Николай Богачёв - Крах операции «Тени Ямато»

Вызванный к прямому проводу Гитлер все еще не возвратился, когда, сильно хромая, в кабинет вошел рейхсминистр пропаганды Германии доктор Геббельс. Увидев Геринга, он направился к нему и сел рядом. Затем, минуту спустя, появился министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп. Всегда надменный и тщеславный, он и теперь постарался занять кресло поближе к председательскому, рядом с фюрером.

Вот (наконец-то!) в зал заседаний явился сам, как успели заметить все присутствующие, чем-то взволнованный, но старающийся выглядеть спокойным Гитлер. Правая его рука была заложена за борт френча, взгляд, направленный поверх голов куда-то вдаль, казался отсутствующим. Едва приблизившись к столу, он вновь заговорил, заканчивая прерванную речь.

Будучи явно психически неуравновешенным, Гитлер, однако, в критические моменты мог взять себя в руки — несмотря даже на самые неблагоприятные обстоятельства. Вот и сейчас, получив при телефонном разговоре с Моделем и Манштейном неприятные известия, он, пока направлялся в кабинет, вполне овладел собой. Одна только необычайная бледность лица выдавала его волнение.

— Господа! — сказал он очень спокойно и тихо. — Некоторые неприятности, происшедшие на фронте в результате просчетов нашего генералитета, не должны нас особенно удручать…

Услышав такое, с позволения сказать, успокаивающее начало в речи фюрера, больше всех почему-то забеспокоился начальник оперативного управления генштаба Йодль. Все эти бесконечные, а в последнее время ставшие еще и на редкость велеречивыми россказни главаря стаи все больше и больше стали раздражать профессионального вояку. Ему давно уже осточертели все эти «тафельрунде» — доверительные беседы у камина фюрера, на которые собиралась государственная верхушка, к числу которой имел честь принадлежать и он, Йодль.

О том, чтобы от таких вечеринок уклониться, пренебречь подобного рода «монаршей» милостью, не могло быть, конечно, и речи, и он, Йодль, вынужден был без конца скучать, притворяясь польщенным и счастливым.

Мучения, быть может, большие, чем у кого бы то ни было из присутствующих, у Йодля объяснялись еще одним, весьма личным и интимным обстоятельством: будучи вегетарианцем, а также вынужденный, из-за перенесенного в молодости венерического заболевания, воздерживаться от употребления спиртных напитков, он не имел возможности, наравне с другими гостями, что называется, хорошо, в мужской компании кутнуть — с удовольствием пропустить одну-две стопки шнапса и шикарно, по-гамбургски, закусить бифштексом или ростбифом с кровью.

К тому же теперь, на исходе пятого года войны в Европе, разглагольствования Гитлера все больше походили на сетования и причитания смертельно больного человека, чем на высказывания государственного деятеля, у которого имеются хоть какие-нибудь реальные перспективы.

И уже многие, очень многие из приближенных Гитлера стали кое-что понимать. Многим, очень многим стало ясно, что свет бывших великих и ослепительных удач в бесконечно длинном мрачном тоннеле мировых авантюр вновь уже не блеснет никогда, что ход событий неотвратимо заведет их всех в такой лабиринт, из которого нет выхода и где все кончится неминуемым крахом.

Сейчас уже государства — противники рейха диктовали Германии свою волю, и поэтому никакие абстрактные рассуждения не могли отвлечь внимание от того очевидного факта, что стратегическая инициатива на всех фронтах утрачена гитлеровской военщиной навсегда и что невозможно найти какое-либо решение, чтобы в корне изменить сложившуюся обстановку.

Даже у ближайших его сподвижников продолжалось падение веры в вождя рейха, дошедшее до такой степени, что возник военный заговор против Гитлера, ставивший своей целью устранение фюрера как «отца нации», чтобы таким образом, не изменяя существа гитлеризма, спасти себя и заодно статус фашистской Германии.

Все это стало возможно лишь потому, что зарвавшиеся фашистские заправилы пуще врагов боялись собственного народа, который в момент нависшей над страной смертельной опасности мог отказать им в доверии. Это явилось бы настоящей катастрофой для них — не только в смысле идейном и идеологическом, но и в прямом, физическом значении этого слова, то есть закончилось бы их гибелью от руки карающего исторического возмездия.

— То, что я сейчас вынужден вам сообщить, — сказал Гитлер, — имеет строго конфиденциальный характер. Вне стен этого кабинета никто и никогда знать об этом не должен. Передаваемое Японии оружие самого секретного характера, ФАУ-1, создаст ей условия для решительной победы не только над Великобританией и США, но и на всем Дальнем Востоке.

Однако не следует нам забывать и о своих интересах. Я имею в виду прежде всего отобранную у нас по Версальскому договору построенную нами на Шаньдунском полуострове континентального Китая военно-морскую базу Циндао. Вам, Риббентроп, необходимо немедленно засесть за составление меморандума японскому правительству с хорошо аргументированной просьбой о возвращении нам этой базы. В связи с начавшимися беспрерывными бомбардировками метрополии положение японцев крайне осложнилось. На возврат базы они должны пойти без каких-либо предварительных условий. Мне бы хотелось, господин министр иностранных дел, чтобы в изысканных тонах вы объяснили правительству их божественного императора, что Гонконг также был отдан нам в порядке военного приза в частичное возмещение наших затрат по ведению военной кампании с Англией. Надо думать, что на возвращение и этой базы они тоже пойдут. Использование трудностей союзника, господа, вовсе не является с нашей стороны какой-то чрезвычайной мерой или вымогательством, впрочем называйте подобные сделки как вам будет угодно, только не пытайтесь, ради бога, даже мысленно подменять их суть, Я же считаю, что мы попросту возвращаем то, что нам всегда принадлежало по праву и будет принадлежать всегда… И еще, господин Риббентроп, передайте послу Ойгену Отто от меня лично требование, что по этим вопросам никаких переговоров, тем паче торговли в лучших образцах европейской плутократии, у нас, арийцев, быть не должно.

— Яволь, мой фюрер, будет исполнено!

— Желаю вам, Риббентроп, успеха в этом начинании по реализации наших жизненных планов на Дальнем Востоке! К составлению меморандума привлеките востоковедов — чтобы все было высказано в стиле азиатском и ни в коем случае не задевало самолюбия японцев. Фюрер, скажите им, дескать, надеется, что правительство микадо с превеликой радостью сделает все, что требуется в интересах германского рейха.

Гитлер сделал небольшую паузу и после некоторого раздумья сказал на прощанье:

— Вы свободны, мой друг. Еще раз желаю вам успеха! До свидания.

Когда Риббентроп удалился, Гитлер продолжил речь.

— После того, как мы займем Индию, Средний и Ближний Восток, Африка сама падет к нашим ногам, как перезревший тропический плод. И вот тогда мы, — взгляд Гитлера вновь стал отсутствующим, вперившимся в некое отдаленное пространство, — и вот тогда мы вплотную займемся Азией. Я хочу дать вам ясную перспективу на ближайшее будущее в нашей совместной борьбе. Юго-Восточная Азия, и вообще весь этот континент, должна превратиться для нас в неиссякаемый источник бесплатной рабочей силы и тем самым создать ту степень благоденствия для германской нации, которую предначертало ей провидение! Господа! — Голос Гитлера вновь окреп и зазвучал патетически. — В минуту тяжелых испытаний нам необходимо использовать любую возможность, в том числе и союз с азиатами, чтобы сокрушить общего врага. Вот почему я решил поделиться с ними сокровенными секретами рейха — в планах по совместному использованию «оружия возмездия». Японию и временно занятые ею территории надо использовать в полной мере как предмостное укрепление против англоамериканской плутократии. Это, как говорят французы, «тет-де-пон» — временная оборонительная позиция, создаваемая с целью прикрытия наших истинных целей.

Гитлер, сжимая кулаки и судорожно поднося их к подбородку, все больше входил в раж.

— Японские острова, континентальный Китай и Юго-Восточную Азию, вернее их население, путем селекции мы превратим в колониальные муравейники — скопления наших рабов! Да-да! Господа, мы вырастим такой тип азиатов, который будет нашей медоносной пчелой, существующей лишь в качестве сборища «меда». Осуществление этого замысла явится одним из оснований той гигантской платформы, на которой будет покоиться всестороннее благоденствие и процветание чистокровных арийцев, то есть немецкой нации, живущей в условиях тысячелетнего Третьего рейха. Еврейству, цыганам, славянам и прочим народам низшей расы не должно быть места на земле. Полное их уничтожение — вот та воистину историческая миссия, которую на нас возложила сама история!