Легавые. Ружье. Загадка Глухого - Хантер Эван (Ивэн)

— Насчет книги.

— Какой книги?

— Кто-то написал книгу…

— Ну и что?

— А назвал ее «Мейер Мейер».

— Как?

— Как слышал. Книга называется «Мейер Мейер». В сегодняшней газете напечатана рецензия.

— Не может быть! Зачем же он так назвал книгу?

— Не он, а она. Автор — женщина. Элен Хадсон.

— Она не имела права…

— Это как сказать.

— Она не имела права так поступать. Я реальное лицо. Разве можно давать вымышленным персонажам имена реальных людей? — Он нахмурился и подозрительно покосился на Кареллу. — А ты, случайно, меня не разыгрываешь? #

— Да нет же.

— Этот самый Мейер Мейер — полицейский?

— Кажется, преподаватель.

— Преподаватель! Господи! Он что, в школе преподает?

— В университете.

— Она не имела права, — повторил Мейер. — Этот ее Мейер тоже лысый? .

— Не знаю. В газете написано, что он маленького роста и полный.

— И она посмела назвать моим именем какого-то толстяка-коротышку? Я подам на нее в суд!

— Хорошая идея.

— Как ды думаешь, я выиграю дело? Кстати, кто издал книгу?

— Издательство «Даттон».

Мейер вытащил из кармана пиджака блокнот, что-то быстро записал, захлопнул блокнот, уронил его на пол, чертыхнулся и, жалобно поглядев на Кареллу, произнес:

— По крайней мере, сначала все-таки был я!

Второй звонок раздался в 22.50. Трубку снял дежуривший у телефона детектив Берт Клинг. Сдав дежурство, Мейер тщательно его проинструктировал.

— Восемьдесят седьмой участок. Детектив Клинг слушает.

— Вы, наверное, решили, что я псих? — раздался в трубке мужской голос. — Но это не так.

— Кто говорит? — спросил Клинг и махнул рукой Хей- взу, чтобы тот взял вторую трубку.

— Я не шучу, — продолжал голос. — Если завтра к двенадцати часам дня я не получу пяти тысяч, то вечером Каупер будет застрелен. Условия у меня такие. Карандаш под рукой?

— Почему вы обратились именно к нам! — спросил Клинг.

— У меня есть на то причины, — последовал ответ.

Клинг был готов поклясться, что его собеседник улыбнулся. — Ну что, взяли карандаш?

— Откуда нам взять столько денег?

— Откуда хотите. Это ваша проблема. А мое дело — застрелить Каупера, если вы откажетесь платить. Ну так как, будете меня слушать или нет?

— Слушаю, — буркнул Клинг и бросил взгляд на Хей- нча. Тот кивнул.

— Деньги должны быть мелкими купюрами и немеченые. Это понятно?

— Вы знаете, что такое вымогательство? — спросил Клинг.

— Конечно. Вы, наверное, хотите потянуть время, чтобы выяснить, откуда я звоню? Я сейчас повешу трубку, и вы ничего не успеете.,

, — Вы знаете, что полагается за вымогательство? — спросил Клинг, но в трубке раздались короткие гудки.

— Сукин сын, — пробормотал Клинг.

— Он позвонит еще, — успокоил его Хейвз. — В следующий раз он нас врасплох не застанет.

— Почему он все-таки выбрал нас?

— Говорит, у него есть причина.

— Да, я слышал. Но что это все значит?

— Понятия не имею, — ответил Хейвз, вернулся к своему столу и принялся за чай и бутерброд с сыром. Трапезу его прервал звонок.

Хейвз был высоким и крупным человеком: рост — метр восемьдесят пять, вес — девяносто килограммов, из которых пять явно лишние. Голубые глаза, квадратный подбородок с ямочкой, прямой нос, красивый рот с полной нижней губой — одним словом, приятная внешность. В рыжих волосах виднелась седая прядь. Когда-то его ударили в голову ножом, рана зажила, но волосы в этом месте стали седыми. Прихлебывая чай и жуя хлеб, он походил на капитана Ахава[2], который чудом оказался ни суше. Когда он наклонился смахнуть крошки, под его пиджаком проступили очертания кобуры. Судя по исему, револьвер был большим, под стать хозяину — «магнум», весом за килограмм. Из него можно проделать дырку с бейсбольный мяч в любом, кто посмел бы встать Коттону Хейвзу поперек дороги.

Когда снова зазвонил телефон, Хейвз еще жевал.

— Восемьдесят седьмой участок, детектив Клинг.

— За вымогательство, — сообщил уже знакомый голос, — полагается лишение свободы сроком до пятнадцати лет. Еще вопросы есть?

— Послушайте… — начал было Клинг.

— Это вы послушайте, — перебил его незнакомец. — Я хочу пять тысяч долларов мелкими немечеными купюрами. Положите их в металлическую банку и оставьте в Гровер-парке, на той аллее, что выходит к Клинтон-авеню, на третьей скамейке.

И повесил трубку.

— Ну что, началось? — спросил Клинг.

— Похоже. Будем звонить Питу?

— Попозже, когда картина прояснится, — ответил Клинг, вздохнул и попытался заняться отчетом.

Следующий звонок раздался в 23.30. Подняв трубку, Клинг сразу же узнал голос.

— Повторяю, — сказал человек. — Я хочу, чтобы деньги были на третьей скамейке в Гровер-парке, на аллее, что выходит к Клинтон-авеню. Если вы установите за скамейкой наблюдение или ваш человек придет не один, банка с деньгами останется, а смотритель парков Каупер будет убит.

— Вы хотите, чтобы мы оставили пять тысяч долларов на скамейке и ушли? — спросил Клинг.

— Вот именно, — подтвердил человек и повесил трубку.

Клинг поднял глаза на Хейвза и сказал:

— Думаешь, на сегодня все?

— Чего не знаю, того не знаю, — ответил тот и взглянул на стенные часы. — Давай подождем до полуночи. Если он больше не объявится, позвоним Питу.

Клинг снова принялся за отчет. Он печатал шестью пальцами — быстро и с огромным количеством ошибок. Забивал напечатанное, впечатывал сверху нужное слово и на чем свет стоит ругал канцелярщину, только мешавшую работе сыщика. Клинг не понимал, зачем загадочный абонент предложил оставить банку с уймой денег на парковой скамейке, где столько прохожих. Он проклинал дряхлую пишущую машинку и никк не мог взять в толк, что это за нахал, требующий пять тысяч долларов за несовершение убийства. Клинг печатал, насупившись, его гладкий лоб пересекла глубокая складка. Других морщин на лице самого молодого сыщика 87-го участка пока не наблюдалось. У Клинга были светлые волосы, карие глаза и приятное открытое лицо. Он сидел за столом в желтом джемпере, коричневый спортивный пиджак висел на спинке стула. Кольт 38-го калибра, который он обычно носил на поясе, сейчас лежал в ящике стола.

За следующие полчаса в участок позвонили семь раз, но вымогатель не подавал признаков жизни. Клинг уже шканчивал отчет — обычный перечень допрошенных по делу о разбойном нападении на Эйнсли-авеню, — когда снова зазвонил телефон. Он машинально снял трубку, и Хейвз так же машинально поднял трубку второго телефона.

— Сегодня это последний звонок, — раздался в трубке шакомый голос. — Напоминаю: деньги доставьте до двенадцати. Нас много, а потому не пытайтесь арестовать того, кто придет за банкой, иначе кауперу не сдобровать. Да ' не вздумайте оставить пустую банку или положить п нее резаную бумагу! Если до двенадцати денег не окажется на месте, смотрителю не жить. Вопросы есть?

— Может, вам принести пять тысяч на серебряном блюде?

— В банке, — сказал человек, и Клингу снова пока- шлось, что тот улыбнулся.

— Мне надо переговорить с лейтенантом.

— Понимаю, а лейтенанту захочется переговорить со смотрителем парков, — сказал человек.

— Как с вами связаться? — решил схитрить Клинг.

— Говорите громче. Я плохо слышу.

— Я хотел бы знать, как с вами связаться…

Его собеседник дал отбой.

Огромный город может свести с ума кого угодно, но когда он принимается за вас в союзе с погодой, го хочется застрелиться. Во вторник пятого марта Коттон Хейнз спозаранку боролся с желанием пустить себе пулю н лоб. В семь утра температура на Гровер-парк-лейн упала до минус десяти, а к девяти, когда Хейвз двинулся к Клинтон-авеню, стало теплее всего-то на градус-другой. (' реки Харб дул сильный ветер. Хейвз вышел с непокрытой головой, его рыжие кудри развевались, полы плаща били но ногам. Руки мерзли даже в перчатках. Плащ был «стегнут только до пояса, чтобы правой рукой в любой момент достать из-за пояса «магнум». В левой руке он держал жестяную банку.