Ю Несбё - Не было печали (Богиня мести)

То есть подними руки над головой. Прокурор согласился, что ранее судимому и имеющему несколько приводов человеку наверняка знаком этот сленг. К тому же старший инспектор Волер, так или иначе, четко заявил, что он из полиции. Томмесен же в своем рапорте первоначально записал, что Волер якобы крикнул: «Привет, это дядюшка из полиции. Покажи мне его». Тем не менее после консультаций с Волером Томмесен заявил, что версия напарника более достоверна.

По поводу дальнейших событий никаких разногласий не возникло. Услышав Волера, человек, стоявший под фонарем, сунул руку в карман и вытащил пистолет, как выяснилось впоследствии, «Иерихон» со сбитыми серийными номерами, почему и оказалось невозможным установить его происхождение. Волер — который, как указано в представлении Службы внутренней безопасности, показал едва ли не лучшие результаты по стрельбе в тире — что-то выкрикнул и произвел с высокой скорострельностью три выстрела. Два из них поразили Альфа Гуннеруда. Одна пуля попала в левое плечо, другая — в бедро. Оба ранения не были смертельными, однако Гуннеруд упал. Волер с поднятым пистолетом подбежал к лежавшему на спине Гуннеруду и крикнул: «Полиция! Брось оружие, стрелять буду! Брось оружие, я сказал!»

С этого момента в рапорте Томмесена не содержится каких-либо существенных деталей, поскольку он находился в тридцати четырех метрах от места событий, в темноте, и к тому же Волер загораживал от него Гуннеруда. С другой стороны, ни в рапорте Томмесена, ни среди найденных на месте происшествия вещдоков ничто не противоречило ходу дальнейших событий, изложенному в рапорте Волера. Согласно которому Альф Гуннеруд схватил пистолет и, несмотря на предупредительные выкрики, направил его на Волера, но тот успел выстрелить первым. С расстояния два-три метра.

Я должен умереть. Причем смысла в этом нет никакого. Я смотрю в дымящееся отверстие ствола. Согласно плану, так не должно было случиться, по крайней мере согласно моему плану. Тем не менее вполне возможно, что я, сам того не замечая, все время шел к этому. Однако я планировал не так. Мой план был лучше. В моем плане был смысл. Давление в салоне падает, и какая-то невидимая сила изнутри давит мне на барабанные перепонки. Кто-то наклоняется надо мной и спрашивает, готов ли я к снижению, ведь мы скоро приземлимся.

Я шепотом говорю в ответ, что я крал, лгал, торговал наркотиками, развратничал, давал волю рукам. Но я никогда никого не убивал. Я ранил женщину в Гренсене, но то был несчастный случай. Свет звезд проникал сквозь обшивку самолета.

«Один грех… — шепчу я. — Я согрешил против той, которую любил. Может ли и он быть прощен?» Но стюардесса уже ушла, а посадочные огни горят со всех сторон.

Это случилось в тот вечер, когда Анна в первый раз заартачилась, а я стал настаивать, запер дверь. Такого чистого товара в руках никогда не держал. Но курить его — только удовольствие портить. Она брыкалась, но я сказал, что дело решенное, и приготовил шприц. До этого она никогда не ширялась, я сам вколол ей дозу. А это гораздо сложнее, чем самому колоться. После двух безуспешных попыток она посмотрела на меня и медленно произнесла: «Я уже три месяца чистая. Я спаслась». — «Добро пожаловать в прежнее состояние», — ответил я. Тогда она издала короткий смешок и сказала: «Я тебя убью». Третья попытка удалась. Зрачки у нее раскрылись, медленно, словно большой цветок розы, и кровь с глухим звуком закапала на ковер. Потом она запрокинула голову. А на следующий день позвонила мне и попросила повторить процедуру. Шасси заскрипели по асфальту. А ведь мы могли бы сделать эту жизнь прекрасной, ты и я. Если бы следовали моему плану, в этом и заключался смысл. А в чем смысл всего этого, я понятия не имею.

Согласно протоколу вскрытия, десятимиллиметровая пуля пробила Альфу Гуннеруду носовую кость. Осколки кости вместе с пулей прошили тонкую перегородку перед мозгом и практически полностью разрушили таламус, лимбическую систему и мозжечок, затем пуля вышла через заднюю часть черепа и пробила асфальт, еще недостаточно затвердевший после укладки АО «Дорожные покрытия» за два дня до происшествия.

Глава 40

Бонни Тайлер [65]

День выдался унылый, короткий и, по большому счету, никчемный. Нависшие над городом свинцово-серые облака, грозившие разродиться дождем, так и не выдавили из себя ни капли, а случайные порывы ветра тревожили лишь газетные полосы на стенде перед магазинчиком «Фрукты и табак Элмера». Заголовки свидетельствовали, что народу стала надоедать так называемая война с терроризмом: сам термин уже приобрел слегка одиозное звучание как предвыборный лозунг, к тому же момент был упущен, ведь никто не знал, куда же подевался главный виновник. Кое-кто полагал даже, что он умер. Вот почему газеты снова стали предоставлять свои полосы звездам телевизионных реалити-шоу да зарубежным знаменитостям второго ряда, благожелательно отозвавшимся о норвежцах или о планах королевской семьи на отпуск. Единственное, что нарушило монотонную будничность дня, так это сообщение о разыгравшейся накануне драме в районе Пакгауза, когда объявленный в розыск убийца и торговец наркотиками поднял оружие на полицейского, но был убит до того, как сам успел выстрелить. По словам начальника Наркотдела, на квартире убитого обнаружено большое количество героина. А шеф Отдела по расследованию убийств заявил, что дело об убийстве, в котором, возможно, замешан тридцатидвухлетний подозреваемый, выделено в разряд особо важных. Правда, газета, позже других подписанная в печать, успела сообщить, что имеются серьезные улики и против другого человека. И что, как ни странно, полицейский, убивший наркодилера, чуть более года назад при схожих обстоятельствах застрелил неонациста Сверре Ульсена у него дома. Полицейский отстранен от исполнения служебных обязанностей до окончания расследования инцидента Службой внутренней безопасности. Газета приводит также слова начальника Управления уголовной полиции, заявившего, что такова обычная практика в подобных случаях и отстранение никоим образом не связано с делом Сверре Ульсена.

Маленькая заметка была посвящена пожару на даче в Трюванне, так как неподалеку от полностью сгоревшего дома была найдена канистра из-под бензина, что дало повод полиции подозревать поджог. Однако на газетные страницы не попал рассказ журналиста, пытавшегося связаться с Биргер Гуннеруд, чтобы узнать, как себя чувствует человек, потерявший за один вечер дачу и сына.

Стемнело рано, и уже в три часа дня зажглись уличные фонари. Остановленная видеозапись ограбления в Гренсене подрагивала на экране в «Камере пыток», когда туда вошел Харри.

— Еще что-нибудь будет? — спросил Харри и кивнул в сторону экрана, на котором Забойщик удирал во всю прыть.

Беате покачала головой:

— Мы ждем.

— Пока он снова не возьмется за дело?

— В данный момент он где-то отсиживается и планирует новое ограбление. По моим представлениям, это случится на следующей неделе.

— Ты так уверена?

Она пожала плечами:

— Опыт подсказывает.

— Твой?

Она улыбнулась и не ответила.

Харри сел на стул:

— Надеюсь, я не спутал ваши планы, поступив не так, как сказал по телефону.

Она наморщила лоб:

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорил, что только сегодня собираюсь обыскать квартиру.

Харри посмотрел на нее. Вид у нее был удивленный: она искренне не понимала, к чему он клонит. С другой стороны, Харри ведь не в Secret Service [66]работает. Он собрался что-то сказать, но передумал. Зато слово взяла Беате:

— Я хочу спросить тебя кое о чем, Харри.

— Shoot. [67]

— Ты знал о Расколе и моем отце?

— О чем речь?

— О том, что это Расколь… был тогда в банке. И стрелял именно он.

Харри опустил глаза и стал внимательно разглядывать свои руки.

— Нет, — сказал он. — Я этого не знал.

— Но догадывался?

Харри поднял глаза и встретил ее взгляд:

— Мысль у меня такая возникала. И все.

— А почему возникала?

— Дело в искуплении вины.

— Искуплении вины?

Харри набрал полные легкие воздуха:

— Чудовищное преступление порой затмевает перспективу. Или, если хочешь, понимание сути того, что происходит потом.

— Что ты имеешь в виду?

— Каждый человек ощущает потребность в искуплении вины, Беате. Ты, например. И, клянусь богом, я. И Расколь тоже. Она точно так же естественна, как потребность умываться. Речь о гармонии, о внутреннем равновесии, без которого жить нельзя. Это равновесие мы называем нравственностью.