Убийства в стиле Джуди и Панча - Карр Джон Диксон

– Позвольте, сэр, – наконец обратился он к Г. М., изящным жестом протягивая ему зажженную зажигалку. – Мне выпала честь, – продолжил он как оратор на праздничном приеме, – стать свидетелем работы британской полиции; я знаю, это будет весьма интересно моим коллегам на родине. Я собираюсь выступить с речью на эту тему. Но есть один вопрос, всего один, который я хотел бы задать вам. Во имя Иисуса, кто виновен?

Когда Г. М. откинулся на спинку стула, его круглое лицо излучало веселье и радость. Он выглядел как человек, который знает ответ в игре «угадайка», и это сводит с ума остальных игроков. На нас это произвело именно такой эффект.

– Ну да, ну да, – произнес Чартерс и принялся расхаживать по комнате; его плечи отяжелели, глаза слипались; казалось, будто в него проник рассвет и лишил его рассудка.

– Этого не может быть, – наконец сказал он, – говорю тебе, этого не может быть! Раньше я думал, что я умный человек. Я больше так не думаю. Послушай, Мерривейл: теперь, после беседы с Бауэрсом, будем ли мы играть в нашу привычную игру «виновен или не виновен»? Если так…

– Мы сделаем нечто лучшее, – решительно сказал Г. М. – Вот!

Он протянул руку и взял со стола блокнот с бланками рецептов, который он развернул передо мной.

– Хм. Прошу прощения, но нам придется воспользоваться бланками для рецептов Антрима, это проще всего. Оторвите несколько штук и раздайте по кругу. У всех есть карандаши? Я хочу, чтобы каждый из вас записал имя человека, которого вы считаете виновным.

– Прежде чем мы увидим Серпоса? – быстро спросила Эвелин.

– Конечно. Прежде чем вы увидите Серпоса. Старый добрый Серпос весьма загадочная фигура в этом деле… Имейте в виду: когда вы будете писать, я не хочу, чтобы вы гадали. Не делайте поспешных выводов только потому, что вам кажется это неправдоподобным. Если у вас нет каких-либо стоящих доказательств, вообще ничего не пишите. Я хочу, чтобы вы приложили все возможные усилия и увидели то, что находится прямо у вас под носом. Запишите имя и мотив – именно здесь большинство из вас «споткнется», – а также улики, которые это подтверждают. – Он моргнул, глядя на Стоуна. – Хочешь участвовать?

– Скорее да… Я не против, – согласился Стоун и наморщил лоб. – И все же, похоже, сегодня вечером я ошибся. Я думал, что за этим стоит Кеппель. Но теперь мы знаем, что он не мог этого сделать…

– Да, – сказал Г. М., – мы знаем, что он не мог этого сделать.

Я обошел участников, раздавая листки, а Стоун принес для всех карандаши. Проходя мимо Г. М., я нерешительно остановился; с издевательской усмешкой на лице он раскрыл и закрыл ладонь, и я отдал ему один из листков. Затем, прежде чем снова сесть, я открыл французское окно. Снаружи доносился глухой шум дождя, и чистый влажный воздух ворвался в комнату.

Все сосредоточились, будто это была какая-то головоломная игра. Думаю, никто из нас не забудет, как мы сидели за столом вокруг черепа в кабинете врача. Почти на цыпочках я вернулся к своему стулу, словно опасаясь спугнуть мысль, которая неожиданно пришла мне в голову. Положив листок на подлокотник кресла, я стал быстро писать, но продолжал поглядывать на Г. М. Тот взял с подноса на столе ярко-синий карандаш и тоже начал писать, пуская клубы дыма и прикрыв один глаз; его размашистый почерк был весьма корявым. Если не считать дождя, в комнате было очень тихо…

– Ну вот! – сказал Стоун и с глухим шлепком опустил ладонь на стол.

Это означало, что он справился с заданием.

– Не так громко, черт возьми, – прорычал Г. М. Стоуну. – Ну ладно. Если у вас все готово, сложите листки и передайте старику. Так-то. И без литературных изысков, пожалуйста. Чего мы хотим, так это сути.

Он получил четыре листка и принялся их тасовать. Затем с бесстрастным видом по очереди стал открывать каждую записку, читать и спокойно класть обратно.

– Хм… – сказал Г. М.

– Итак… – добавил он.

– Уф!

– О господи!

– Знаете, вы совсем немногословны, – сдержанно произнесла Эвелин. – Любезный друг, если вы не зачитаете это вслух и не объясните нам, что к чему, то подвергнетесь нападению. Я больше не могу этого выносить.

– Ну… в общем… – Г. М. посмотрел на Эвелин с какой-то сдержанной радостью. – Я просто подумал, что за дьявольски подозрительный ум у людей. После того как мы закончим с этими бумагами, их лучше порвать на мелкие кусочки. Тут столько клеветнических измышлений. Гори все огнем, я никогда не видел так много… Вас четверо, и все написали разное имя.

Стоун разозлился.

– Ну а что на вашем листке? Покажите! – потребовал он.

– Минутку, минутку. Сначала официальная полиция. Вот, Чартерс, держи.

Чартерс прочитал первые четыре записки без комментариев, но когда он дошел до нацарапанного Г. М. листка, то уставился на него с какой-то серой пустотой в глазах.

– Невозможно! – сказал он. – Я говорю тебе, Мерривейл, это совершенно…

– О нет, нет… Подумай над этим.

– Но у этого человека нет никаких…

Тут Эвелин довольно неуклюже поднялась со стула. Она сделала несколько быстрых шагов взад и вперед по комнате, ее лицо порозовело. Затем, ничего не сказав, она бросилась к Чартерсу, чтобы вырвать записки из его рук. Чартерс со спокойным и серьезным видом спрятал бумаги за спину.

– Вам должно быть стыдно за себя, – сурово произнес Г. М. и повернулся к нам. – Значит, никакого мотива? О да, ясно как божий день. Я же говорил вам, что это станет камнем преткновения в этом деле. Суть в том, что… Кстати, Кен, где эта банкнота в сто фунтов? Нет, подожди, я сам ее достану. Суть в том, что, прежде всего, мы должны сверить ее со списком номеров из фальшивок Уиллоби. Чартерс, сходи-ка за своим списком, пока мы занимаем друга Серпоса легкой беседой. И не совершай ошибки.

Выходя, Чартерс выглядел непривычно обеспокоенным: намного более обеспокоенным, чем Серпос, которого в этот момент привел сержант Дэвис. Раньше я видел Серпоса только в полутьме на вокзале, но сразу же узнал его. Единственным изменением в его внешности было то, что он снял воротничок священника, который смотрелся на нем довольно комично. Надеть его сейчас было бы совсем неуместно; возможно, он чувствовал это, а возможно, и нет, но в любом случае его тощая голая шея высовывалась из черного костюма и никакого воротничка не было. Он прихрамывал, нескладный, с легкой щетиной на подбородке. Хотя его проницательные глаза за стеклами очков слегка покраснели от выпитого, он был совершенно трезв в том смысле, что полностью собой владел – возможно, даже слишком. Он посмотрел на нас с каким-то стеклянным равнодушием и улыбнулся. Короткие прямые черные волосы прилипли ко лбу, будто он обливал голову водой.

Потом он заметил меня, и, я думаю, это его немного встряхнуло. Насколько я мог судить, он меня не узнал, но, скорее всего, вспомнил, что где-то уже видел. Я не подал виду, что понимаю, кто он и при каких обстоятельствах мы познакомились. Подумал, лучше подождать несколько минут. И все же у этого парня были крепкие нервы.

– Садись, – сказал Г. М. без предисловий. – Ты хороший парень, верно?

Серпос едва не рассмеялся. В его глазах снова появился подозрительный, хитрый блеск, он был спокоен и едва ли не высокомерен.

– В самом деле, старина, – сказал он, – неужели вы думаете, что сможете вывести меня из себя подобной ерундой? Все это по-детски. Я ожидал от вас большего.

Г. М. посмотрел на него свысока.

– Сынок, ты читал слишком много книг… – невнятно произнес он и нахмурился. – Ты и дальше собираешься так себя вести? Не боишься ареста?

– Нет.

– Тогда, скорее всего, ты единственный человек в мире, который не боится ареста. Почему?

– Давайте проясним ситуацию, – сказал Серпос со спокойной прямотой. – Потому что так не пойдет, вот почему. Это вообще никуда не годится. Я – наследник старого друга Чартерса, сын его старого друга, у меня слабое здоровье, я – приятный молодой человек, это мой первый неверный шаг. И я взял фальшивые деньги. О нет, меня не арестуют. Меня, конечно, уволят. Но тогда я пойду дальше и добьюсь для себя большего, потому что я умею заискивать. Понимаете? Полагаю, я должен выслушать ваши вопросы, потому что у меня нет выбора. Но я не собираюсь идти у вас на поводу, когда вы прибегаете к таким детским уловкам, как угроза ареста.