Приговоренный - Михаил Еремович Погосов

Лебедев пошел мимо управления полиции специально. Он знал, что этого не стоило делать. Но что-то в глубине души толкало «важняка» навстречу опасности, точнее, навстречу конфликту.

В здании управления светились только пара окон на втором этаже. И сейчас в его проеме появился человек.

Лебедев остановился под тусклым фонарем. Заливаемый струями дождя, он вглядывался в освещенный оконный проем. Кажется, это был Симонов. И, кажется, он смотрел на Максима. И, возможно, узнал его.

Лебедев помедлил секунду и свернул налево, в небольшой и совершенно темный переулок. Достал смартфон и мокрыми пальцами отыскал номер телефона своего помощника.

– Добрый вечер, Максим Евгеньевич! – На том конце трубки были слышны радостные голоса, звон бокалов и столовых приборов.

«Развлекается опять, бездельник!» – немного завистливо подумал Лебедев.

– Александр, помнишь нашего психолога?

– Ольгу Петровну? Конечно!

– Мне нужна вся информация по ней, слышишь меня? Вся! И как можно быстрее.

– Э… А она разве там не с вами? Может… – в голосе помощника явно слышалось нежелание что-либо делать.

– Не может! Займитесь немедленно, если хотите продолжить службу!

– Есть! – В ответе Александра больше слышалось «козел».

Симонов стоял у окна и смотрел, как в темном переулке исчезает фигура ненавистного следака. Хотя почему «ненавистного»?! Хорошая ночь, чтобы закончить все.

Майор потянул за веревку. Жалюзи с легким шумом разложились и закрыли последнее окно.

Мрачно, почти тоскливо Михаил посмотрел на молчавший на столе телефон коммутатора. Лучше бы он звонил… Тогда было бы чем заглушить голоса…

Михаил пошел к столу в дальнем углу комнаты, на котором размещался небогатый ассортимент ночного дежурного – чай в пакетиках, растворимый кофе и кусковой сахар с несколькими конфетами. По логике, приготовление чая и само чаепитие могли занять еще минут пятнадцать-двадцать его жизни… точнее, дежурства. Но пить совсем не хотелось!

Михаил еще раз осмотрел все помещение. Взгляд на секунду задержался на телефоне – ну, звони! Телефон молчал.

Но рядом с коммутатором лежал журнал. А это тема!

Михаил сел на место дежурного и подвигал мышку компьютера. Тут же большой экран вышел из режима сна и осветил лицо майора в полутемном кабинете.

«Та-а-ак… Что там было у пацана?!»

Михаил начал листать журнал записей и сверять их с зафиксированными в компьютерной программе звонками.

…13.34 – ДТП у стадиона.

13.55 – вылетели стекла в школе, думали, хулиганы, оказалось, сквозняк.

15.01 – маршрутка заглохла в луже и перекрыла движение на Ворошилова у автобусной станции.

17.45 – звонок от гражданина Григоряна А. П. Выслан 5-й патруль. Хулиганы проникли в сад за яблоками…

«Вот на хрена старик звонил?! Яблок ему жалко?!»

Симонов задержался над строчкой о ничего не значащем происшествии. Странно! Ему показалось, что где-то в груди шевельнулось что-то типа жалости или даже сочувствия… Скорее, ощущения чего-то схожего в их страшном состоянии…

«Скучает, наверное, без детей. Поболтать не с кем… Заехать надо…» Рука Михаила потянулась к телефонной трубке.

Старику Григоряну было девяносто два года. Так сложилось, что на протяжении последних пяти лет он похоронил своих двоих сыновей, шестьдесят три и семьдесят лет. Невестки, сами «молодухи» не первой свежести, перебрались к детям и внукам в Краснодар. А старик переезжать отказался. Здесь и могилы, и сад, в котором он провел не один десяток лет, – все, что осталось от прежней счастливой жизни.

Михаил с детства хорошо знал Григоряна. Агроном, окончивший Московский сельхоз, прошедший войну, много лет проработал в Сухуми. Он вернулся в родной город и посадил здесь один из самых лучших садов на Кавказе. Сам возил на рынок в Краснодар свои яблоки, груши, сливу. Когда-то, в далеком прошлом, много конфликтовал с советской властью. Та очень не любила, когда кто-то смел торговать плодами своего труда, даже если имел на то абсолютно законные основания.

Все было прекрасно в его жизни. Кроме одного – пришлось пережить не только смерть жены, но и горячо любимых сыновей. После этого непростой характер старика испортился еще больше. Он завел ружье.

Тяжелая рука и крутой нрав Григоряна были известны всем пацанам в районе. И Симонову тоже. Все-таки в саду у агронома росли самые вкусные фрукты в городе и во всем их детстве…

Михаил давно не лазил к нему через забор. Теперь это делали другие поколения. Если, конечно, кто-то еще интересовался фруктами с деревьев, а не с прилавков сетевых магазинов…

Майор отыскал телефон старика в записной книжке и позвонил в надежде, что тот еще не спит. Бодрый и требовательный голос, как будто заранее высказывавший тебе все возможные претензии, откликнулся на пятом гудке.

– Да!

– Дед Аршак, это Миша, сын…

– Узнал. – Голос звучал резко и недовольно. – Что хотел?

Михаил чуть улыбнулся – крепкий старик, голос такой же, как и много лет назад. И со слухом и памятью все в порядке, кажется…

– Просто узнать, как вы, дед Аршак? Как самочувствие?

– Какое может быть самочувствие у старика, когда в его дом лезут, воруют, грабят, а потом приезжают твои менты…

– Полицейские, – аккуратно вставил слово Михаил.

– А, инч захар мар (разг. армянский в русской транскрипции, жаргонизм – что за мать твою…) полицейские, – ругнулся на староармянском дед. – В общем, приехали твои балбесы и сказали, что все яблоки на месте. А они их растили? Они их считали, что они мне, старику, уважаемому человеку, так говорят?! Вы когда этих воров ловить будете, а?

– Как там забор, сильно повредили, дед?

– Сильно?! Не знаю… – В словах старика неожиданно послышалась еще большая горечь.

– В смысле – не знаете?! Не смотрели, что ли, дед Аршак?

Молчание в трубке было красноречивее всего. Михаил даже не знал, стоит ли его прерывать. Ждал, считая секунды, как часы, когда старик решится сам все сказать.

– Я не дошел, сынок… Упал у дверей… Миша, никому не говори! Внукам не говори моим, слышишь? Звонить будут, скажи, с дедом все хорошо. Они все у меня большие люди. Выучились, образование высшее у всех, у некоторых даже два. Ты слышал, внучка моя теперь судья в Краснодаре? Слышал? Они все молодцы, все… Много работают. Не надо, чтобы волновались.

Симонов не знал, что сказать. У него не было телефонов проживавших в Краснодаре внуков и правнуков деда Аршака. Скорее всего, и у них не было его контактов. И старик это знал. Кажется, ему просто надо было что-то сказать, оправдаться перед Михаилом за свою семью, за свои огрехи, допущенные в воспитании наследников много лет назад.

– Ты слышишь меня, Миша?

– Да, дед Аршак, не скажу.

– Вот