Кружева лжи (СИ) - Дока Анастасия Константиновна

— Мне кажется у нас в отделе таких единицы, — заметил Бриз.

Александра пожала плечами.

— Почва. Щедрость, заботливость, дипломатичность, нерешительность, терпимость, потребность во внимании, доброта, романтизм. Дома у такого человека, как у Плюшкина, склад старых ненужных вещей. Но это только на первый взгляд. Для него эти вещи имеют огромную ценность, хоть и покрыты многолетним слоем пыли. Подойдут профессии, где нужно помогать людям и делиться своим теплом.

— Это… про маму… — тихо сказал Бриз.

Александра не знала, как реагировать на слова друга, поэтому просто улыбнулась. Бриз улыбнулся в ответ. Селивёрстова вновь обратилась к написанному в книге:

— Ну и металл. Точность, пунктуальность, дотошность, стерильная чистота, идеализация и обаяние. Отлично подойдут руководящие должности.

Иван обратил внимание на краткость последней характеристики.

Александра вздохнула:

— Я не со всеми пунктами согласна, но всё же эта теория имеет место быть.

— Совпадает с родителями? — догадался Бриз, отбрасывая в сторону переживания из-за собственных родителей. Его отец до сих пор не справился с утратой любимой женщины.

— Точное совпадение, — горько усмехнулась.

Иван боялся ранить подругу и хотел перевести болезненную тему, но та сама продолжила:

— У обоих стихия металл. Властность, прямолинейность плюс вышесказанное, а ещё надменность, грубость, упрямство, гордыня, несокрушимость собственных взглядов и полное невосприятие к чужой правде. Для них правы только они сами.

— Ясно… Прости.

— Всё нормально.

На минуту воцарилась тишина. Первым заговорил Бриз:

— А к какому типу ты бы отнесла… — замолк, неуверенный в том, что следовало вообще об этом спрашивать. Одна тема казалась острее другой. Мысленно себя обругал.

Но Александра уже всё поняла.

— Куда бы я отнесла Ангелину?

Медленно кивнул.

— Точно не к душке-почве.

Глава 5

Рванув в спальню, Снежана захлопнула дверь, прижалась к ней спиной и сползла на пол. Сердце колотилось, в ушах стучало, ладони потели, вызывая отвращение и воспоминание о том, как она боялась зайти в комнату, когда муж был пьян. Нечасто, даже редко, но такое случалось, и когда это происходило, он вёл себя с ней особенно жестоко. Не бил, не орал — сидел, крепко сжимая в объятьях, и шептал, какое она ничтожество раз не может быть такой, какой он хочет. А хотел ОН всегда одного: рабыню, способную удовлетворять лишь ЕГО. И не дай бог та посмотрит на другого мужчину и тем более заговорит — рабыням так делать не позволено. Рабыни — безмолвны, как рыбы, прекрасны, как гейши и нежны, как розы. За время брака Снежана успела возненавидеть розы: они валялись где-то рядом с ЕГО рубашкой. От них исходил аромат обречённости и страха.

— Снежана! Снежинка! Выслушай меня!

Она заткнула уши, не желая слушать оправданий и жалея, что горшок разбился о стену, а не о его голову. Марк ей солгал — этого достаточно. Подтащила рукой стул, подперла дверь, снова заткнула уши.

— Давай поговорим! Я всё объясню! — надрывались за стеклянной перегородкой.

Снежана испугалась, что Марк может разбить «окошко», отскочила от двери. Мужской силуэт потянулся к ручке.

— Я войду, хорошо?

— Нет! — закричала она. — Стой, где стоишь, или я вызову полицию!

Мобильник остался на диване, но в ящике прикроватной тумбочки хранился запасной телефон: простенький «нокиа» на всякий случай. Подарок Виты.

— Марк, безусловно, мечта, — говорила коллега, успевшая стать подругой, — но если он окажется таким же ублюдком, как твой муж — звони. Примчусь, спасу.

Конечно, Вита смеялась. Бежать, спасать с её комплекцией и ростом не вариант, но Снежана никогда и не думала о том, чтобы воспользоваться подарком. Или думала?..

Медленно подошла к изголовью кровати, выдвинула ящик.

— Я могу всё объяснить, — повторил Марк.

Снежана обернулась. Перед глазами — дверь со стеклянным «окошком», а в нём мужчина красивый, словно мираж.

— Она сама, понимаешь, сама… — звучало с той стороны.

Снежана вытащила телефон, зарядку и замерла. Что по сути она знала о Марке, кроме того, что он, красив как бог?

— Снежинка, пожалуйста, не делай хуже…

— Ты… ты мне угрожаешь?!

Рука машинально вставила аккумулятор в сеть — позвонить Вите? Нет, ей не до того. В полицию.

— Ты делаешь только хуже! — продолжал Марк, повышая тон. — Давай поговорим!

Спасительная заставка не появлялась. Снежана щёлкнула рубильник света.

— Чёрт. Электричества нет.

Взглянула в окно: сумерки надвигались, давя на город тёмно-серым небом.

— Так я зайду?

— Нет! Я уже набираю полицию!

— Прошу, только не полицию! Сначала поговорим!

Она не хотела разговаривать, не хотела думать, знать, что он в любую минуту может ворваться в спальню и сделать с ней всё, что угодно. Тот Марк, что обнимал её после ночных кошмаров, шептал слова любви в предрассветном тумане не мог причинить вреда. Но этот, совравший о встрече с Ангелом…

— Я не убивал Ангелину!

Снежана замерла.

— Не убивал, слышишь?

Коснулась холодного окна ладонями, закрыла глаза.

— Я всего лишь… — тихо продолжил Марк.

— Так ты был у неё…

— Выслушай!

— И соврал.

— Это не я её убил, поверь мне!

Снежана не знала, что думать. Обернулась — силуэт опустился на пол. Снежана тоже села — на кровать, глядя всё туда же — на стеклянную перегородку. Мгновение, и в правой руке Марка вспыхнул огонёк. Сигаретный дым облепил «окошко».

— Ты… ты куришь?

Молчание.

Снежана обняла себя за плечи. «После» продолжало рассыпаться на миллионы сомнений и миллиарды вопросов.

— Ты же не курил… — тихо напомнила Снежана. — Или…

— Или. — Ответили из-за двери. — Я всегда курил, но для тебя этот факт был нежелателен, поэтому я скрывал.

— Не… не понимаю.

— А ещё я был женат, у меня есть дочь, — продолжил откровения Марк. — Я никогда не читал Шекспира и не люблю разгадывать судоку.

— Сплошная ложь… — сдавленно произнесла Снежана. — Но почему? Зачем? Что ты вообще за человек?

— Живой, — ухмыльнулся Марк. — Этого тебе недостаточно?

Она не понимала его. Совершенно. О чём он говорит?

Бросила взгляд на телефон, в окно и подошла к двери.

— Зачем ты убил Ангела? — спросила, прижавшись лбом к перегородке.

— Я уже сказал — не убивал я твою Ангелину, — в голосе проскочило раздражение, чего до этого дня она не замечала. Всегда такой спокойный, уравновешенный — непохожий на НЕГО. А тут…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Кто ты, Марк? Я вообще тебя знаю? — спросила и сама испугалась возможного ответа. Испугалась разбиться вдребезги о его правду. Хотела ли она её знать? Снежана сомневалась. Вдруг Вита права, и он такой же, как муж. И что тогда? Сначала убийство Ангела, а затем что? Убьет её?

— Снежан, — затушил сигарету, вжав её в пол подошвой ботинка.

Мало того, что Марк курил в квартире, так ещё и портил линолеум!

— Эт-то… мой дом. Не-не смей портить линолеум, — голос дрожал, но произнести эти слова казалось важным, будто озвучив их, она чуть-чуть, но возвращала самообладание. Делала шаг на пути к собственной храбрости.

Шаг на пути к собственной глупости.

Такая мысль пришла секундой позднее. Злить незнакомца, причастного к смерти коллеги. И о чём она только думала?

— Снежинка, я хочу поговорить. Давай я открою дверь и войду в спальню. Хочешь, принесу яблочный сок? Ты успокоишься, и мы побеседуем.

Побеседуем… Словечко мужа, ненавистное всеми фибрами души.

— А сейчас мы с тобой побеседуем, —  говорил ОН, сажая её на колени. — Ты, ничтожество, Снежа, но я тебя люблю.

«Побеседуем» звучало после брачной ночи. После кулачной любви в день, когда он увидел её с одноклассником; после встречи в супермаркете, где она стояла рядом с соседом. «Побеседуем» сопровождало самые холодные ночи их совместной жизни.