Неучтённый фактор - Олег Георгиевич Маркеев

Председатель ГСБ РФ

генерал армии Ларин

Дмитрий с высокомерной ухмылочкой произнёс:

— Как видишь, новости я узнаю раньше всех.

— Тебе сам Бог велел…

Тихомиров заметно сник. Дмитрий, хоть и моложе, в служебной иерархии был на голову выше его. Ну кто такой старший следователь Следственного отделения Московского управления рядом с молодым и перспективным начальником отдела, структурно входящего в Центр особого назначения при Антитеррористическом управлении ГСБ? Никто. Так, чернорабочий, разбирающий мусор после оперативных игрищ ЦОНа. Ни славы, ни звёзд, ни кайфа от работы. Одна рутина да нервотрёпка.

— Телись быстрее, Тихий! — подхлестнул Дмитрий. — Всё клеится один к одному. Место задержания, время. Надо уточнить, но, скорее всего, твоего клиента зовут Юрий Николаевич Садовский, кличка — «Соловей». Боевик экстра-класса. Входит в элиту «исполнителей приговора».

— Это ещё что за хрень?

Дмитрий сыграл удивление:

— Ты оперативки-то читаешь? Ладно, по глазам вижу, что некогда. Поясняю для особо занятых: в группировке «Меч» есть такая заморочка — собирают сходняк, у них именуемый «Трибунал», заслушивают компру и выносят приговор. Установочные данные на приговорённого передаются в «группу исполнения приговора». Прямого выхода не неё ни один член «Трибунала» не имеет. А киллеры не имеют права мочить кого-либо без приговора. Иначе их самих мокнут. Но в заседании «Трибунала» не участвуют. Они даже не знают, где, когда и в каком составе он собирается. Классно, да?

Дмитрий присел на угол стола.

— А дальше, Тихий, вообще — классика жанра! Старший, получив приговор, готовит тринадцать конвертов, в один кладёт приговор, в другие — чистые листы или отвлекающие задания. Перемешивает и вручает курьерам. По каналам связи задания приходят киллерам. Друг друга они не знают и никогда не пересекаются. Каждый имеет свою группу обеспечения и с момента получения задания начинает автономные действия. И кто выйдет на реальный выстрел, а кто отработает «отвлекающий манёвр» не вычислишь, хоть тресни.

— А если знать жертву?

— А хрена толку, если не знаешь, кто и как его завалит? Тем более, что конкретных сроков не устанавливают.

Тихомиров, подумав, согласно кивнул.

— То-то, брат! Поэтому, если они кого-то приговаривают, можно смело заказывать полированный ящик и полковой оркестр.

Тихомиров стал ещё мрачнее. А Дмитрий, напротив, сиял, словно сам всё разработал.

— Странно, что тебя такого умного они ещё не приговорили, — пробормотал Тихомиров.

Дмитрий хохотнул.

— Может, и приговорили, только я об этом не знаю. А что касается их системы, то и доподлинно я сам ничего не знаю. Только предполагаю. С известной долей вероятности, могу утверждать, что они именно так всё и организовали. Идейку эту я ещё пацаном подцепил в одной книжке. «Бойцовский клуб».[3] Не читал?

— Нет.

— Само собой… Отрадно, что начальство тоже книжек не читает. Поэтому мне и поверило.

— Ну ты даёшь! — выдохнул Тихомиров. — Так всех нае…

— Стоп! — оборвал его Дмитрий. — Никакого должностного подлога я не совершал. Потому что уверен, в отличие от тебя и наших дубов в лампасах, мои клиенты такие книжки штудируют, как раввин Тору. И мне не нужно искать доказательств, если я и без них уверен, что всё устроенно так, или приблизительно таким образом.

Он придвинул листы к Тихомирову.

— Как в данном случае, я имею все основания предполагать, что Соловей имел или мог иметь отношение к убийству Карнаухова.

— Та-а-ак. — Тихомиров что-то прикинул в уме. — А тебе на кой хрен это нужно?

— Хочу это дело получить в разработку.

— Ну ты и патриот, Диман! — Тихомиров покачал головой. — Не знал, что ты такой любитель искать приключения на свою задницу. Дело же сразу на контроль поставят, сам знаешь.

— Ну и пусть.

— Тогда на клумбу, где железный Феликс торчал, надо тебе памятник забабахать, в полный рост. Из стекла и бетона, бля. Как передовику чекистского труда. В назидание потомкам, ха-ха-ха! — Страх у Тихомирова неожиданно сменился истерическим весельем.

Дмитрий брезгливо поморщился, из рта Тихомирова пахнуло свежим водочными перегаром.

— Тебе-то что? Да, я — карьерист. О себе думай, идиот! Тиснешь мне справку, я тебя официально высвистаю, сделаем вид, что плодотворно поработали, доложу шефу, он крякнет, но резолюцию шлёпнет, и всё — ты чист. Дрыхни дальше в своём пыточном подвале. А твоё начальство тебя ещё в зад расцелует, когда ты ваш навоз мне сбагришь. — Он схватил Тихомирова за лацкан, притянул ближе, прошептал, не тая раздражения:

— Карьеру делают на «громких делах». Это мой шанс, понял?

Тихомиров отстранился.

— Кто будет знать?

— Только ты и я.

Тихомиров сделал вид, что взвешивает все «за» и «против».

— А счёт когда предъявишь? — с глупой улыбочкой спросил он.

— Да иди ты на хер, мудак! — Дмитрий сплюнул и потянул листки к себе.

Тихомиров дрогнул всем телом и накрыл их потной ладонью.

— Извини, Дим, слышь, извини! Риск-то какой, ты прикинь! Головы всем порубают. — Глаза опять стали собачьими. — Больше всех рискую я.

— Не хочешь, не пиши. — Дмитрий крепко прижал свой угол листка и чуть потянул к себе.

— А твой патрон там, «наверху», прикроет, если Васькин папаша на нас наезжать начнёт? — Он отвёл руку Дмитрия от листка.

— У меня нет патрона, это раз. — Дмитрий убрал руку, пальцы сохранили влажное прикосновение потной ладони Тихомирова, и он медленно вытер их о рукав. — Два, у тебя устаревшие сведения. Васькин папа больше не входит в правление «Госметалла». Его год назад «задвинули на повышение» в Западноевропейский отдел. В настоящее время наводит загар на правую ягодицу где-то в Испании. В Россию по такому поводу не ломанёт, потому что прилюдно называл сынка мудаком и дегенератом, и уже давно махнул на него рукой. Может быть, он тебе ещё благодарен будет, ты только подсуетись, чтобы начальство шлёпнуло телеграммку, мол, погиб ваш сынок на боевом посту, это три.

— И когда ты всё узнать успеваешь?!

— В сутках двадцать четыре часа. Мне хватает. Наконец, четыре. Подбери сопли, Тихон, смотреть тошно. Будешь писать?