Паук - Ларс Кеплер

щиплющий нос и глаза, сквозь него пробивается тяжёлая химическая вонь.

Над большим прозекторским столом с дренажным отверстием и двумя раковинами висит низкая лампа. Из шланга капает вода. Фильтр из контейнера для сбора жидкостей лежит на пластике, а у настенного сливного отверстия прислонён резиновый скребок для душа.

— Небольшое предупреждение, — говорит «Игла», останавливая их в нескольких шагах от стола. — Руки и голова отделились от тела. Визуально опознать труп невозможно. Процесс разложения продолжался, пока мы не привезли его сюда и не смыли едкое вещество.

— Мы понимаем, — говорит Йона.

— Когда его нашли, он был ещё жив, но в таком состоянии, что, вероятнее всего, уже не приходил в сознание…

— Или, по крайней мере, мы надеемся, что не приходил, — бормочет себе под нос Хая.

Глава 41.

Йона сбрасывает скорость и плавно сворачивает к обочине перед просторным домом Вернера в Сальтшёбадене. Он глушит двигатель, но не может заставить себя выйти.

Сквозь стойкий запах ментола он всё ещё ощущает в ноздрях ужасный химический смрад и дух разлагающейся плоти.

Он закрывает глаза и пытается успокоиться.

Процесс опознания завершён. ДНК полностью совпала.

Йона знал Вернера с самого начала своей карьеры. В последний раз он видел его в тот день, когда Вернер зашел в отдел и спросил, не умеет ли кто‑нибудь показывать фокусы, потому что пообещал внукам заставить бабушку Майю летать.

По правде говоря, тот, вероятно, просто хотел увидеть Сагу.

Йона думает о низком голосе Вернера, о том, как тот потирал нос, когда размышлял. О том, как при его походке и жестах казалось, будто он так и не научился владеть своими длинными конечностями.

Над капотом порхает голубая бабочка. Её отражение на тёмном лаке почти чёрное.

Йона выходит из машины и идёт вдоль подпорной стенки по краю лужайки, мимо подъездной дорожки к гаражу, к входной двери.

Он не видел Майю с полицейского бала пять лет назад. Тогда на ней было платье цвета лесной травы, и она шутила, что служба безопасности создала коллекцию одежды от кутюр, которая служит идеальным камуфляжем в шведской глубинке.

Он нажимает кнопку звонка и, слушая тихий звук в глубине дома, думает, что нет ничего труднее, чем то, что ему предстоит сделать сейчас. Такие новости беспощадны. Они рушат все надежды на счастливый конец и уничтожают даже возможность спасения.

Дверь открывает высокая женщина лет тридцати. Йона догадывается, что это старшая дочь Вернера, Вероника.

— Здравствуйте. Меня зовут Йона Линна. Майя дома? — спрашивает он, с трудом сглатывая.

— Что случилось?

— Я из «Управления по борьбе с преступностью».

— Это из‑за отца? — спрашивает она, и по её щекам катятся слёзы.

— Я бы очень хотел поговорить с Майей.

— Просто… Простите, — говорит она, вытирая лицо. — Ей нехорошо, и…

Йона слышит шаги двух человек в коридоре.

В дверях появляются Майя и её младшая дочь Микаэла. Когда Майя видит Йону, её лицо бледнеет. Она замирает, пытается ухватиться за что‑нибудь и роняет на пол деревянную ложку для обуви.

— Мам? — испуганно спрашивает Микаэла.

Она пытается увести Майю обратно на кухню, но та качает головой и поднимает взгляд.

— Йона, прошу… Не говорите этого, — умоляет она.

— Я бы очень хотел не говорить, Майя, — отвечает он.

— Нет, нет, нет, — шепчет она и прижимает ладонь ко рту.

Лицо Микаэлы наливается краской. Она шепчет:

— Всё хорошо, всё будет хорошо, — и уводит мать.

Вероника смотрит им вслед, потом вешает рожок для обуви на крючок и поворачивается к Йоне.

— Думаю, ей нужно услышать это ещё раз, — говорит она и отступает в сторону.

Она приглашает Йону на кухню, спрашивает, не хочет ли он чего‑нибудь выпить, и только потом они выходят на веранду.

Майя сидит, сгорбившись, за обеденным столом. В руках у неё скомканное бумажное полотенце.

Микаэла стоит позади, обнимая мать.

За крышами в солнечном свете сверкает залив. На подоконнике сложены очки Вернера для чтения, лежит нерешённый кроссворд. У его места во главе стола стоит недопитая чашка кофе.

— Мне так жаль, Майя. Мне правда очень жаль — говорит Йона.

Майя медленно поднимает глаза и смотрит на него, словно успела забыть, что он здесь. Слёзы падают ей на кардиган, блестят секунду и исчезают в ткани.

— Почему? Я просто не понимаю — говорит она абсолютно ровным голосом.

— Расследование ещё продолжается…

Микаэла всхлипывает, утыкается лицом в плечо матери и сдерживает беззвучные рыдания.

— Но вы же говорили, что он не умер, что есть шанс его найти, — говорит Вероника.

— Мы не справились, — отвечает Йона.

— Вы не справились? — переспрашивает Вероника. — Значит, будет расследование, что пошло не так?

— Хватит, — шепчет Микаэла и садится.

— Как умер отец? Мы разве не имеем права это знать?

— В него стреляли. Несколько раз — говорит Йона.

Майю начинает трясти.

— Стреляли, — шепчет она, вытирая щёки бумажным полотенцем. — Это и есть причина смерти?

— Он страдал? — спрашивает Вероника.

— Прекрати! — кричит младшая сестра. — Я не хочу это знать!

У кого‑то звонит мобильный телефон, но ни у кого нет сил взять трубку или хотя бы пошевелиться. Они просто сидят, пока звонок не стихает.

— А тот, кто это сделал… Мы бы знали, если бы вы его поймали, верно? — спрашивает Вероника спустя пару секунд.

— Как я уже сказал, расследование продолжается, — говорит Йона.

— Я провожу вас, — говорит Майя. Она упирается ладонями в стол и заставляет себя подняться.

Её дочери остаются за столом, бледные, с опущенными глазами. Йона ещё раз выражает соболезнования и выходит с Майей с веранды.

В тёмном коридоре они какое‑то время стоят молча. Пальто Вернера висит на вешалке, его огромные ботинки аккуратно стоят на полу.

— Мне жаль Веронику, — говорит Майя, с трудом сглатывая. — Я знаю, что Вернер уважал вас, возможно, больше, чем кого‑либо ещё…

— Это было взаимно, — отвечает Йона.

— Я просто думала, что он будет со мной ещё долгие годы, понимаете? — говорит она, и губы у неё дрожат. — Мы любили свою жизнь вместе. Не каждый может так сказать.

Она снова срывается в слёзы, и Йона обнимает её. Её плечи трясутся от рыданий. Через несколько мгновений, когда дыхание