Час пробил - Виктор Львович Черняк

Выстрел!.. Как его объяснить? Чем? Предположим, Лоу был в состоянии аффекта, судорожно сжимал спусковой крючок и палил, не сознавая, что делает. Но, во-первых, сначала раздался крик, а только потом выстрел. Должен же был быть чем-то вызван этот крик. И потом, почему ружье оказалось под рукой Лоу? Он что, не ложился спать без ружья? Смешно!

Элеонора смотрела на опершуюся о трельяж миссис Лоу, в зеркалах отражались еще три Лоу, все три одинаково надменные, но видные в различных ракурсах. Особенно неприятно лицезрение миссис Лоу в профиль: подбородок выдавался вперед, стремясь соединиться с орлиным носом, была видна дряблая кожа шеи, и некрасивая черная мохнатая родинка выглядывала из-за высокого — потому и высокого — белого воротника. Конечно, Элеонора спросила миссис Лоу, имел ли ее сын обыкновение спать с ружьем. Та скривила губы и, не задумываясь, ответила: «Уж простите меня, милочка, если покажусь вам фамильярной, но, по правде, уже лет двадцать, а то и больше, я не в курсе, с какого вида предметами имеет обыкновение спать мой сын».

Элеонора чуть прикусила губу: она никому бы не простила этой «милочки», но вдруг представила, как маленькая Нэнси, взобравшись к ней на колени, заглядывает в глаза, трогательно шепелявя: «Что, мамуся, опять с деньжатами плёха?» Да. Безусловно, Декларация независимости — это прекрасно. Как осуществить ее, эту чертову независимость? Поднявшись, Элеонора сухо сказала то, что только и могла себе позволить: «Постараюсь сделать все, что в моих силах, миссис Лоу. Вы знаете мои условия?» — «Знаю, — миссис Лоу плавной походкой отошла от трельяжа, не забыв бросить взгляд на себя через плечо, — но вы не знаете моих. Они более чем привлекательны, более чем», — с нажимом заметила она.

Так за чашечкой кофе на кухне особняка Дэвида Лоу Элеонора перебирала детали встречи с его матерью. Лиззи застыла у окна, потом шире отворила створки и, не оборачиваясь, сказала:

— Вот и полиция пожаловала.

Элеонора подошла к окну. По выложенной полированными кусками красного гранита дорожке к дому приближались двое. Один, крепкий, мускулистый, в форме, при блестящей медной бляхе и с револьвером, торчащим из незастегнутой кобуры; другой, тучный, массивный и, несмотря на габариты, стремительный, как разъяренный носорог, мужчина в штатском. Тучный огромным платком вытирал шею и лоб: его донимала жара.

— Этот боров — начальник полиции, — Лиззи ткнула пальцем в штатского, — а второй — его прихлебатель, Джоунс. Мерзкий тип: шулер, бабник и сквалыга.

— Откуда это известно? — Элеонора еле сдерживала улыбку.

— Все говорят. — Лиззи отошла от окна.

— Раз все говорят — это серьезно! — стараясь быть невозмутимой, кивнула миссис Уайтлоу.

В дверь позвонили. Лиззи побежала открывать и вскоре вернулась, пропуская полицейских вперед.

— Капитан Харт, — неожиданно пронзительным, даже птичьим голосом представился мужчина в штатском.

— Джоунс, — буркнул человек в форме и, не зная, куда девать руки, стал подбрасывать кобуру.

— Если не ошибаюсь, миссис Уайтлоу? — проверещал Харт и положил платок на край стола, потом, что-то сообразив, быстрым движением сунул его в карман.

Элеонора сдержанно поклонилась.

— Мои ребята были здесь ночью, когда все произошло, но ничего не нашли. А вы, коллега?

Элеонора покачала головой, она не жаловала представителей официальных властей, особенно если они разговаривали с плохо скрытой издевкой.

— Так, так. — Харт повернул голову на бычьей шее, обвел глазами кухню. — Я хочу осмотреть дом, — ни к кому не обращаясь, бросил он.

Лиззи повела полицейских вглубь, в лабиринт коридоров и лестниц. Она шла первой, за ней Харт, замыкал шествие Джоунс. По тому, как он смотрел на ноги Лиззи, миссис Уайтлоу была склонна согласиться с характеристикой, кото-, рую дала Джоунсу молва.

Вскоре шаги, смолкли, Элеонора осталась одна в большой кухне, стилизованной под старинную голландскую мельницу: на потолке стропила, два каменных стола в виде мельничных жерновов.

С момента ее прибытия в Роктаун прошло несколько часов. За это время она узнала следующее. Сегодня ночью, около трех часов, мистер Дэвид Лоу был разбит параличом. Причина неизвестна. То есть с медицинской точки зрения все ясно. Полная потеря речи, полная неподвижность. Он кричал — это раз. Он стрелял — это два. Был звонок — это три. Лиззи не сказала о звонке — это четыре. На территорию сада и в дом никто проникнуть не мог, потому что три здоровенных дога сегодня вечером, да и всегда по ночам, были спущены с цепи, — это пять. В доме, кроме хозяина, были служанка Лиззи Шо и Марио Лиджо, ее дружок, пользуясь терминологией мистера Лоу, — это шесть. Таковы факты. Никаких следов насилия, вообще никаких следов чьего-то пребывания в доме не обнаружила ни полиция, если верить этому не очень располагающему к себе Харту, ни она сама, Элеонора Уайтлоу, частный детектив, красивая и профессионально удачливая женщина лет тридцати. Удачливая только профессионально, — еще раз про себя повторила она, — а что касается жизненных удач, здесь дело сложнее, но сейчас личная жизнь миссис Уайтлоу никого не интересует, особенно Дэвида Лоу, который лежит в больнице более беспомощный, чем годовалый ребенок.

Лиззи 1П о. Брюнетка двадцати двух лет ирландского происхождения, католичка. Хорошо сложена. Очень хочет устроить свою личную жизнь, нарожать кучу детей, о чем и молится, наверное, деве Марии. Служанкой у Дэвида Лоу более полутора лет. Имела прекрасные рекомендации с предыдущего места работы. Умело готовит, любит живые цветы в комнатах, не терпит грЯзи. Может бесконечно заниматься своей внешностью: помада в ее руке — соперница тряпки.

Не глупа, если бы только знать, что это такое, систематического образования не. получила, но очень много читает из того, что попадает под руку.

Марио Л и д ж о. Служащий похоронного бюро Роктауна. Молодой итальянец. Наверное, красив, как многие уроженцы Апеннин. По крайней мере, восторг в голосе Лиззи заставляет это предположить. Наверняка тоже католик, учитывая его итальянское происхождение. По-видимому, их взгляды с Лиззи во многом совпадают, во всяком случае, не было бы ничего удивительного, окажись это именно так. Вот пока и все о нем.

Дверь открылась, и миссис Уайтлоу услышала позади себя сопение Харта. Капитан сел, снова вытер шею платком и попросил пить. Лиззи налила содовой из холодильника. Джоунс оперся о косяк двери и уставился на Лиззи.

— Дело дрянь, коллега. — Харт отодвинул стакан, вытер губы тем же платком, что, и шею. — Да, дело — дрянь, — повторил он, не получив ответа. — Молчите? — Харт в упор посмотрел на миссис Уайтлоу.

— Мне нечего сказать. — Элеонора думала, как, наверное, досадует Харт, что в его жизнь вдруг ворвалась эта неопределенность — странное ночное происшествие.