Код Адольфа Гитлера. Апрель - Владимир Иванович Науменко

не желают развития таких событий, когда мои войска займут оборону в Альпах.

Геринг: Мой фюрер! Как вы убедились, военные бессильны остановить неблагоприятный ход событий. Я как рейхсмаршал мог со своими лётчиками организовать в Альпах неприступную крепость.

Гитлер: Что ты предлагаешь, Герман?

Геринг: Я хотел бы знать ответ на вопрос: кто поедет в Берхтесгаден: я или Коллер?

Гитлер: Едете вы, Герман. Коллер остаётся здесь. Я всегда знал, что мои генералы бездарны. Как можно воевать с такими генералами? Все свои надежды теперь я возлагаю на дипломатию.

– Да, мой фюрер. – Как только Гитлер умолк, слово взял Риббентроп.

– Военные бессильны справиться с критической ситуацией. Теперь настал черёд моих дипломатов взяться за дело и немедленно начать переговоры с Эйзенхауэром и Монтгомери. В ближайшие дни я найду каналы, способствующие выходу из этого тупика.

Надежда и интерес засветились в глазах Гитлера:

– Да, да, Риббентроп. Запад поймёт, что с нашей гибелью настанет их черёд. Лавина орд Сталина сметёт их цивилизацию. Война и уничтожение были мне необходимы, чтобы восстановить основы миропорядка. 18 апреля я дал свою санкцию генералу Вольфу на эти переговоры с Даллесом. В далёком 33-м я лично встречался с ним, но мы так и не договорились. Пока англичане и американцы молчат, всё боятся Сталина, медлят с решениями. Ведь они знают, что я антисемит, смертельный враг всего марксистского мировоззрения, пангерманец.

И тут в комнату совещаний вошёл моложавый военный.

Гитлер: Монке? Вы пришли!

Монке: Да, мой фюрер. Я не мог оставить бункер.

Гитлер: Вот моё решение друзья. Отныне линия фронта, согласно плану «Клаузевиц», проходит через Берлин, а вас, Монке, я назначаю руководить обороной правительственного квартала. Я остаюсь в Берлине и только в самый последний момент вылечу из него на юг, в Альпийскую крепость. Всё руководство рейха я поделил на три группы. Я приказываю остаться в Берлине доктору Геббельсу, Борману, Фегеляйну, Кребсу, Фоссу и Мюллеру. Военное руководство ОКВ, – Кейтель и Йодль, – направляются на новую штаб-квартиру, что северо-западнее Берлина. Второй группе во главе с фельдмаршалом Кессельрингом передаётся высшая военная власть и право руководить делами правительства на юге Германии. Третья группа, конкретно гросс-адмирал Дёниц, перебазируется руководить севером рейха. Гиммлер и Риббентроп направляются в Шлезвиг. Они должны склонить США и Британию к дипломатическому разрешению конфликта. Вы все знаете, что до недавнего времени рейхсфюрер СС был командующим группой армий «Висла». Поэтому, Фегеляйн, направьте Гиммлеру моё предписание, чтобы он направил все войска, что находятся в Западной Померании и Мекленбурге, к Берлину.

Фегеляйн: Будет сделано, мой фюрер.

Гитлер: Это хорошо, что вы такой исполнительный, мой милый шурин. Слава богу, что Берлин обстреливает не дальнобойная, а советская полевая артиллерия. Геринг!

Геринг: Я слушаю, мой фюрер!

Гитлер: Передайте генералу Коллеру моё требование, чтобы люфтваффе уничтожила батареи русских дальнобойных орудий.

Геринг: Генерал Коллер, – я вас уверяю, мой фюрер, – выполнит ваше требование.

Гитлер: Вот и славно. На сегодня всё.

Борман: Господа! Вы свободны.

Гитлер срочно вызвал Мюллера в рейхсканцелярию. Перед входом в фюрербункер Мюллер наблюдал двух часовых из лейбштандарта СС «Адольф Гитлер», безупречно преданных вождю и ради него готовых на всё. Мюллер всякий раз, когда он как старый друг посещал Гитлера, восхищался монументальным подъездом рейхсканцелярии, который выходил на Фоссштрассе. Он с благоговейным чувством останавливался перед желобчатыми колоннами, что были установлены перед ним, и долгое время молчал, прежде чем войти в здание. Путь Мюллера пролегал через лабиринт комнат, соединенных между собой узкими проходами и разделённых лишь тонкими стальными дверями. Он остановился у кабинета рейхсляйтера. И тут открылась дверь, появился Борман. Нахождение Мюллера в фюрербункере основательно испортило настроение Борману. Чего скрывать? То же самое в отношении этого коренастого человека с бычьей шеей, втёршегося в доверие к Гитлеру, испытывал и Мюллер. Но приказ есть приказ, и тот сопроводил Мюллера к Гитлеру. Остановившись у входа в кабинет, Борман, прежде чем Мюллер вошёл в него, ненавязчиво напомнил:

– Прерогативы партии, Генрих, неподконтрольны рейхсфюреру СС. Запомните это раз и навсегда.

– Я, рейхсляйтер, человек простой, открытый для контакта с людьми, – простодушно ответил Мюллер. – И интересы как партии, так и государства превыше всего.

Гитлер под взгляд Бормана встретил Мюллера тёплым рукопожатием и рукой указал на стул. Сам кабинет не превышал 11 метров, здесь Мюллер увидел небольшой диван против входа, стол посередине и два полукресла; в углу обнаружилась тумба со стоящим на ней радиоприёмником. Возле стены, отделяющей кабинет от приёмной, висел портрет короля Фридриха, и здесь покоился личный сейф Гитлера. Мюллер не по слухам знал, как до него уже многие годы безуспешно пытался добраться Гиммлер. Когда Борман покинул кабинет и медленным шагом побрёл по коридорам рейхсканцелярии к своему кабинету, Гитлер тихим голосом сказал Мюллеру:

– Генрих, я смотрю на партию с большой сдержанностью и недоверием, но Борман есть Борман. Тень фюрера. Как вы планируете вырваться из Берлина, Мюллер?

В вопросе Гитлера опытный ищейка Мюллер ощутил подвох.

– Мой фюрер! – заговорил Мюллер. – Русские солдаты озверело рвутся вперёд, они неуклонно подбираются всё ближе и ближе, и скоро в центре Берлина развернётся битва не на жизнь, а на смерть.

– Ты, как всегда, прав, Мюллер! – ответил Гитлер. – Но я опасаюсь не столько берлинских улиц, сколько этого подземелья. Через неделю-две всё будет кончено. Конец близок,