Исчезнувший - Алексей Макеев

– Вот оно как! – воскликнул Тарасов и на секунду замолчал. Было понятно, что он занят тем, что осмысливает полученную информацию. Кажется, эта информация показалась ему не только важной, но даже опасной. Наконец он снова заговорил: – И эта картина исчезла, ее похитил убийца… Стало быть, что же получается? Получается, что убийство Артюхова связано с его профессиональной деятельностью?

– Совершенно верно, Николай Семенович, – сказал Гуров. – И я пришел к тому же выводу.

– А мне Артем Юрьевич Злобин – ну, следователь, который дело ведет, – говорил, что это убийство на бытовой почве… – произнес Тарасов.

– Да, Артем Юрьевич излагал мне свою версию. Думаю, что он ошибается. Можете так ему и сказать.

– Да, я обязательно скажу. А может, вы и сами все ему изложите. Да, далеко вы продвинулись, далеко… А говорите, «раздобыл кое-какую информацию»… Скромничаете, Лев Иванович! Что ж, желаю успеха. Машину к вам я вышлю прямо сейчас. Так что через полчаса или минут через сорок встречайте.

Разговор был окончен. Гуров выключил телефон и сказал, обращаясь к своим собеседникам:

– Минут через сорок подойдет машина, и мы с вами, Настя, отправимся в Буерак. Может, удастся найти там Козлова. А пока у нас есть время, давайте вместе подумаем вот о чем. Для чего убийца вырезал из рамы картину «Делёж», понятно – полотно надо было уничтожить, чтобы его никто не видел, это был разоблачительный материал. Зачем он захватил еще две картины, тоже ясно – таким образом убийца создавал видимость грабежа. Дескать, вовсе не «Делёж» был его целью, он просто залез в мастерскую, чтобы пограбить. Но возникает вопрос: насколько ценными были те полотна, что он унес? Может, и правда, у убийцы была и вторая цель – обогащение?

Этот вопрос сыщик обращал, прежде всего, к искусствоведу. И Сорокин не замедлил с ответом:

– Я слышал, что были украдены полотна «Очередь» и «Патруль». Что я могу про них сказать? Обе работы написаны в этом году, относятся к последнему периоду творчества Григория Алексеевича. Но по манере они достаточно разные, и ценность у них тоже разная. «Патруль» – серьезная, продуманная вещь, во многом новаторская. Очень интересная цветовая гамма – мрачная, даже гнетущая, но на заднем плане показана полоска зари, и это создает…

– Простите, Борис Игоревич, – прервал его Лев. – Я понимаю, вас, как специалиста, интересует художественный анализ этих полотен. Я же спрашиваю о рыночной стоимости. Много ли можно выручить за эти картины? Возможно, они очень дорогие? Грабитель выбрал самые ценные картины из тех, что были в мастерской?

– Да, извините, я увлекся и ушел в сторону, – сказал Сорокин. – Являются ли эти картины самыми ценными? Вовсе нет! «Патруль», пожалуй, еще можно продать, знаток даст за него тысяч пятнадцать-двадцать. А вот «Очередь» не очень удалась, эта картина проходная. Вряд ли ее кто-нибудь захочет купить…

– То есть в мастерской были и более ценные полотна?

– Разумеется! Конечно, многие работы Артюхова куплены частными коллекционерами – прежде всего, Козловым – и музеями. Но и у него в мастерской остались ценные полотна. Настоящие шедевры! Такие, например, как «Закат», «Ночная смена», «У подъезда»… За каждую из этих картин можно выручить… Ну, я не знаю, не могу назвать точную сумму – она зависит от места проведения торгов. Но уж тысяч восемьдесят точно можно получить!

– Вот как… – задумчиво произнес Гуров. – Стало быть, убийца выбрал эти работы совершенно случайно…

– Ну конечно! – воскликнул Сорокин. – Он взял первые попавшиеся! Те, что стояли ближе всего к мольберту. Он ничего не искал, не выбирал. Взял, что ближе лежало. Точнее, стояло.

– А может он кому-нибудь продать эти картины?

– Здесь, в Княжевске? Исключено! Кроме Козлова, здесь никто работы Артюхова не знает и не ценит, – уверенно заявил Сорокин.

И тут в разговор неожиданно вступил Шмайлис.

– Зря ты так говоришь, Боря, – сказал он. – Я знаю человека, у которого дома висят целых три картины Григория.

– И кто же этот ценитель? – спросил искусствовед, скептически взглянув на приятеля.

– А это наш мэр Царев, – ответил Шмайлис. И, видя удивление на лицах слушателей, пояснил: – Меня в феврале пригласили к Цареву домой. Оказывается, мэр задумал написать портрет своей супруги Лидии и подарить ей на день рождения. Так что я побывал на вилле нашего градоначальника.

– А, так вы были в этой знаменитой усадьбе «Кедры» в поселке Сокол? – спросила Настя.

– Представьте себе, был. И своими глазами видел коллекцию картин, которая там имеется. Оказалось, там есть две мои работы, есть Сейфулина, Толкунов… И в числе прочих есть «Свадьба», «Домино» и «Скандал» Артюхова.

– Очень интересно! – воскликнула Настя. – Что ж ты ничего об этом не сказал? Я бы, может, это куда-нибудь в статью вставила. Я весной про нашего мэра большую статью писала. Старалась разоблачить все его махинации. Конечно, писала достаточно осторожно – так, чтобы под суд не попасть. Но эта деталь, про картины Артюхова, мне бы пригодилась.

– Ну, я тогда же Григорию про это рассказал, – сообщил Шмайлис. – А потом забыл. Вот только сейчас вспомнил. И еще кое-что вспомнил. Есть еще один человек, который собирает картины местных художников.

– Вот новость! Оказывается, у нас тут живут сплошные меценаты! – воскликнула Настя. – Кто же этот новый Третьяков?

– Ты не поверишь, но это тот самый прокурор Угрюмов, о котором ты сегодня говорила, – ответил художник. – Мне про это Люда Сейфулина рассказывала. Прокурор купил две ее картины.

– А еще чьи полотна приобретал ваш страж закона? – спросил Гуров.

– Вот этого я не знаю, – с сожалением ответил Шмайлис. – И Люда не знает – она дома у прокурора никогда не была.

– Выходит, ваш прокурор любит не только на катере кататься да пикники устраивать, – заметил сыщик, – он еще, оказывается, ценитель прекрасного… Ага, вот и наша машина пришла.

Действительно, снаружи донесся звук работающего мотора, и под окнами дома остановилась «Нива».

Гуров, в сопровождении Насти и Сорокина, сел в машину, и они поехали к городу. Сначала подвезли до дома Бориса Игоревича, потом высадили сержанта, который