Что скрывает правда - Кара Хантер

говорит Эв. – Если б она призналась, что у нее связь со студентом, ее, вероятно, уволили бы.

– Ее уволят гораздо быстрее, если признают виновной в нападении, – мрачно говорит Куинн. – Пнут под зад, и полетит она кувырком.

– Ага, – говорит Эв, – в том-то и дело. Если ее признают виновной – но не если ее просто обвинят. Возможно, Фишер решила, что будет лучше сказать, что она ничего не помнит, и ставить на то, что у прокурорской службы недостаточно улик для возбуждения дела.

– Ладно, – говорит Гис, – раз уж ты у нас адвокат дьявола: зачем вообще Морган выдвинул обвинения, если они все это время трахались втихаря?

Эв пожимает плечами:

– Кто знает, зачем люди что-то делают? Тут может быть и борьба за власть, и месть…

– Или попытка слезть с крючка с Фрейей, – говорит Асанти. – Мы знаем, какая она ревнивая, – могу представить, как она взбесилась бы, если б узнала, что у Моргана действительно связь на стороне.

– Тогда как? – говорит Сомер. – Фрейя узнает, что в тот вечер между Морганом и Фишер что-то было, и Морган пытается выйти из-под удара, утверждая, что она сама напала на него?

– Помада на воротничке, – говорит Бакстер, – выдала его с потрохами?[57]

– Это были царапины, – тихо говорит Эв. – Она сама мне рассказала.

Куинн бросает на нее сдержанный взгляд:

– Ага, ну да, ведь эта парочка не в чертов «Скрэббл»[58] там играла!

Бакстер кивает:

– И Морган не первый, кто заявляет о сексуальном нападении, чтобы отделаться от своего партнера.

Намек повисает в воздухе: пусть это одна из старейших уловок в мире, но почти всегда ею пользуются женщины. А не крутые, атлетического сложения мужчины.

– Есть одна вещь, – медленно говорит Асанти. – В конце допроса адвокат Фишер сказала, что у ребенка кошмары. Может, дракон с этим как-то связан?

Констебль оглядывает всех, но у них еще не выстраивается полная картина.

– Вот что я имею в виду, – продолжает он. – Если в тот вечер у Фишер действительно был секс с Морганом и ребенок увидел их, может, этим и объясняется, почему он такой нервный? Наверное, секс выглядит страшновато, если тебе только восемь и ты не понимаешь, что происходит.

Эв снова кивает:

– Соглашусь. Особенно с таким ребенком, как он. Судя по тому, что я слышала, у него очень хрупкая психика.

Гис глубоко вздыхает.

– Ладно, – говорит он. – Похоже, у нас выбор небольшой. Надо узнать у Марины Фишер, позволит ли она нам задать вопросы своему сыну.

* * *

Адам Фаули

12 июля 2018 года

15:55

Принесенный обед стынет на пластиковом подносе. Едва ли это удивительно, если прошло больше часа. У парня, что принес его, не хватило смелости посмотреть мне в глаза, он просто поставил его и ушел. С таким же успехом на двери моей камеры можно было бы написать «пария»[59]. Так что, когда в двери снова клацает ключ, я не жду дружеского визита. Я даже не вспомнил о том, что Гис вернулся в отдел. То, что я не испытываю самоуничижения при виде контраста между собой и им, таким свежим после отпуска, показывает, как быстро я пал. А вот он испытывает. Он топчется у двери, затем входит, и дверь за ним закрывается.

– Все в порядке?

Трудно не увидеть, что я совсем не в порядке, но что еще может сказать бедняга?

Он пожимает плечами и оглядывается.

– Я просто хотел посмотреть, как у вас тут дела. Кажется, раньше в этой части я не бывал.

– Удивительно, что тебя впустили.

Он скупо улыбается:

– Так уж вышло, что надзиратель – мой давний приятель по колледжу.

Я качаю головой:

– И все же. Зря ты пришел. Это плохая идея.

Он смотрит на меня, потом отводит взгляд, вздыхает:

– На тот случай, если вам интересно… я и команда… никто из нас не думает… в общем, вы понимаете…

Они не думают, что я изнасиловал и убил невинную женщину и сбросил ее на пути перед поездом. Ну, это уже кое-что…

Я откидываюсь на липкую стену:

– Спасибо, Гис.

– Так что у них есть?

Я качаю головой:

– Поверь мне, вряд ли тебе хочется это знать.

– Если б я не хотел, то не спрашивал бы.

Я смотрю на него. Честно ли будет взваливать все это на него? У него семья, карьера. Могу ли я просить его пойти на риск только потому, что с моей, кажется, покончено? Но у меня в голове звучит другой голос, более громкий, который говорит, что Гис – мой единственный шанс выбраться отсюда. Мне нужна помощь. И не от Пенни Макхью, как бы умна и хитра она ни была, а от человека, который знает, как полиция ведет расследования. От кого-то изнутри.

– Послушайте, – говорит он, чувствуя, что меня мучают опасения, – я не стал бы детективом-сержантом, если б не вы. Я в долгу перед вами. Так что, если я могу помочь, позвольте мне это сделать. Ладно?

– Я не хочу, чтобы ты вывалялся в дерьме.

– Это зависит от меня. Если будет только дерьмо, я как-нибудь справлюсь. А если я найду что-то, ну…

Я говорил это раньше и повторяю сейчас: если б кто-то тонул, ему оставалось бы только молиться о том, чтобы на том конце веревки был Гис. А я сейчас уже ушел под воду.

Набираю в грудь побольше воздуха:

– Я думаю, меня подставили. Нет, я знаю, что меня подставили.

Он хмурится. Ему не хочется это слышать, так же как и Пенни.

– Но как?

– Анализ ДНК – его наверняка подделали. Да, я был в квартире – я говорил об этом с самого начала, – но у меня не было с ней секса. Я даже не прикасался к ней.

Гис хмурится еще сильнее. Дело не в том, что судмедэкспертиза может лгать; он считает, что я прошу его поверить в то, что лжет и вся команда криминалистов.

– Но ведь вы с Чэллоу давние приятели, да? Зачем, ради всего святого…

– Нет, – поспешно говорю я, – я думаю, он не имеет к этому никакого отношения… думаю, что никто из них не имеет. Они просто исследовали улики, которые им предоставили. Но в том-то и суть – эти улики им предоставили. Кто-то, кто срежиссировал весь спектакль.

Кто подбросил туда мой волосок. Не знаю как, но знаю зачем.

Волосок – это послание.

Потому что, когда Алекс заявляла в суде о том, что никогда не подбрасывала свои волоски в гараж Гэвина Пэрри, я знал, что это