Кабул – Кавказ - Виталий Леонидович Волков

быть с эмиссарами эмира Омара – талибы желали вытеснить Масуда с азиатского наркорынка и лишить его главной долларовой артерии. Но воевать на этой таджикской зыбкой почве в открытую они тоже не решались, опасаясь, что большая война наркомафий похоронит их миллионные барыши, закупорит проход товару, и так производимому в переизбытке. А потом, если смотреть стратегически, как и учит смотреть своих людей Зия Хан Назари, чем больше белого порошка попадает через азиатские ворота к неверным, тем ближе победа в Священной войне.

Кроме того, загонять «штоф» в Таджикистан Масуду было пока проще, чем подручным Омара, – талибы слали своих гонцов-пуштунов через чужую им пока реку Пяндж, а агенты северян, таджики да узбеки, легко находили таких же проворных и быстрых «пчелок» прямо на том берегу, среди своих братьев по крови.

И все-таки Абдулла двигался ощупью, проходил по адресам осторожно. Найдя дилера, шел к нему не сразу, сперва наблюдал издали – полуприкрытым, но острым глазом. Из семи его торговцев не на точке был только один, да и того, судя по словам разговорчивого продавца мороженого, ждать не стоило.

Как поведал очевидец, случилась в жилище у дилера нешуточная пьянка, девки орали, поножовщина – все как у людей, так что ждать его теперь можно было то ли через пару суток, то ли через пару лет. Это как народный суд порешит. «А как он порешит?» – прозвучал вопрос. «Кто ж его знает? – удивился продавец вопросу. – На то он и народный, чтобы никто не ведал, куда он вывернет. Народ-то что? Туча, облако. У народного судьи лица нет».

Продавец еще намеревался рассказать высокому, рассеянному, словно засыпающему на жаре не местному человеку о том, что случилось со слепой Динаркой, попавшей давеча под мотоцикл, но человек исчез столь же незаметно, как и появился перед его глазами. «Вот люди, сами спрашивают, беспокоят, а до конца не дослушают никогда», – посокрушался продавец да и забыл о своем собеседнике – у разговорчивых много забот…

Абдулла решил, что потрудился достойно и уж наверняка заработал на пиво. Мелкая неприятность, случившаяся с одним из дилеров, его не огорчила – не сейчас, так в следующий раз он вернет свое. Доллары, собранные с улья, уже лежали в надежном тайнике, а высокий мужчина сидел в грязной шоферской пивной и пил желтую, как разбавленное солнце, жидкость в окружении таких же, как и он, не приученных к роскоши, колесящих по пескам людей. Ему было все равно, о чем говорили, хрипели, кричали, пели, о чем курили, выдувая колечки хулительных слов, эти миряне – он не думал о них, не видел их.

Абдулла раздумывал, стоит ли слушать полковника и тянуть с русскими до конца, – ведь яснее ясного, что и Курому, и самому Масуду сейчас не до него, что за два дня Ахмадшах не отобьет голыми руками Тулукан и не возьмет Кабул, что узбеки не качнутся обратно… А вот в худшую сторону жизнь могла повернуть в любой момент, этому простому правилу его научили с детства. Абдуллу беспокоил, очень беспокоил Голубой. Агент охотно закончил бы обычные дела с русскими, с таджиками, с Аптекарем, потом с легким сердцем ткнул бы стальным щупом этого Голубого да и залег бы на дно. Почему, почему Курой настаивал, чтобы к Курдюму он шел под конец? Может, важности ради полковник решил поумничать? Решил в стратега поиграть, в Ахмадшаха Масуда? Не замечалось за ним такого, но рядом с великим становишься либо фанатиком, либо завистником.

Из пивной Абдулла вышел посвежевшим, как свежеет человек, избавившийся от гнетущего сомнения и принявший решение. Он принял решение, что не станет изменять привычке.

Легенда о Голубом

Гонец живьем никогда не видел Голубого, но зато слышал не одну легенду об этом русском, так что вроде как был знаком с ним лично. Тем паче, что лицо этого человека не узнать было невозможно – больно уж необычное было у Голубого лицо.

Голубой, или Сергей Ефимович Голубнов, уже на закате горбачевских времен выполнял важные функции в Душанбе от конторы. Тогдашний президент не исключал и в Азии «бакинских» вариантов, а потому Сергей Ефимович был по тем временам серьезным, информированным мужчиной, как и полагалось действительному тайному «советнику». Но последний генсек ушел, а Голубнов сохранился и при Ельцине – не с руки оказалось убирать столь компетентного и «неполитического» человека из столь горячего места. Более того, потребности Москвы в информации возрастали с резким усилением оппозиции в Азии, и подполковник Голубнов продолжал работать, тихо, но настойчиво налаживая различные неформальные связи. И все чаще и чаще ему приходилось «решать вопросы» с союзниками и противниками Москве в своем небольшом полутемном жилище.

Сергей Ефимович не терпел яркого света и даже в дождливые дни берег свой внутренний мир за голубоватыми стеклами очков, за что знакомые прозвали его «голубым агентом». Но после одной истории слово «агент» ушло, а эпитет «голубой» так и сохранился за подполковником, точнее, уже за экс-подполковником, но не в обидном смысле, а в значении чего-то особенного, благородного, присущего не совсем земному – небу, к примеру…

А история с подполковником вышла следующая. Сергей Ефимович, не юный, умеренный обычно в желаниях, да и женатый уже накрепко товарищ, вдруг влюбился, будто сошел с ума. И предмет для безумия выбрал подходящий – погубила его певичка. Как именно судьба свела подполковника КГБ и местную звезду эстрады Алису, история скромно умалчивает, но факт заключается в том, что красавица-девочка, дочь уважаемого в столичном городе человека, ослушалась запретов и угроз взбешенного отца и сомкнула обручем тонким руки на шее единственного, любимого, избравшего ее своей звездочкой мужчины. Мужа!

Родня звездочки обещала стереть мерзавца в порошок. В стиральный порошок, самолично – так говорил папаша и грозил выстирать в этом порошке свое нижнее белье. Контора тут же отвернулась от Голубого (тогда-то и пропало короткое, но полновесное существительное «агент»). Подполковника отозвали в Москву, намереваясь протереть там счастливчику, как положено, очки.

Генерал Краснов, непосредственный начальник Голубнова, в смутные времена пришедший на высокий пост прямиком из пожарных, даже сказал в приватной беседе по-пожарному прямо:

– Ты, подполковник, хоть всех баб косоглазых там перетопчи, но по уму же, так, чтобы тихо в курятнике было. И тогда мы тебе хоть все честь отдадим, только завидовать будем. А ты, понимаешь, какую бурю поднял! И моральный облик опять же! Жена, все такое… Вел бы себя, понимаешь, достойно учреждения нашего. Нашего и одновременно государственного…

Но тут Сергей Ефимович проявил неожиданное непослушание и даже