Роберт Ладлэм - На повестке дня — Икар

— Говорят, будто он участвовал в захвате самолета компании TWA в Бейруте. Однако, кроме фотоснимка, никаких свидетельств нет. Его имя до сих пор не раскрыто.

— Нассир, Зайя Ятим, Синий, Белый... Четверо. Вполне достаточно.

— Для чего?

— Для того, что я намерен предпринять.

— Подумайте хорошенько, прежде чем на что-то решитесь, — сказал врач, наблюдая, как Эван натягивает тюремные штаны с эластичной резинкой на поясе. — Ахмата, между прочим, раздирают противоречивые чувства. Вы ведь и для нас тоже приносите себя в жертву, а не только ради американских заложников. Он обеспокоен и хочет, чтобы вы это поняли.

— Передайте ему, что я сам себе не лиходей. Да и не такой уж я дурак! — Кендрик надел серую рубаху, сунул ноги в жесткие кожаные сандалии — типичную обувь в арабских тюрьмах. — Если пойму, что моя жизнь под угрозой, попрошу помощи.

— Не успеете и рта раскрыть, как они прикончат вас.

— А-а-а! — Эван залихватски махнул рукой. — Давайте условимся вот о чем. — Он обвел взглядом комнату, увидел рентгеновские снимки, подвешенные на струне. — Я громко скажу: «Эти фотопленки тайком вынесли из посольства». Подойду к унитазу и выкрикну эту фразу, и тогда пусть охранники немедленно меня выручают.

— Эти фотопленки тайком вынесли из посольства... — повторил Амаль Фейсал. — Так?

— Да! А теперь хорошо бы охранникам раззадорить заключенных. Пусть в камере станет известно, что Амаль Бахруди, лидер исламских террористов в Восточной Европе, арестован здесь, в Омане... Блестящее исполнение моего замысла султаном Ахматом непременно поможет мне осуществить задуманное. Я собираюсь завоевать доверие террористов.

— Но султан совсем не это имел в виду.

— А я как раз это! Расположу террористов к себе и с их помощью достигну цели.

— Это несерьезно! — возразил врач. — Можно замышлять все, что угодно, осуществлять задуманное, но мы не в состоянии обеспечить вашу безопасность, хотя тюрьма и охраняется солдатами. Невозможно предугадать, что у того или иного солдата на душе, тем более что, как известно, чужая душа — потемки. Вы прекрасно знаете, что происходит ежевечерне у ворот американского посольства. Не всякий араб в джелабе, да хоть и в военной форме, испытывает дружеское расположение к Америке.

— Ахмат говорил мне о том же самом. Намекал, что иногда нелишне посмотреть человеку прямо в глаза.

— Тут султан прав, ибо глаза считаются зеркалом души. Но не следует забывать, что мы все не без греха, что все имеют право на ошибку, принимая порой желаемое за действительное и наоборот. Представьте на секунду, просто представьте, что КГБ принимает решение еще больше усложнить ситуацию и сообщает на весь мир: «Амаль Бахруди мертв, а тот, кто действует под его именем, самозванец». Тут уж не останется времени для выкриков возле унитаза... — Ахмату следовало бы раньше подумать об этом.

— Вы к нему несправедливы! — Амаль Фейсал повысил голос. — Он хотел, чтобы в городе поползли слухи о том, что поймали международного террориста под имени Амаль Бахруди, чтобы простые горожане подтвердили это, говоря, что многие из них были свидетелями этого события. Султан намеревался вызвать смятение в рядах террористов в посольстве. Ведь слухи, как известно, быстро распространяются. А о том, чтобы использовать вас для внедрения в их организацию, и Речи быть не могло!

— Хорошо! А скажите, случился бы весь этот водевиль на Вади-эль-Кебир, не окажись я вовремя под рукой?

— А никто на вас и не рассчитывал! — спокойно сказал врач. — Вы просто ускорили события, только и всего. Молву о поимке Бахруди мы планировали озвучить ранним утром у мечети Кор. Как раз перед первым салятом!Подобно новостям о прибытии в порт судна с дешевой контрабандой, весть молниеносно распространилась бы по городу. Таков был план, и ничего более того.

— Тогда, как говорят юристы, произошла бы элементарная подмена тезиса! Очень остроумно!

— Я доктор, к вашему сведению, а не юрист, — пожал плечами Амаль Фейсал.

— Это верно, — заметил Эван. — А султан, кажется, хотел «обсудить» со мной роль Амаля Бахруди. Или я ошибаюсь? Интересно, куда бы завела нас эта дискуссия?

— А он, между прочим, тоже не юрист.

— Жаль! Чтобы соответствовать своему положению, ему не следует выпадать из правового поля, — бросил Кендрик. — Мы теряем время, доктор. Мне нужны ссадины на скуле, на подбородке... И плечо располосуйте! Забинтуйте потом, только кровь не вытирайте.

— Не понял! — Амаль Фейсал уставился на Кендрика.

— О Господи, чего тут не понять? Я бы вас и просить не стал об этом одолжении, но думаю, сам не сумею.

Двое солдат потянули на себя тяжелую стальную дверь, а третий втолкнул окровавленного арестанта в камеру. Не удержавшись на ногах, тот с грохотом растянулся на бетонном полу. Двое заключенных бросились к нему и стали поднимать. Остальные столпились у двери и принялись горлопанить, выкрикивая ругательства.

— Кале балак![26] — рявкнул новенький и вскинул левую руку, как бы намереваясь отстранить одного из помощников, в то же время, вложив в прямой удар кулаком правой всю свою силу, разбил нос второму — обнажившему в гримасе боли гнилые зубы молодому парню. — Клянусь Аллахом, сверну башку всякому, кто дотронется до меня! — добавил он с угрозой в голосе.

Спустя минуту Кендрик поднялся в полный рост. Он казался гигантом среди арестантов, окруживших его.

— Нас много, а ты один! — просипел гнилозубый. Он прижимал к носу грязную тряпку, стараясь остановить кровотечение.

— Ах ты, сучонок! — крикнул Эван, откинув бросившегося к нему вертлявого арестанта ударом ноги в пах, отозвавшемся в левом плече острой болью. — А кому вломить по рогам? Подходите...

Как говорил архитектор Эммануил Вайнграсс, удалось сориентировать строго горизонтально еще пару объектов.

— А ведь ты нарываешься! — От толпы, галдящей у дверей, отделился приземистый мордоворот с всклокоченной гривой сальных волос и, набычившись, направился к Эвану.

— Молодой человек, не напрягайтесь! — произнес конгрессмен от девятого округа штата Колорадо. — Прошу вас! Мне необходимо кое о чем поразмыслить, поэтому оставьте меня в покое. Обращаю внимание присутствующих, я прошу по-хорошему.

— Обращаю внимание присутствующих на то, каким образом я сейчас предоставлю ему возможность поразмыслить! Лохматый остановился в метре от Кендрика. Эван выставил вперед правое плечо и сказал с оттенком мрачной почтительности:

— Ты у меня поговоришь! Ты еще пожалеешь, что вообще говорить научился.

Ну, байдарочник и горнолыжник, обратился он мысленно к самому себе, придется продемонстрировать окружающим, в какой вы форме. Жаль, мистер Свонн не увидит!

— В любой борьбе, — начал Кендрик свой мастер-класс громким голосом, — в классической и в вольной, в любых национальных единоборствах различают... — Он подскочил к лохматому. — Что различают? — выкрикнул Эван. — Захват и бросок, дуралей! Вот так — захватил за правую кисть, вывернул ее, бросок через себя и мордой о табуретку. Все видели?

Лохматый лежал ничком на полу и не двигался.

— Теперь завершающий удар по позвоночнику... Нейтрализующий. Длительно нейтрализующий... — Кендрик с силой пнул патлатого. — Отдохни, полежи. — Он еще раз пнул его по коленной чашечке. — Я — это я! — закончил Кендрик показательное выступление.

— "Я — это я", видите ли! — передразнил Эвана молоденький парнишка с заячьей губой. — Наслышаны мы о тебе...

— Наслышаны, это точно! — вмешался пожилой террорист с волнистыми волосами. — Охранники прямо зашлись от гордости, объявили на всю камеру, мол, поймали Амаля Бахруди, самого Бахруди. Но лично я не вижу ничего особенного. Явился... Заждались мы тут тебя.

Кендрик покосился на дверь. Толпа заключенных не переставая галдела.

— Меня прислали в Маскат с важным заданием. А я вот попался! Надо хорошенько подумать, как поступить, что предпринять.

— Ты нас на понт не бери! — сказал тонкогубый террорист, от которого несло мочой. — Сдается мне, что ты провокатор. Думать ему, оказывается, мешают, а сам так и зыркает... Выискиваешь, кого поставить к стенке первым?

— Не так громко, дурила! Будто мне больше делать нечего. — Кендрик повернулся и направился к окну, забранному в решетку из толстых железных прутьев.

— Не так быстро, умник! — донесся до него хрипловатый голос, едва различимый среди гвалта.

Кендрик оглянулся. К нему шел коренастый бородач.

— Это ты меня умником назвал? — спросил он, чтобы что-то сказать.

— Тебя, хотя ты мне и не по нраву. Ты почему нас унижаешь? Ишь какой умный выискался!

— Да, я умный! Мне это многие говорили, — хмыкнул Эван. Он подошел к окну и взялся обеими руками за решетку.

— Повернись! — приказал бородач.

— Повернусь, когда захочу, — отозвался Кендрик.