Збигнев Сафьян - Грабители

Золотая Аня стояла в коридоре около его кабинета: она была очень бледна, испуганна, наспех накрашена. Он велел ей еще подождать. «Эта расколется», — подумал о ней инспектор. Он вызвал Милецкого и выслушал его доклад. Милецкий утром посетил квартиры Рыдзевского и Ладыня и осмотрел их гаражи. Хозяйка виллы, где в двух комнатах обитал инженер Рыдзевский, сообщила, что он выехал вечером во Вроцлав на автомобиле. Кортель подумал при этом, что все это выглядит довольно странно — он же вечером видел Рыдзевского в кафе на Пулавской. А Ладынь был дома. Послеобеденное время провел у знакомых за бриджем. Играли до одиннадцати. Затем вернулся к себе. Автомобиль (у них был «фольксваген») жена отправила на станцию техобслуживания на улицу Закрочимскую. Милецкий, конечно, поехал туда. Станция была небольшая — всего на два бокса, но пользовалась большой популярностью, и от нее, как всегда, тянулся длинный хвост автомашин. Милецкий сразу увидел «фольксваген». Худощавый парень в комбинезоне покрывал машину мыльной пеной. Во втором боксе стояла «сирена». Милецкий машинально посмотрел на номер, потом в свою записную книжку. Это была та самая «сирена», владелец которой был оштрафован за превышение скорости. Милецкий обрадовался. «Фольксваген» был сильно поцарапан, очевидно, Ладынь не очень с ним осторожничал; «сирена» тоже создавала впечатление достаточно поношенной.

— Где владелец? — спросил Милецкий молодого человека, ополаскивающего теперь «фольксваген».

— Наверное, на работе, — ответил тот равнодушно.

В маленькой комнатке Милецкий увидел двух мужчин, играющих в шахматы. Они были так увлечены, что не заметили его прихода. Наконец один из них, выше ростом и моложе второго, оторвал взгляд от доски, на которой остались два короля и одна пешка.

— Я вас выслушаю весьма охотно, но только после обеда. Вы сами видите…

Милецкий представился, что, впрочем, не произвело никакого впечатления.

— Я хотел бы поговорить с вами, — он обратился к тому, который был моложе, — и с владельцем «сирены», которая стоит у вас в боксе…

— Ну и в чем же дело? — буркнул тот, что постарше — уже заметно лысеющий человек, — и даже не взглянул на Милецкого.

— Вас зовут Анджей Казимирчак?

— Да.

— Вы были вчера оштрафованы на Фаленице?

— И совершенно несправедливо. Вы видели мою «сирену»? Попробуйте на ней превысить скорость.

— Дело не в этом. Вы ехали Валом Медзешинским?

— Ехал. Ну и что?

— Вы ничего не заметили там?

Казимирчак более внимательно посмотрел на Милецкого.

— Что-нибудь случилось? — спросил он. — Может, что-то интересное?

— Вы не знаете, с кем говорите, — вклинился в разговор владелец станции. — Это ведь Анджей Казимирчак, автор «Эха кислородного взрыва».

Милецкий слышал об известном журналисте, авторе этих репортажей.

— Я рад, — сказал он, — но я хотел бы знать, во сколько вы ехали Валом Медзешинским.

Казимирчак выглядел недовольным.

— Выехал из Варшавы около одиннадцати, но проторчал в Блотах: сорвался трос стартера. Промучился с час.

Милецкого это заинтересовало. Целый час был на шоссе!

— Много машин прошло мимо вас?

— Нет, несколько. Ночь ведь…

— Не могли бы вы назвать их марки? Особенно тех, что шли со стороны города?

— Откуда я могу знать…

Журналист снял очки, положил на стол, а потом стал деловито искать их.

— Пожалуй, какое-то такси… Один «форд-таунус». Точно, «таунус». «Рено-10».

— А «фольксваген»?

— Не помню.

Осмотр уже подсохшего «фольксвагена» не дал никаких результатов. Владелец станции сказал, что Ладынь постоянно обо что-то цепляется, и трудно себе представить, чтобы хоть какой-то день он не содрал лак или не стукнулся щитом о двери, въезжая в гараж.

Кортель с вниманием выслушал предлинный отчет Милецкого и решил про себя, что ни одного из них — ни Рыдзевского, ни Ладыня — нельзя исключать из игры. Однако наиболее вероятным убийцей остается Пущак, и не стоит больше усложнять дело. У него и так достаточно хлопот. Кортель думал о Басе, он не переставал думать о ней и теперь знал, что совершил ошибку…

У Золотой Ани на глазах выступили слезы. Он не успел еще ничего сказать, а она уже плакала.

— Только без комедии, — предупредил Кортель. — Когда у тебя был Окольский?

— Все на меня сваливаете! — выкрикнула она. — Я не видела его.

— Послушай, — язвительно начал он, — оказание помощи разыскиваемому грозит наказанием до пяти лет заключения. Окольский уже дал показания!

— Вот скотина. — Она вытирала глаза платочком. — Ну, хорошо, был! Только я его не приглашала — он сам пришел. Мне нет до него никакого дела. Но что я могла? Копать яму?

— Хорошо, хорошо, — теперь Кортель стал мягче. — Девочка, одумайся! Ты обещаешь помочь Окольскому, знаешь, где он прячется…

Она молчала.

— Не знаю, сколько потребует прокурор, когда ты встанешь перед судом…

Снова слезы.

— Что я должна делать?

— Говорить правду. Адрес этого гаража дал тебе он?

Она кивнула.

— Я клянусь, не хотела… Он бросил на стол записку и убежал.

— Что ты сделала с ней, с этой запиской?

— Сожгла! — выкрикнула она. — Я даже уже не помню…

— Погоди. Кому ты говорила, где скрывается Окольский?

— Никому не говорила… Клянусь богом!

Кортель терял терпение.

— Снова ложь! Ты сама себя топишь. Ты дала адрес тому водителю.

— Какому водителю? — В ее голосе прозвучало искреннее удивление и недоумение.

— Не дурачься! Водителю такси за номером 243. Он отвез тебя на Зубковскую несколько дней назад…

— Клянусь!.. В последнее время я не ездила на такси. У меня плохо с деньгами…

— Вас видели. Могу зачитать показания свидетеля. Приехали и еще несколько минут провели в машине…

— Пан капитан, — это прозвучало как молитва, — я никогда не имела никаких дел с таксистами… Это была не я…

— Зачем ты дала ему адрес Окольского? Он что, просил об этом? Как давно вы знакомы? С чего начался разговор? Что он говорил об Окольском?

На Кортеля смотрели глаза девушки, хорошо знающей жизнь.

— Пан капитан, — сказала она тихо, — я должна признаться? Что вы хотите, чтобы я сказала? Я ничего не понимаю…

Он ударил кулаком по столу.

— Девочка, в каком мире ты живешь? Не надо признаваться в том, чего ты не совершила! Никто этого не требует и не имеет права требовать. Надо говорить правду…

— Я сказала, — подтвердила она с грустью, — а вы не верите. Что мне делать?

— Ты знаешь Антони Пущака?

— Первый раз слышу это имя.

Инспектор бросил на стол фотографию таксиста. Ту самую, что когда-то Пущак подарил Казимире Вашко.

— Вот этого субъекта?

— Никогда в жизни.

— Если это ложь, то последствия могут быть серьезными.

— Я понимаю, — прошептала она.

Так ничего и не добившись, Кортель отпустил Золотую Аню.

Он велел привести арестованного Антони Пущака. Инспектор еще не знал, в какую сторону повернуть этот допрос. Во всяком случае, не надо спешить с обвинениями.

— Как звали девушку, с которой видела вас жена?

Пущак пожал плечами.

— Вы же не собираетесь судить меня только за го, что у меня в машине была баба?

— Отвечайте на вопрос.

— Не знаю, — рявкнул Пущак. — Зачем вы меня мучаете? Я отвез ее на Зубковскую, денег не взял… О чем тут говорить? Вы сами понимаете… Договорился встретиться вчера в одиннадцать вечера на Зубковской около барака. Я приехал, но она не пришла… Когда возвращался, схватил штраф, ну и боялся, что меня моя… — он процедил грязное ругательство, — снова выследит.

— Говорите, что не пришла. Опишите, как она выглядит.

— Кого?

— Ну эту особу с Зубковской.

— Красивая блондинка. Волосы золотые. Высокая… Ноги — во всем свете не сыщешь… Юбка мини… Вы сами знаете…

— Имя?

— Она не сказала.

— Лжете, Пущак. Мы знаем больше, чем вы думаете. — Кортель бросил на стол несколько фотографий, среди них был снимок Золотой Ани. — Которая из них?

Пущак рассматривал их старательно и с напряжением.

— Здесь ее нет, — наконец выдавил он.

Кортель положил фотографии в ящик, оставив на столе фото Золотой Ани.

— Зачем вы ее покрываете, Пущак?

— Как перед богом…

— Зачем покрываете?

— В жизни не видал эту бабу.

— Пущак, ложь — худший метод защиты в вашей ситуации. Вчера в 11.30 вечера вас видели на Валу Медзешинском, — сочинял Кортель. — С Блот вы повернули на Фаленицу и вернулись в город по Гроховской.

На Кортеля смотрели испуганные глаза измученного человека.

— Пан инспектор, — едва проговорил он, — я ничего не сделал.

— Ничего? Почему же вы мыли автомобиль так рано? Кстати, на щите остались царапины. Вы сбили…