Маргарет Трумен - Убийство в Верховном суде

— Секретность, Честер, вот в чем вопрос. Продолжение исследований требует полной секретности. В свое время, как тебе известно, мы опубликовали кое-какие закрытые материалы — те, что могли, вернее, не могли не опубликовать по Закону о свободе информации. Идиотизм, конечно, но выхода не было, к тому же мы их основательно подчистили. Но вот на днях ко мне поступила информация от… неважно от кого, скажем так, из надежных и высокопоставленных источников… что в цепи наших построений возникло, вопреки заверениям, слабое звено… Так вот, это слабое звено — ты, Честер.

— Очевидно, из-за сына?

— Вот именно, из-за сына, Честер. Это еще одно твое качество, которым я не устаю восхищаться: способность, вскрыв черепную коробку, сразу выйти на нужную область мозга, выражаясь фигурально. — Сток наморщил лоб, откашлялся: — Имеются вполне обоснованные опасения по поводу твоей картотеки, Честер.

— Откуда они возникли, интересно знать?

— Имеются, повторяю, опасения, что некоторые лица из твоего непосредственного…

— Кто-нибудь из членов семьи?

— Да, но не только. Выясняется, что и другие лица имели, по всей видимости, доступ к картотеке, позволяющий им при желании скомпрометировать нашу деятельность и репутацию.

— Мой сын убит, как тебе прекрасно известно, — резко произнес Сазерленд.

— Так он имел к ней доступ? Каким образом?

— К кому «к ней»?

— Да к картотеке по МКАЛТРА!

— Такой картотеки не было и нет, к твоему сведению.

— У меня другая информация.

— От кого?

— Из надежного источника.

— Я, понятно вам, я и есть самый надежный источник!

— Согласен, Честер, согласен. Мне твоего слова, право же, достаточно. Поверь мне, узнав о смерти твоего сына, я пережил огромное потрясение. Хотя мы виделись всего один раз, я по достоинству оценил его ум, эрудицию, хватку. Таким сыном мог бы гордиться любой отец. Я сам был бы счастлив назвать его своим…

Сазерленду стоило большого труда удержаться от резкости. Справившись с собой, он сказал только:

— Смерть Кларенса — огромная трагедия, невосполнимая утрата для всех нас, его родных и друзей. Сейчас мы стараемся в меру сил справиться с обрушившимся на нас горем. Поэтому, Билл, если нет ко мне дальнейших вопросов, я, с твоего разрешения, поеду домой, к семье.

Выйдя из-за стола, Сток обнял его рукой за поникшие плечи.

— Не сердись, Честер. А мне поделом — нечего бередить незажившую рану. У меня нет на это никакого морального права, даже если речь идет о вопросах национальной безопасности. Мной движет лишь долг — я должен заблаговременно укрепить все слабые места. Ты для нас свой человек, ты, я уверен, меня поймешь.

— Безусловно, Билл. Благодарю за обед. Был рад видеть тебя в добром здравии.

Сток нажал кнопку у себя на столе, не снимая руки с плеча, проводил Сазерленда до двери.

— Ты думаешь, я запамятовал, Честер? О нет, я прекрасно помню день и час, когда состоялся наш прошлый разговор на ту же тему. Сегодняшний, обещаю тебе, будет последним. И все же спрошу на прощание: ты утверждаешь со всей ответственностью, что не имеешь собственной копии картотеки МКАЛТРА?

Положив ладонь на ручку двери и открывая ее, Сазерленд посмотрел Стоку в глаза и произнес тихо, отчетливо, без всякой интонации:

— Да, утверждаю. Копии картотеки не существует. Желаю успеха в стрельбе по тарелкам. — И шагнул за дверь кабинета.

Глава 17

Из девяти верховных судей в Большом конференц-зале сидели восемь. Не хватало Темпла Коновера, но он заранее предупредил о легком недомогании, пообещав явиться во вторую половину дня.

Первым свои аргументы за Иллинойс в деле «Найдел против штата Иллинойс» излагал сам Джонатан Поулсон. Впрочем, в большей части своего выступления он просто-напросто повторил положения памятной записки — объемистого документа, переданного другим судьям еще в начале текущей недели. Записка была в высшей степени характерной для Поулсона — многословной, рассеянной по мысли, с ненужными длиннотами и не относящимися к делу отступлениями. Словом, ей недоставало ясности и четкости письма и мышления. Так, во всяком случае, оценили ее почти все сотрудники, так и охарактеризовали ее судьям, с чем те, ознакомившись с ее содержанием, охотно согласились.

Особенно досадным для некоторых судей оказалось в записке стремление Поулсона любой ценой добиться единогласного решения судей по обсуждаемому вопросу, что позволило бы вооружить суды низших инстанций по всей стране составленными в сильных выражениях однозначными руководящими разъяснениями на сей счет. Как бы между строк в записке прочитывалось личное мнение самого Поулсона о том, что в данном деле не так важно объективно представить факты, характеризующие, с точки зрения каждого отдельного судьи, его юридическую позицию, как отразить отношение резко выступающей против абортов нынешней администрации, которая, в свою очередь, отражает высоконравственные взгляды нации в целом. «Смеху подобно, — прокомментировал своим сотрудникам линию Поулсона один из судей. — Есть дела, которым единство мнений противопоказано. Это как раз тот случай».

Судя по выступлению Поулсона, он думал иначе. Следующим обычно высказывался старший судья, но из-за отсутствия Коновера его очередь пришлось пропустить. Далее один за другим излагали свои взгляды на дело «Найдел против штата Иллинойс» другие судьи, основываясь как на отзывах, представленных сотрудниками, так и на соображениях, ранее высказанных в порядке устной аргументации в открытом заседании.

— Мне совершенно непонятно, по какой причине мы упорно рассматриваем данное дело в гораздо более широком контексте, нежели собственно юридический, — говорила судья Тиллинг-Мастерс. — Если уважаемые члены суда замыслили дать всеобъемлющее толкование вопроса об абортах с юридической, философской и нравственной точек зрения, то строить его на деле «Найдел против штата Иллинойс» нельзя, нерационально. Я утверждала это с самого начала — потому и голосовала против принятия его на пересмотр.

— Согласен, — поддержал ее со своего места у двери Морган Чайлдс. — Дело слишком узкое, у него нет судебной перспективы. Приняв его на пересмотр, мы фактически взялись дать ответ, вправе ли федеральное правительство указывать штатам, как им поступать с собственными бюджетными отчислениями на здравоохранение. Но мы же не федеральный бюджет обсуждаем — речь-то идет о деньгах штатов! — Он взял со стола один из груды заложенных на нужных страницах юридических справочников и зачитал решения по ряду предыдущих, сходных, на его взгляд, дел. — Отсюда я лично делаю вывод о неоспоримом праве штата Иллинойс самостоятельно определять политику в области им же финансируемого медицинского обслуживания. Разумеется, если это ведет к ущемлению прав отдельной личности, то в деле возникает новый аспект, но в данном случае ничего подобного я не усматриваю.

Поулсон закивал головой, выражая горячее одобрение:

— Ну что, приступим к предварительному голосованию?

Голосовали поочередно, начиная с председателя. В результате голоса разделились поровну: четыре против четырех.

— Должен сразу же информировать вас, что такой исход голосования неприемлем, — объявил Поулсон и тут же принялся вновь излагать свои взгляды, но его неожиданно прервал судья Рональд Файн — худой старик с профессорской внешностью, по стажу работы в Верховном суде уступавший лишь Темплу Коноверу и с ним же заодно голосовавший по большинству социальных вопросов.

— Послушайте, председатель, — сказал он спокойным, размеренным голосом с южным акцентом, — мы только что провели предварительное голосование по делу, не так ли? Выяснилось, что решающий голос остается за судьей Коновером, причем я уверен, все мы… в общем, как бы это сказать, более-менее представляем себе, как проголосует старший судья.

Поулсон и сам прекрасно понимал правоту Файна, но не в его правилах было уходить с совещания, оказавшись в меньшинстве.

Файн между тем перешел от слов к делу:

— С вашего позволения, я тотчас же свяжусь с судьей Коновером, проинформирую его о результатах голосования.

— Сделайте одолжение, — согласился Поулсон, которого внезапно захлестнуло горячей волной нетерпение: ему остро захотелось поскорей вернуться в тишь и покой своего кабинета.

При полном молчании остальных судей Файн позвонил Коноверу:

— Да, судья Коновер, таковы результаты голосования… Что вы сказали?.. Ну, разумеется. Я сейчас передам эту информацию судьям… Одну минуту, не вешайте трубку, с вами хочет поговорить председатель. — Он передал трубку Поулсону.

— Алло, Темпл? Как вы себя чувствуете… А-а, прекрасно, отрадно слышать. Так вы, стало быть, голосуете за Найдел?.. Да, понимаю, но не разделяю. Как только объявитесь после обеда, зайдите, пожалуйста, ко мне — надо поговорить… Да, да, спасибо.