Тень олигарха - Бахарева Ксения Васильевна

— Зачем?

— Раздать партии сигарет. Так устроен его бизнес.

— Бизнес… — язвительно повторил Денисов. — Дальше…

— Приехал водитель, позвонил в дверь, постоял, постучал и вернулся на рынок, предположив, что Сокол, не дождавшись, уехал на Комаровку сам на своей тачке со своей кралей.

— Краля — это кто?

— Не знаю. Наташкой кличут. Когда водила вернулся, компаньоны ждали в условном месте, а Сокола не было. Тогда парни направились на съемную квартиру, взломали дверь и первыми нашли убитыми Сокола и его девку. Однако сообщать в милицию не стали.

— Теперь понятно, почему замок… — пробурчал Денисов и сказал парню, отпуская: — Ладно, иди уже. Что с тебя возьмешь…

Вернувшись в Главное городское управление внутренних дел, Денисов изложил известные обстоятельства двойного убийства генералу Зорину, и тот, недолго думая, гневно приказал организовать на рынке облаву на всех, кто торгует нелегальными сигаретами, за исключением нищих тщедушных бабушек. Меж тем сыщики из уголовного розыска установили, что Грудинский и Соколович есть одно и то же лицо, а погибшая подруга не кто иная, как Наталья Болдырева.

Грянувшая операция по задержанию крупных и мелких торговцев левыми сигаретами, проведенная отделом по борьбе с экономическими преступлениями на Комаровском рынке, завершилась беспрецедентными грубыми задержаниями мускулистых бритоголовых партнеров Соколовича по бизнесу, каждый из которых на допросах выкручивался, как мог: я не я и хата не моя. Впрочем, товарищам по сигаретной теме и самим было невдомек, с какой стати Сокол улетел в мир иной, кому была выгодна смерть Грудинского и Болдыревой и, главное, за что их убили. Как и кто отныне сможет занять опустевшее место на Комаровском рынке? В итоге после волнообразной проверки на причастность к двойному убийству было возбуждено несколько уголовных дел, изъяты крупные партии безакцизных сигарет, но в сухом остатке не было главного — не был найден убийца, который, несомненно, представлял реальную угрозу для общества. И все-таки попутно операция принесла неожиданные результаты в виде выявленных фактов хранения и употребления наркотических средств, нарушения законов предпринимательской деятельности и банальной торговли безакцизным товаром.

После составленных протоколов и выписанных внушительных штрафов львиную долю табачных торговцев отпустили на волю, ибо лишь две персоны из полусотни задержанных, с допросами которых ознакомился капитан, заинтересовали Денисова, а именно: скользкий прыщавый гражданин с рыжими усами по фамилии Хохлов, утверждавший, будто Сокол, он же Грудинский, накануне с кем-то встречался и планировал крупную сделку на семьдесят — восемьдесят тысяч долларов, и некая экстравагантная дама Альбина Скобцева, распределявшая по коммерческим киоскам сигареты количеством до двадцати блоков.

— Сокол такой человек, — утверждал на допросе рыжеусый Хохлов, — что иногда людям, которых он знал хорошо, мог отпускать товар без предоплаты.

— И кому же так везло? — уточнял Макаров, при расследовании двойного убийства считавший наиболее вероятными версиями невозврат накопившихся долгов или корыстные побуждения вездесущих разбойников.

— Точно не скажу, — увиливал от прямого ответа скользкий рыжий тип.

— Хочешь в камеру следственного изолятора, чтобы вспомнить? По глазам читаю: знаешь, у кого были долги, гражданин Хохлов!

— Нет, что вы, не надо! Я точно не знаю, только немного слышал…

— Что?

— Слышал, что Альбина взяла на реализацию товар на двенадцать тысяч долларов и не рассчиталась, — тут же сдался трусливый торговец, непроизвольно почесав торчащие усы.

— Скобцева?

— Не знаю, мне только имя известно. Вроде Сокол по несколько раз вынужден был откладывать день возврата долга.

Мотив? Несомненно! Женщину тут же из изолятора временного содержания поместили в следственный. Альбина Скобцева тихо вошла в комнату для допросов, низко поклонилась и стала искренне утверждать, что успела рассчитаться с Соколовичем/Грудинским до его безвременной кончины.

Игорь Михайлович, глазами упираясь в объемное декольте, что откровенно выглядывало из-под обтягивающей кофты, не позволял мыслям разгуливаться до безобразия, однако экстравагантная дама нарочно выпячивала свое достояние, поправляя и приподнимая его, извиваясь при этом, как грациозная пантера. «Надо какую-нибудь лейтенантшу попросить в отдел в помощь для подобных допросов», — подумал капитан, краснея, но вслух произнес:

— Альбина Викторовна, есть ли какие-то доказательства того, что вы рассчитались с Грудинским?

— Расписку, что ли, мне надо было брать? Чтобы он меня послал подальше и больше не возвращался с того места, куда я послала бы в ответ?

— Кто-то может подтвердить, что вы отдали деньги?

— Да что вы такое говорите, товарищ начальник! — Альбина холодно и насмешливо покосилась, однако поднялась со своего места, дотянулась до графина с водой, кем-то заботливо подготовленного, налила себе и выпила залпом из граненого стакана, раздувая ноздри. — И что вы хотите сказать, что я могла за двенадцать кусков зелени убить и его, и его девку? Каюсь, много грехов на мне, но мокрых — никогда…

— Говорили, встреча у него с кем-то была накануне. Поэтому вполне возможно, что это могли совершить те лица, которые взяли крупную партию сигарет, но не рассчитались за товар.

— С Витей Сочинским он встречался… Сокол под ним ходил…

— Откуда вам это известно?

— Сорока на хвосте принесла…

Голодные игры

Октябрь, 1993 год, Минск

Денисов, как деревянный, пришел домой к ужину, засел в спальне, где рядом с кроватью оборудовал рабочее место, взял со стола копии допросов, затем — рапорты сослуживцев после отработки на рынке связей Грудинского с уголовниками. Читал, не понимая ни слова, смотрел в потолок, слушал ребячий гвалт из соседнего зала и увещевания рассерженной жены, что тщетно пыталась утихомирить разгулявшихся отпрысков. Игорь с возмущением вспомнил, что вот уже которое уголовное дело подряд он мог записывать в глухие «глухари», как будто опытный сыщик нюх потерял напрочь. И не видать даже маленькой зацепки, чтобы распутать клубок в деле Лисовского и в деле Грудинского. И все же не зря в народе говорят, что утро вечера мудренее: ровно на следующий день капитан вспомнил про базу отпечатков пальчиков, зашел к коллегам поинтересоваться, нет ли каких совпадений, и — о чудо — появилась зацепка!

Некая Илона Бельская, недавно освободившаяся из мест лишения свободы, два года отбыв наказание за неуплату алиментов, каким-то образом, судя по отпечаткам пальцев, присутствовала на последней вечеринке Соколовича/Грудинского и могла быть свидетелем громкого двойного убийства.

— Откройте, милиция! — Стажер Трофименко постучал в хлипкую дверь покосившегося частного деревянного дома, с минуту прислушался, но никто не открыл.

В зарослях лебеды и оборванного куста сирени шуршали глупые куры, разгребая пыль в надежде отыскать остатки пшена, над серой крышей весело щебетали воробьи, на востоке в вечернем небе, посиневшем к ночи, вспыхивали зарницы — предвестник хорошей погоды.

Трофименко постучал громче и настойчивее.

— Откройте, милиция! Я знаю: дома кто-то есть. Не откроете — выломаю дверь! — Не вполне уверенный в осуществлении озвученной угрозы, Трофименко с опаской глянул на грозных представителей отряда особого назначения, наблюдавших за ним у ворот, пнул в дверное полотно ногой с нелепой яростью и замер в ожидании.

— Что надо? — наконец ответил за дверью глухой женский голос.

— Бельская Илона Борисовна?

— Ага…

— Открывайте…

Бельская в накинутом поверх ночной рубахи цветастом халате, босая и лохматая, стояла в проеме, не понимая, чего от нее хотят незваные гости. И молчала. Худая, даже враждебная женщина, похоже, была пьяна несколько дней кряду.

— Бельская Илона Борисовна? — повторил вопрос Трофименко. И чем дольше она молчала, тем больше ее колотила нервная хмельная дрожь. Группа захвата спокойно прошла в дом, но там больше никого не оказалось.