Стивен Хантер - Третья пуля

Ознакомительный фрагмент

— Имена я всё равно забуду, но звучит достаточно обычно. Обычно дела в столицах так и делаются. Рад, что встретилась со мной.

— Как бы я отказалась? Проверив немножко, я поняла, что если слухи хоть наполовину правдивы — то это всё равно что встретиться с Джоном Уэйном,[69] Тедом Уильямсом[70] и Оди Мёрфи[71] в едином человеке. Да и твоя дочь сказала, что ты настоящий плюшевый медведь.

Эту встречу с Кэти Рейли, московским корреспондентом «Вашингтон пост», организовала Никки, его дочь, телевизионный журналист, работающая в Вашингтоне.

Подошла официантка, и журналистка пробежалась по меню, которое состояло существенным образом из мяса с ещё мясом, некоторых других видов мяса, обычного мяса, необычного мяса и, конечно же, мяса. Кэти Рейли заказала мяса.

— Так ты работаешь на ФБР, верно? — спросила она.

— В каком-то роде. Так считает Никки, так считают русские. Но они также думают, что меня зовут Джерри Хоман и что я спецагент.[72] У меня есть все бумаги и дипломатические одобрения, подкрепляющие это. Я встречался с их человеком из министерства иностранных дел, работающим на ФБР, и он тоже считает меня тем, кем я представился.

— Ух ты. Работа под прикрытием! Это интригует. Так зачем же это всё?

— Вкратце — ко мне обратились с тем, чтобы я пригляделся к гибели человека в Балтиморе, сбитого скрывшейся машиной. Он только что вернулся из Далласа, где задавал кое-какие вопросы. Я поехал в Даллас и стал задавать те же самые вопросы. Тут и меня попытались сбить.

— Не получилось у них, как я погляжу.

— К счастью, я связался с агентом ФБР из Далласа, отличным человеком, с которым я работал раньше. Он согласился дать мне прикрытие как контрактнику, хоть я и был тем, кто принёс ему это дело. Держалось всё на соплях, но сработало. Тут выяснилось, что тот, кто пытался убить меня, оказался настоящим трофеем. Русский бандит, связанный с местной группировкой по имени… Из-май-лов-ска-я.

— Впечатляет…

— Хреново, э?

— Очень.

— Этот тип разыскивался московско полицией и Интерполом по всей Европе, и потому перебрался в форпост Из-май-как её там… империи в Кони-Айленде[73] и выполнял там дела как для них, так и сам лично подрабатывал. Так что говоря технически, я здесь для того, чтобы с русского конца найти тех, на кого он работал. Не на какую семью, а именно тех, кто нанял эту семью, давшую ему поручение, а также узнать — зачем это было сделано. У меня назначена встреча с высокопоставленным чином в русской криминальной полиции через несколько дней, так что, может быть, что-нибудь нарою. Со стукачами пообщаемся и всё такое.

— Поверь, ты не захочешь подходить ближе к измайловским парням, — сказала она.

— Я просто задам несколько вежливых вопросов и пойду своей дорогой. С местными связываться нет нужды.

— Звучит разумно. Я тебе скажу — и ты не слышал от меня этого — что олигарх Крулов тесно связан с измайловскими. Его враги обычно пропадают или оказываются сбитыми машинами, которые никто не находит.

— Крулов… — постарался запомнить Суэггер.

Прибыл обед. Это было похоже на мясо. Были ещё какие-то подозрительные овощи, которых Суэггер избегал и супы, в равной степени угрожающие. А вот съеденное животное действительно понравилось. Какой бы породы оно ни было, оно было мёртвым.

— Отлично, — сказал он.

— Никки сказала, что тебе нужна услуга. Похоже, что сейчас самое время. Мой муж в Сибири — нет, я не сослала его, он там освещает съезд нефтяников— так что я сейчас сама по себе. Могу сводить тебя куда-нибудь, представить тебя разным людям — если хочешь.

— Не думаю, что тебе стоит показываться рядом со мной. Это серьёзные люди. Поэтому я и просил встретиться после наступления темноты, ближе к дому и в публичном месте.

— Ты думаешь…

— Я не знаю. Но я знаю, что если мы роемся в делах русской мафии, то можем оказаться мёртвыми вдруг и сразу. У меня могут быть какие-то навыки, которые могут мне помочь выбраться из замеса, но ты вряд ли сможешь — если только ты не проходила подготовку в «Морские котики»,[74] в чём я сомневаюсь.

— Не проходила, если только это у меня из головы не выпало.

— Никки сказала, что ты хорошо говоришь по-русски и очень хорошо читаешь.

— Ну, на улицах я справляюсь, а читаю как местная.

— Я пытаюсь найти, где хранятся некие сведения. Копии тут не помогут, мне нужно видеть настоящие дела и нужно попытаться понять, не были ли они подделаны, а если были — то насколько и с какой целью. Надеюсь, ты прочитаешь их для меня. Или по крайней мере отсканируешь. Я надеюсь организовать это дело незаметно, так что тебе не грозит публичность. Возможно ли это?

— Думаю, да. Что ты ищешь?

— Русского Джеймса Бонда, — ответил Боб. — Около 1963 года. Я чувствую его. Узнаю его талант, его воображение, его волю, его решимость, его изобретательность. Он был их лучшим агентом, и в 1963 году он, возможно, провернул операцию века. Я в Москве ради него.

Это здание было такой же коробкой, но много большей. Кирпичной кладки не было видно под чем-то вроде жёлтой штукатурки. Около десяти этажей в высоту, со всей мишурой из начала двадцатого или, может быть, конца девятнадцатого века — колоннами, арками и каменными обрамлениями окон, а его плоская крыша была утыкана всевозможными антеннами. Гигантское здание занимало почти целый квартал, раскинувшись огромным куском недвижимости перед пустой круглой площадью в миле от другой площади, Красной.

— Оно, да? — спросил Суэггер.

— Как есть, во плоти. Или в жёлтой штукатурке. Источник зла, коварства, убийств, жестокости, заговоров, измен, мучений. Очень плохое место. Не стоит вести себя так, чтобы тамошние люди сердились на тебя.

— Ясно.

— Тут нет ничего военного, — сказал Михаил Стронский. — Только секретные агенты и шпионское дерьмо, игры в игры в игры. Вечно людей наё. вают.

Перед ними была Лубянка — бывший дом Чека, ГПУ, ОГПУ, МГБ, НКВД, КГБ и теперь ФСБ. Во время чисток многих доставляли сюда из роскошного отполированного отеля, в котором остановился Суэггер — «Метрополя». В тридцатых там останавливались разрушители и противники Коминтерна, а в подвалах Лубянки им стреляли в голову позади уха. Никто не знал, что делалось с телами. Может, они и сейчас там лежали.

— Трудно ненавидеть здание, — сказал Суэггер.

— Именно это — легко.

Стронский был крепко сложенным человеком с сердитым лицом, которое было настоящей картой неудач восточного блока. Глаза его были серого цвета, мрачные, под поседевшими волосами. Казалось, что сам он, мощный и ширококостный, легко мог раскрошить между пальцами алмаз или хотя бы расколоть его. Несмотря на медвежье тело и свои пятьдесят семь лет, двигался он с удивительной ловкостью. Они со Суэггером были в одном деле, но его подразделение называлось «Спецназ» и в Афганистане он довёл свой счёт до пятидесяти шести.

Американский писатель-оружейник, побывавший в России для того, чтобы ознакомиться с новой русской снайперской винтовкой КСВК калибра 12,7 мм,[75] встречался с ним и брал интервью, которое попалось на глаза Суэггеру. Боб связался с писателем, получил адрес электронной почты и рекомендацию, после чего пересёк океан и увиделся с тем, кто так же, как и он, ползал в высокой траве и был братом в деле одного выстрела на каждый труп, так же не раз проникавшим и уходящим, знавшим о некоторых вещах слишком много и никогда не рассказывающим о них. И Стронский слышал о Суэггере — всё-таки, их мир был тесен— так что эти двое сразу ощутили общность тех, кто убивали ради короля, в котором позже усомнились, потеряли много хороших друзей из-за причин, которые сегодня для всего мира ничего не значили, но всё же сберегли сложнейшее мастерство, которое никогда не устареет.

— С этой девчонкой порядок? — спросил Стронский.

— Ну, она не из моего круга, так что она не в игре. Я ещё не сказал ей всего — скажу сегодня. Но на вашем языке она читает как на родном, и…

— Я уже влюбился.

— … и она очень сообразительная и толковая. Не хотелось бы её пугать. Как и все американцы, она боится этого здания.

Они разместились в элегантном ресторане, иронично называвшемся «Шпион» (ирония в Москве была чем-то новым, как и капитализм), находившемся на площади Дзержинского в трёхстах ярдах от здания Лубянки. Их места были на балконе третьего этажа. Заказав блинцы, чёрную икру и холодные ломти сёмги, Суэггер попытался сохранить верность старой доброй воде, Стронский же накидался водкой.

— Мы тоже боимся этого здания. У меня был наводчик, мы работали в паре в горах. Толковый молодой парень, храбрый как чёрт, его звали Тиболоцкий. Он был против войны и открыто говорил об этом — его право, разве нет? Но кто-то стукнул в КГБ и парень исчез. Это неправильно, что упорные, смелые бойцы вот так запросто оказываются в камере или ещё что похуже. Потому-то я и ненавижу этих ублюдков.