Научите своих детей - Иван Фабер

«Что за хрень?»

Это был не трип – Томас умел отличать галлюцинации от реальности происходящей.

Коридор, состоящий из нескольких, перекрёстно расположенных комнат и ванной, что вчера посещал Том перед сном, повторялся снова и снова. Поулсон прошёл его ещё, ещё и ещё, постоянно попадая в одно и то же начало. Он был устроен зигзагом, так что Том не мог высмотреть, что его ждёт в конце следующего, ещё не пройдённого им.

Смех всё не утихал. Смеялся ребёнок, сложно было различить, мальчик или девочка – возраст около 10-12 лет. Тот факт, что кто-то хихикал на весь дом, был ещё более-менее пугающий, но Том реально насторожился, когда понял, что от его движений смех не отдаляется и не приближается.

Устав повторяться, Том начал шарить по комнатам. Решив вернуться в ту, где он проснулся, Поулсон оказался у чёрной двери. Ворвавшись, он узрел пустую комнату, освобождённую от любого рода мебели.

«Что происходит?»

Выйдя, он стал рассматривать каждое попавшееся помещение – но везде были лишь серые обои и тот же скрипучий пол.

Том попытался вспомнить, сколько коридоров он уже прошёл, дабы вернуться в самое начало. Но как бы он не старался – у него не получалось.

Внезапно, в дверь рядом с ним постучали. Том насторожился. Смех притих.

Её ручка медленно заскрипела, в попытке открыться. Кто-то усиленно мусолил и дёргал её. Томас подумал, кто ещё мог тут быть, и если он там есть, то пускай ответит – что здесь происходит. И открыл эту дверь.

Перед ним стояла женщина. Лица её он почему-то не мог рассмотреть. Женщина была одета в белое, длинное платье. Том сильно смутился от того, что фигура её была ему до смерти знакома, но он не мог найти, где именно в его голове лежало это воспоминание. Он начал осматривать её руки – пальцы, кисти у неё были исхудалыми, вены плохо видно, на сгибах локтей – синяки. Татуировок не имелось.

Но от лица будто бы исходил свет – Поулсон не мог всмотреться в него. Было видно светлые, по плечи волосы, и ничего более Том не способен был разглядеть. Шея у неё исхудалая, ключицы проглядывали сквозь платье – она весила, может, сорок-сорок пять килограмм.

– Уходи, – вдруг проревела женщина далеко не женским голосом. – Проваливай и не возвращайся!

Она говорила словно обезумевшая, рыча, плюясь и брызгая слюной. Затем ненормальная попыталась наброситься на Тома, от коей попытки Том еле увернулся.

– Проваливай!

Том испугался. Он был обескуражен поведением женщины и ни в коем случае не хотел иметь с ней дело. Развернувшись, он побежал по коридору. Женщина же помчалась за ним.

Они бежали долго, Том на удивление быстро выдохся. Коридоры как и раньше, не кончались, а сил у женщины, видимо, было немерено. Она бежала по следам, отмахивая от себя руками Тома.

Выдохшись окончательно, Поулсон споткнулся и сильно упал. Падение на скрипучий пол спровоцировало треск, и вокруг Томаса проползла трещина. Он оглянул разломы рядом с собой, и понял, что его ждёт неминуемое падение, взглянул на женщину, что остановилась и смотрела на его безвыходное положение.

Перед тем, как провалиться, Том попытался ещё раз всмотреться в лицо женщины.

– Мама?

Том в очередной раз проснулся. Вскочив над кроватью, Поулсон осмотрел своё мокрое насквозь лежбище, затем собственное тело – он очень сильно вспотел. Время – десять утра. Прошло всего два часа сна! Благо, теперь уже нет ни смеха, ни скрипа пола. Карина наверняка тихо сопела рядом, но колебания Тома учуяла сразу же и проснулась.

– Что это такое?! – Том схватил её за руки и хорошенько встряхнул.

– Тише, тише, – начала Карина, слегка улыбаясь и сжимая плечи от боли, – это всего лишь сны.

– Нихрена это не сон. Я.. я не знаю, что это было.

– Отпусти, – еле слышно прошептала девушка.

Томас и не заметил, как сильно сжимал её предплечья.

Он лёг обратно, задумываясь над смыслом того, что видел во сне. Карина, простонав от освобождения, забралась на живот к Тому, и, прикрыв его губы пальцем, заговорила:

– Калея вызывает осознанные сны. Реалистично, не правда ли?

Она провела пальцем по его губам, щекам, спустилась к шее.

– Ты весь взмок.

Она наклонилась к его виску, доставляя ему своё тяжёлое дыхание. После нескольких вдохов-выдохов, девушка смочила его ухо.

«Это опять плохо кончится»

Руки Тома медленно перешли на её обнажённые бёдра, и с каждым глубоким проникновением языка Карины, всё сильнее сжимали их. Ей нравилась эта боль.

Отпустив ухо, она перешла к шее, осыпая его кожу своими мягкими укусами, после которых появлялись покраснения и синячки. Поулсон не пускал свои руки дальше бёдер, ожидая от девушки скорейшего прекращения схватки, ибо, мысля объективно, сейчас он хотел лишь спать. Но Карина очень изысканно пробуждала в нём желание самой себя. Сейчас её губы были уже на уровне груди, и она постепенно, переходящим планом, спускалась ниже и ниже, к животу. Томас понял, с чего хотела начать девушка, но не был в силах её остановить.

Карина сидела промеж его раскинутых ног, и перед ней в качестве преграды оставались лишь его трусы. Живот Тома, как и грудь, были искусаны и исцарапаны, а в голове его – лишь предвкушение предстоящего.

Девушка медленно, аккуратно, словно работая с чем-то чрезвычайно хрупким, взялась за резинку трусов Тома и стянула их. Осознавая свою наготу, Поулсон вжался в кровать и просто закрыл глаза.

В дальнейшем – полёт в эйфории от вытворяемого девочкой «искусства», колебания в разных позах. В диком экстазе Том бил девушку – сначала мягкие пощёчины, сопровождающие оральный коитус, затем сильные, до отпечатков ладоней, удары по бёдрам и ягодицам. В свою очередь, Карина сжимала его плечи, бока и спину с такой силой, что местами намокшая простыня была измарана свежей кровью Тома.

Том высвобождал всю свою фрустрацию на ней – девочка страдала, но не так, как в прошлой жизни. Отпустив её из одного, далеко не милосердного положения, он тут же перебрасывал её в другое, более беспощадное. Томас никогда не понимал, действительно ли доставляемое им женщинам удовольствие настолько сильно, что они готовы претерпеть абсолютно все позывы его Танатоса.

Окончание было близко, и за несколько секунд до этого, комнату поразил громкий визг и плач, сигнализирующий о только что пройдённом девочкой пределе. Поставив новый рекорд терпимости, как только Том освободил её от своих железных оков, она упала с кровати, стянув за собой одно из одеял. Избитая, взмокшая от пота и слёз, она отвернулась в