейчас займемся данными о людях, живших в сгоревшем «доме с привидениями».

– Если не ошибаюсь, маленький человечек называл имена своих соседей, инженера Градусова, какую-то Елизавету Львовну, ссылаясь на них, как на людей, которые тоже видели привидения.

– Вот данные о жителях сгоревшего дома, – придвигая ко мне бумаги, сказал генерал. – Инженер Градусов с семьей. Елизавета Львовна Коршунова действительно проживает в нем. Кого еще называл этот человек?

– Больше никого. Он был так жалок, беспомощен и смешон, так испуганно рассказывал о привидениях, что… – я запнулся, подыскивая нужное слово.

– …что вы даже пожалели его…

– Вот именно, – сказал я.

– А этот маленький, беспомощный, симпатичный человек, по-видимому, и является плавным звеном всей этой преступной цепи. Как вы себя чувствуете? Только говорите правду, – осведомился генерал.

– Совершенно здоров. Слабость как рукой сняло. События сегодняшнего дня излечили меня.

– Тогда попрошу вас, после того как вернется Аркатов, опросите жильцов дома номер сорок семь по Большой Спасской улице, в дальнейшем будем его называть просто «домом с привидениями». А вечером заезжайте ко мне. В двадцать два часа тридцать минут я буду вас ждать с уже обработанными материалами, – уходя сказал генерал.

Капитан Аркатов вернулся поздно.

– Ну-с, товарищ полковник, – присаживаясь к столу, сказал он, – давайте проверять нашу систему.

«Наша система» – это была неписаная, но уже ставшая привычной, традиция, заключающаяся в том, что мы, то есть коллектив работников, офицеров управления, начиная с генерала и кончая капитаном Аркатовым, люди, довольно долго работающие вместе, с целью проверки правильности выводов и прогнозов следствия, еще не рассказывая другому результатов проделанной работы, спрашивали его о том, что думает он и как он ведет данное дело. Это было нечто вроде своеобразной «военной игры», в которой шлифовалось воображение, проверялась и оттачивалась интуиция, шире развивалась деловая фантазия, раздвигались рамки психологического анализа. Это было полезное начинание, в котором ошибки и неверные выводы тут же исправлялись. Занятия эти велись по уговору – «не взирая на лица». Нередко и сам генерал выслушивал строгие, резкие суждения от остальных участников…