Розанна - Валё Пер

Стоящий у маяка советник полиции не проронил ни слова. Он не имел привычки вмешиваться в расследование, пока оно еще находилось на начальной стадии. Однако по пути в город он сказал комиссару:

– Ужасные синяки.

– Гм.

– Будешь меня регулярно информировать. Ларссон не сделал попытки даже кивнуть.

– Поручаешь расследование Ольбергу?

– Ольберг хороший работник.

– Да, да, конечно.

Разговор закончился.

Они приехали, вышли из машины и разошлись по своим кабинетам.

Советник полиции позвонил окружному начальнику в Линчёпинге.

– Я подожду, пока мы будем знать больше, – сказал окружной начальник.

У комиссара состоялся краткий разговор с Ольбергом.

– Прежде всего нужно выяснить, кто она такая.

– Да, – сказал Ольберг.

Он пошел в кабинет, позвонил пожарным и попросил дать ему двух аквалангистов. Потом прочел дело о краже со взломом в припортовом квартале. Ну, тут скоро все выяснится. Ольберг встал и пошел в дежурную комнату.

– Есть заявление о том, что кто-либо пропал без вести?

– Нет.

– А в розыске никто не числится?

– Никого, похожего на нее, нет.

Ольберг вернулся в кабинет и принялся ждать.

Через пятнадцать минут зазвонил телефон.

– Придется произвести вскрытие, – сказал врач.

– Ее задушили?

– Думаю, что да.

– Изнасиловали?

– Вероятно.

Врач немного помолчал, потом добавил:

– Ну так как?

Ольберг грыз ноготь на указательном пальце. Он думал об отпуске, который должен был начаться в пятницу, и еще о том, в какой восторг от всего этого придет его жена.

Врач неправильно истолковал его молчание.

– Вас это удивляет?

– Нет, – сказал Ольберг.

Он положил трубку и зашел за Ларссоном. Вместе они отправились к советнику полиции.

Через десять минут советник полиции обратился в окружное управление с официальной просьбой о проведении судебно-медицинской экспертизы. Управление связалось с государственным институтом судебной медицины. Прозектором оказался семидесятилетний профессор. Он приехал ночным поездом из Стокгольма, прекрасно выспался и был в отличном настроении. Вскрытие профессор проводил восемь часов, практически без перерывов.

Закончив работу, он дал предварительное заключение: «Смерть наступила в результате удушения. Половые органы серьезно повреждены. Сильное внутреннее кровотечение».

На письменном столе Ольберга начали понемногу накапливаться разные документы, связанные с расследованием этого дела. Все можно было выразить одной фразой: на дне канала возле шлюзов в Буренсхульте обнаружен труп женщины.

Ни в городе, ни в соседних полицейских округах не было зарегистрировано заявлений, что кто-то пропал без вести. Никто, соответствующий описанию мертвой женщины, в розыске не значился.

III

Было четверть шестого утра, шел дождь. Мартин Бек долго и тщательно чистил зубы, чтобы избавиться от свинцового привкуса во рту, и ему показалось, что это удается.

Потом он застегнул воротничок рубашки, повязал галстук и удрученно посмотрел на свое лицо в зеркало. Пожал плечами и вышел в холл, а оттуда направился в комнату, где бросил страстный взгляд на модель учебного парусника, которую, пожалуй, даже чересчур долго собирал накануне вечером, и вошел в кухню.

Он ходил по квартире тихо, словно крадучись, отчасти по старой привычке, отчасти – чтобы не разбудить детей.

Уселся за кухонный стол.

– Газет еще нет?

– Почтальон никогда не приходит раньше шести, – ответила жена.

На дворе уже рассвело, однако небо было затянуто тучами, и в кухне царил полумрак. Жена не включила свет. Она говорила, что экономит.

Он открыл было рот, но так ничего и не сказал – разгорелась бы ссора, а для этого был неподходящий момент, ограничившись тем, что тихонько барабанил пальцами по столу и глядел на пустую чашку с орнаментом из синих розочек. На краю чашка была надколота, вниз тянулась рыжая трещина. Эта чашка провела с ними почти всю их супружескую жизнь. Больше десяти лет. Жена редко что-нибудь разбивает, и уж вовсе нет ничего, что нельзя было бы склеить. Самое удивительное, что дети тоже пошли в нее.

Неужели такие вещи передаются по наследству? Жена сняла с плиты кофейник и налила кофе.

– Может, тебе хочется поесть?

Он перестал барабанить по столу, пил осторожно, маленькими глоточками. Сгорбившись, с подавленным видом сидел за столом.

– Тебе следовало бы немного поесть, – сказала она.

– Ты ведь знаешь, что утром я не могу есть.

– Но ты должен поесть, – продолжила она. – Особенно, если учесть, какой у тебя желудок.

Он нащупал кончиками пальцев на своем лице несколько пропущенных волосков, которые не удалось сбрить; они были короткие и острые. Молча пил кофе.

– Я могла бы сделать хотя бы бутерброды, – сказала она.

Через пять минут он тихо поставил чашку, поднял глаза и посмотрел на свою жену.

На ней была нейлоновая ночная рубашка, а сверху – коричневый махровый халат. Она сидела, опершись локтями на стол и подперев ладонями подбородок. Его жена была блондинкой, со светлой кожей и круглыми, немного вытаращенными глазами. Брови она обычно красила, но за лето они выцвели и теперь были такими же светлыми, как и волосы. Она была старше его на пару лет, и, несмотря на то, что в последнее время начала полнеть, кожа у нее на шее уже увяла.

Еще до того, как двенадцать лет назад у них родилась дочь, она ушла из мастерской какого-то архитектора, а потом у нее уже не появлялось желания снова устроиться на работу. Когда сын пошел в школу, Мартин Бек предложил ей найти работу на неполный день, однако она считала, что это невыгодно. Кроме того, ей нравился комфорт, и существование просто в качестве домохозяйки вполне ее устраивало.

Мартин Бек встал и задвинул под стол синюю табуретку. Он по-прежнему все делал бесшумно. Подошел к окну, за которым моросил дождь.

За автостоянкой под травянистым склоном тянулась автострада, блестящая и пустынная. В высотных домах на холме за станцией метро кое-где светились окна. В низком сером небе кружилось несколько чаек, кроме них нигде не было ни души.

– Куда ты едешь? – спросила она.

– В Муталу.

– Надолго?

– Не знаю.

– Из-за той девушки?

– Да.

– Как ты думаешь, это займет много времени?

– Я знаю об этом столько же, сколько и ты. Не больше того, что было в газетах.

– А почему ты должен ехать поездом?

– Все уехали вчера. Я сначала вообще не должен был этим заниматься.

– Естественно, они обращаются с тобой как всегда. Он глубоко вздохнул и посмотрел в окно. Казалось, дождь понемногу прекращается.

– Где ты будешь жить?

– В городской гостинице.

– А кто будет работать с тобой?

– Колльберг и Меландер. Я уже сказал тебе, что они уехали вчера.

– На автомобиле?

– Да.

– А тебе придется трястись во втором классе?

– Да.

Стоя к ней спиной, он слышал, как она встает и ополаскивает чашку с синими розочками и надколотым краем.

– Мне нужно на этой неделе заплатить за электричество и занятия ребенка верховой ездой в манеже.

– Может, тебе хватит денег?

– Ты прекрасно знаешь, что я не могу снимать с книжки.

– Да, я забыл.

Он вынул из кармана бумажник и открыл его.

Вытащил банкнот в сто крон, посмотрел на него, сунул обратно и вернул бумажник в карман.

– Я ужасно не люблю снимать деньги с книжки, – вздохнула она, – стоит только снять один раз и это будет началом конца.

Он снова вытащил сотенную, сложил ее, повернулся и положил на кухонный стол.

– Я упаковала тебе чемодан, – сказала она.

– Спасибо.

– И помни о своем горле. Погода в это время года коварная, особенно по ночам.

– Да.

– А этот отвратительный пистолет ты, конечно, потащишь с собой?

«Нет… да, сегодня как и всегда», – подумал Мартин Бек.

– Чему ты улыбаешься? – спросила она.