Прививка болью - Геннадий Ингринов

за, как минимум, недельным запасом продуктов. Радиоактивный язык, который полз в сторону Венеции, запутался в альпийских складках. На карте он превратился в размазанную кляксу между горных массивов. Похоже Венеция и соседняя Падуя могут пока расслабиться.

Перебивая информацию о радиоактивном облаке, по телевизору все утро шла хроника погромов. Картинка постоянно менялась. Трансляции шли из разных городов Европы. Но происходило везде примерно одно и то же. Разбитые стекла. Перевернутые машины. Дым. Толпы людей на площадях и улицах. Где-то полиция пытается вмешиваться, но как-то вяло. Крупно показали перевернутый полицейский микроавтобус. Вот толпа взяла в кольцо полицейский водометный грузовик. Десятки человек бьют по бортам и зарешеченным стеклам палками, прутьями, камнями. Кто-то пытается засунуть в колеса большую доску. Вот картинка выхватывает тело у бордюра в длинной коричневой одежде. После этого опять облако. Паника в Цюрихе, Мюнхене, Праге, Вене. Мнение экспертов. И так по кругу.

Ольга, сидя на подоконнике записывала на лист бумаги перечень продуктов, проговаривая вслух каждый пункт. Керим со Светой подкидывали идеи сидя на кровати. Дима возился с ребенком на полу. Вспоминая что еще нужно не забыть купить, Ольга рассеяно посмотрела в окно.

— Ничего себе!

— Чего там? — откликнулся Дима с пола.

— Иди посмотри.

По дороге из центра города в сторону отеля шла толпа. Масса людей двигалась прямо посреди дороги. Дорога и раньше не была сильно нагруженной, сейчас вообще практически вымерла. Случайный Ситроен, издалека увидев толпу, свернул на боковую улицу. Издалека это было похоже на черную жирную змею, которая ползет прямо в отель. В голове змеи шло несколько сотен человек плотным строем. Дальше плотность людей была меньше. Толпа распадалась на группки. Было похоже, что многие идут из любопытства и в случае чего или улизнут, или сделают вид, что не имеют отношения к основной группе. Над дорогой неслось скандирование. Когда несколько тысяч человек что-то скандируют, это впечатляет.

Все в комнате прилипли носами к стеклу. Даже ребенок залез на подоконник и смотрел в окно. Толпа приближалась. Дмитрий почувствовал, как ледяная волна прошла от затылка через все тело к подошвам.

— Пап, а куда они идут? — дернула Алиса отца за рукав, — Они что, сюда идут?

Ответа не было. Все окаменели. До первых идущих оставалось не более двухсот метров. Что делать? Бежать? Пока обуемся, добежим до лестницы, спустимся с четвертого этажа, как раз выскочим из дверей прямо перед толпой. Сидеть здесь? Может они вообще ни в отель идут? Даже если в отель, не будут-же они все двери ломать? Или будут? Где полиция вообще? Что мы им всем сделали? Так нельзя! Этого не может быть!

В номере повисла свинцовая тишина. Похоже, все даже дышать перестали. До поворота к отелю оставалось менее ста метров. Теперь уже точно поздно куда-то бежать. Может забаррикадировать дверь? Чем? Тут кроме кровати и письменно стола со стулом и нет ничего. Западня.

Вдруг голова этой человеческой змеи свернула на перпендикулярную улицу и тело послушно поползло вслед.

Все одновременно выдохнули. Пронесло.

— Кто там вчера про погромы у меня спрашивал? Вот примерно как-то так. — Дима отошел от окна.

— Я подумала, они реально сюда идут. — выдохнула Ольга.

— Интересно, куда они свернули? Там вроде и нет ничего. Промзона сплошная. — Дима задумчиво почесал подбородок. — Может сходить посмотреть?

— Ты совсем охренел? Куда ты пойдешь? Чего ты там хочешь увидеть? — взвилась на мужа Ольга.

— Да чего такого? Пойду посмотрю. Кто мне чего сделает?

— Голову оторвут и все. Больше ничего не сделают. В футбол поиграть ей еще могут. Она-ж пустая у тебя.

Но Дима уже натягивал кроссовки.

— Донт паник, итс органик! Ща сбегаю быстренько. Неспроста они туда все поперлись.

— Кошелек оставь нам, разведчик хренов, и иди куда хочешь. — пробурчала Ольга.

— Если через полчаса не вернусь, считайте меня коммунистом.

— Трактористом. Дал Бог мужа-идиота.

Дима выскочил из дверей отеля и уже через минуту влился в середину толпы, которая продолжала втягиваться в узкую улочку перпендикулярно основной дороге. Никто на Диму особого внимания не обратил. Метров через пятьсот толпа еще раз свернула налево и оказалась перед группой из четырех двухэтажных бараков справа от дороги. Напротив бараков была довольно просторная закатанная в асфальт парковка перед воротами какого-то предприятия. Толпа продолжала уплотняться. Отстающие вливались на площадку и подпирали передних. Так вот куда они все шли, оказывается. Невзрачные бетонные коробки без балконов и штор. Грязь под окнами, облезлая штукатурка. Через грязные стекла видны двухъярусные кровати. Это-ж общаги местных работяг-мигрантов, по-видимому. Судя по детским игрушкам около лавочки, живут тут и семьями. За стеклами мелькали лица обитателей. В основном это были смуглые брюнеты и женщины в платках. Но в самом крайнем бараке были и чернокожие ребята.

Толпа набухла и остановилась в нерешительности. Одно дело браво скандировать грозные лозунги в тысячу глоток, а другое — пойти своими руками начать громить и убивать. Во главе колонны были самые горячие парни. Они всю дорогу задавали тон и направление всему действию. Сейчас от них зависело, что произойдет дальше. Пока все ограничивалось скандированием. Толпа понемногу осмотрелась, пообвыклась на новой территории и стала разогреваться. У многих в руках были металлические пруты или бейсбольные биты. Пара умников пришла с клюшками для игры в гольф.

Диме как-то не верилось, что все это происходит взаправду: «Они что, всерьез сейчас здесь хотят устроить побоище? На штурм идти собираются? А если там тоже мужики с арматурой? В Италии оружие, вообще, запрещено? Или тут еще и перестрелка будет? Вот сейчас кто-нибудь первый кинет камень в окно и понеслась душа в рай. Может права была Ольга, зря я сюда приперся?». Дима огляделся и сделал несколько шагов назад. Публика самая разная: от школьников, до вполне почтенных дядечек. Даже некоторое количество девчонок и женщин присутствует. «Видимо давненько у итальянцев ненависть к мигрантам копилась, раз за один день в такое выплеснулась. Запрещали европейцам даже думать плохо о мигрантах, так вот получите и распишитесь. За наркоту, за кражи мелкие и крупные, за агрессию бытовую, за наглость, за мусор, за тысячу других вещей, которые приехали вместе с мигрантами. В конце концов, за Париж, за Берлин, за Зальцбург. За радиоактивную пустыню в центре Европы. За миллионы облученных, пострадавших, бегущих. За разрушенную сытую, мирную и очень приятную жизнь. — от таких мыслей у Димы и у самого кулаки сжались и ненависть заструилась по жилам. — Но, с другой стороны, не убивать-же всех мусульман теперь? Конкретно этих работяг обычных с соседнего завода за что бить. А с