Тропа воскрешения - Майкл Коннелли

Глава 50.

Ночь выдалась долгой, отчасти из‑за непрекращающихся воплей моего соседа по блоку. В его выкриках не было ни смысла, ни цели — лишь яркое свидетельство психической болезни. Спать было невозможно, и я провёл время в темноте одиночной камеры, сидя на тонком матрасе, прислонившись спиной к холодной бетонной стене. Затыкать уши приходилось смятой туалетной бумагой. Я думал — о сделанном и о том, что мне ещё предстоит сделать, и в жизни, и в работе.

Дело Люсинды Санс ощущалось поворотным моментом, словно пришло время сменить направление. Гнаться за делами лишь для того, чтобы кормить машину, — попадать в заголовки, оплачивать рекламные щиты и места на автобусных остановках, — я больше не видел в этом конечной цели. Я уже не видел в этом даже особого смысла.

Но куда повернуть?

Моя долгая ночь тоски закончилась за час до рассвета, когда мне принесли завтрак — яблоко и бутерброд с колбасой на белом хлебе. Я не ел с обеда накануне, и тюремный завтрак показался вкуснее всего на свете.

В камере было узкое, сантиметров семь шириной, окно, через которое внутрь стал пробиваться утренний свет. Вскоре после этого надзиратель открыл дверь и бросил на пол пластиковый пакет с моим костюмом, приказав одеваться. Меня отпускали.

В этом месте людей держали неделями и месяцами, но мне оказалось достаточно шестнадцати часов лишения сна и изоляции. На этот раз этого хватило, чтобы что‑то сдвинулось. То, что начиналось с Хорхе Очоа, достигло вершины в деле Люсинды Санс. Я почувствовал потребность в переменах.

В комнате выдачи вещей мне вручили пакет с застёжкой‑молнией, где лежали мои бумажник, часы и телефон. Я смотрел на них и думал, нужны ли они мне теперь.

Через несколько минут я вышел через стальную дверь на солнце и начал свой собственный путь воскрешения.