Презумпция невиновности - Анатолий Григорьевич Мацаков

к стенке шкафа и вышел в соседнюю комнату. Следователь прокуратуры Борис Гурин заканчивал протокол осмотра места происшествия. На стульях возле стола чинно сидели две старушки-понятые.

— Я скоро освобожусь, — поднял на меня глаза Гурин.

Спустя десять минут вышли с ним во двор. Только что взошло солнце, и по небу навстречу ему потянулись взъерошенные облака. Было сыро и прохладно, и я пожалел, что не взял с собою плаща. Гурин поежился, сообщил:

— Жаркий день сегодня будет. По движению облаков видно.

Я скосил глаза на багровое снизу, как бы подсвеченное красным фонарем, облако, силуэт которого напоминал сцепившихся в смертельной схватке богатырей. По мере продвижения по небу облако меняло свои очертания и казалось то бесформенным нагромождением скал, то превращалось в мрачный замок средневековья с его некогда грозными сторожевыми башнями...

— Что-то не пойму я твоих облачных примет.

Гурин усмехнулся, кивнул:

— Тогда спустись с заоблачных высот на грешную землю. Обрати внимание на обильную росу. Помнишь: «Тяжелые росы к хорошей погоде...» И что ты намерен сообщить мне?

— Даже не знаю, с чего начать...

— А ты начни с самого начала, — добродушно посоветовал Борис.

— Ну, если с самого начала, тогда слушай. Как тебе известно, при осмотре местности в полсотне метров от дома убитого, на огороде, обнаружены следы обуви. Они обрываются на песчаной дороге. Но, думаю, эти следы не имеют никакого отношения к преступлению — мало ли людей здесь ходит! На дороге влажный песок сохранил отпечатки шин автомашины. Мы с экспертом-криминалистом еще раз тщательно осмотрели эти отпечатки и пришли к выводу, что это следы автомашины «Волга». Об этом свидетельствует ширина беговой дорожки, ширина колеи, а также рисунок протектора. Слепки со следов ног и шин сделаны...

Гурин прервал меня:

— Все это уже известно, занесено в протокол осмотра. Ты выкладывай саму суть.

Я пожал плечами:

— Сам же предложил начать рассказ с самого начала! Я так опустил многие детали. Что же касается сути, то ты не обрадуешься ей. Дело вот в чем. Автомашина «Волга», следы которой ты добросовестно отобразил в протоколе осмотра места происшествия, к преступлению, вероятно, имеет такое же отношение, как скажем, я к краже Янтарной комнаты.

— То есть?

— Вчера около девяти вечера на такси из города приехал житель деревни Рогачи Марьян Свертока. Ехал он, чтобы сократить расстояние, по этой дороге. А Дивнель вчера провожал в аэропорт уехавшую на курорт жену, домой вернулся последним автобусом.

— Значит, по-твоему, «Волга» отпадает? А как со следами обуви на огороде?

— Мало ли кто мог пройти через огород! Например, парни из клуба. Это нам, конечно, предстоит проверить.

Гурин чиркнул спичкой и, прикуривая, спросил:

— И это все, что ты хотел мне сообщить?

— Нет, не все. Метрах в тридцати от следа «Волги» мы обнаружили отпечатки шин автомашины ГАЗ-69. «Газик» развернулся как раз возле тропинки, которая ведет к дому Дивнеля. Соображаешь?

Гурин промолчал. Он сидел на ступеньках крыльца и, попыхивая дымком сигареты, смотрел на темнеющий вдали выступ леса. После паузы с хитринкой спросил:

— А ты уверен, что «газик» все-таки имеет отношение к убийству, а не к краже Янтарной комнаты?

Я пожал плечами.

Борис сказал:

— Конечно, водителей этих машин нужно установить. Но я думаю вот о чем. Если исключить следы обуви и колес машин, то, выходит, убийца действовал явно не по правилам. Во-первых, он почему-то не оставил на месте преступления пальцевых отпечатков или, на худой конец, вырванную вместе с тканью во время борьбы с жертвой пуговицу. — Гурин усмехнулся: — Я помню, как-то вор в квартире директора универмага оставил обрывок репродукции картины Рембрандта «Урок анатомии доктора Тюлпа». И тогда нам стало ясно, что преступника нужно искать среди людей, имеющих отношение к живописи. И представь себе: нашли! Взяли его с поличным в мастерской местного художника...

— А во-вторых?

— Во-вторых, убийца почему-то не тронул ценных вещей, хотя, учитывая ночное время, отдаленность хутора от деревни и то, что преступник наверняка располагал транспортом, он мог бы запросто забрать пару дорогостоящих отрезов ткани, но не сделал этого, хотя все перевернул в шкафу. Видимо, убийца искал что-то другое. Но что?

Я вспомнил разговор с председателем сельсовета Тадеушем Лукашевичем, сказал:

— По-моему, убийца все-таки имеет отношение к живописи. Речь идет о портрете...

— О каком портрете? — уставился на меня Гурин.

— О том, который был выброшен из шкафа. На нем — жена убитого...

Борис неожиданно разозлился:

— Слушай, не морочь голову! Она у меня и без твоих шуточек кругом идет.

— А я и не думаю шутить! Час назад я говорил с председателем сельсовета. Он рассказал, что Казимир Дивнель провел несколько лет в местах не столь отдаленных. За хулиганство.

— Ну и что из этого следует? — хмуро спросил Гурин.

— Следует из этого то, что Дивнель в заключении близко сошелся с одним художником по имени Пантелей, который и нарисовал портрет жены Дивнеля с фотокарточки. Об этом Дивнель как-то рассказал Лукашевичу.

— С той поры воды столько утекло! — покачал головой Гурин. — Если бы у Дивнеля с тем художником и возникли какие-либо трения, то они давным-давно бы разрешились...

Я прервал Бориса:

— Но Пантелей на днях должен был приехать в гости к Дивнелю! Дивнель сам говорил об этом Лукашевичу. Необходимо срочно установить личность этого художника.

— Конечно, — согласился Гурин. Он отвернулся, начал следить за стайкой уток, которые, переваливаясь с боку на бок, медленно шли к заштопанному осокой болотцу.

Позади уток на серебристой от росы траве оставался темный след.

— Нужно допросить Варвару Погожельскую, — напомнил я. — Она уже полчаса ждет в доме Дивнеля.

— Допроси сам, — предложил Гурин. — А я пока набросаю план работы на сегодня.

— Садитесь, пожалуйста, — кивнул я на стул.

— Ничего, я постою. Мы привычные. — И женщина осталась стоять у порога.

Погожельской, очевидно, было не больше сорока, но тяжелый крестьянский труд оставил свой отпечаток на ней — она выглядела намного старше. Я задержал взгляд на ее темных, потрескавшихся руках, и она поспешно сунула их в карманы поношенной куртки.

— Садитесь, — сказал я. — Разговор у нас предстоит серьезный.

Она осторожно присела на краешек стула и потупилась.

— Вы звонили в милицию?

— Я, — коротко ответила она и, помолчав, добавила: — Корова моя вчера со