Лучший частный детектив - Молчанова Ольга Павловна

Да, у неё был сегодня повод выпить. Но об этом никто не должен знать. Психолог, как учитель, является к страждущим непогрешимым, всегда довольным и бодрым, радостным и счастливым.

Вот вчера к ней приходила мамаша со своим великовозрастным сыном. Нет у 22-летнего парня ни цели, ни интереса, ни желаний. «Диагноз» налицо — отсутствие какой бы то ни было мотивации к жизни. Всё больше и больше появляется таких молодых людей, с необъяснимой грустью на безучастном лице. Просто эпидемия какая-то…

Юноша сидел и молчал, никак не реагируя на многословие своей обеспокоенной матери. Этим безразличием он сильно раздражал. Обычно понимающая и такая спокойная на сеансах, она уловила это монотонное, словно вибрация стоматологического сверла, чувство раздражения. Правда, парень пару раз хмыкнул в сторону матери, тем самым обозначив бесполезность консультации и бессмысленность всего и вся. Затем и вовсе, как-то невыразительно махнув рукой, встал и вышел из кабинета. Приходилось делать усилия над собой, чтобы раздражение не вышло наружу.

И в чём тут дело? Сразу нашёлся ответ — «Отсутствие страданий». Душа этого юнца ещё не плакала, в ней не происходило никаких реакций, она не расцвечивалась огнями радости и не переполнялась чувством безвозвратной утраты. Ведь всё теперь может протекать в режиме онлайн, стоит лишь нажимать на послушные кнопки, и вот ты бог и царь в своём виртуальном мирке. Здесь добиваешься многого, возвышаясь в своих глазах, а неудачи не столь трагичны, ведь о них кроме тебя никто не знает…

На столе лежала вчерашняя газета, одна из новостей которой была обведена карандашом.

«Задержан подросток, убивший своего отца. Причиной тому послужила любимая компьютерная игра, в которой герои дерутся на топорах, мечах, молотах и др. Родители не знали, как побороть страсть 14-летнего ребенка к виртуальному миру и лишили его возможности играть в «Готику», отобрав клавиатуру. Отец спал, сын зашёл в комнату и ударил его по голове кувалдой несколько раз. Проснувшуюся мать заставил вернуть клавиатуру, угрожая разделаться таким же образом и с ней. После спокойно закрылся в комнате и начал играть…».

Женщина ещё раз пробежала глазами газетные строки и произнесла: «Такими проще управлять. Следует лишь знать, на какие кнопки подсознания нажать. И с какой целью…».

Она сняла с полки фотографию мальчика, машинально пальцем стёрла пыль с чёрной рамки и примкнула к портрету губами. Слёз не было. Их не было давно. Высохло горькое озеро скорби. Тупая сердечная боль всё чаще являлась вместо тихой слёзной печали. Силы ей давала лишь цель, к которой она безустанно стремилась…

Ожидание всегда терзает душу. Тем более ожидание с неизвестным исходом. Вера отправилась в больницу, теперь она торопилась.

При входе в лечебницу она обратила внимание на санитарку, которая поливала цветы, стоящие на подоконнике.

— Здравствуйте. Был ли у вас здесь парень?

— Какой парень? — женщина, не понимая, о ком идёт речь, часто заморгала.

— Ну, молодой такой, симпатичный, лет двадцати-двадцати двух. Егор Корсунский… зовут.

Полистав книгу посетителей, санитарка произнесла:

— Не-а. Никого не было. А вы ведь… журналистка, бывали уже у нас, я помню.

— Да, Вера Валуева меня зовут.

— Вы-то мне и нужны… — женщина вдруг поменялась в лице и перешла на шёпот.

— Зачем?

— Ну не в милицию же мне обращаться…

— А что случилось-то?

Вместо ответа она, посмотрев по сторонам, указала на расположившуюся в дальнем углу коморку, открытый дверной проём которой гордо демонстрировал полки с уставленными на них порошками, вёдрами и другой бытовой утварью.

…В тесной комнатке женщина присела, облокотившись на край втиснутого сюда каким-то образом стола.

— Понимаете, я санитарка, давно здесь работаю. Но такое… Это впервые. Так вот… вчера…

Она рассказала, как случайно подслушала разговор врачей. Они ругались. Вернее, сначала на повышенных тонах что-то объясняли друг другу. Речь шла о больной Глаголевой.

— Сама я давно заметила, что девушку здесь держат как невольницу.

— Как это? — не поняла Вера.

— Ну, Наталья Николаевна девчонку ввела в транс этот, а вывести, как бы… забыла. Так вот доктор ей и говорит, что, мол, это нарушение методики. А она как завопит: «Я здесь автор, а не вы! Требую мне не мешать!». Он ей — «Читал я вашу методику, не впервые на свет родился. Нарушаете…как её…этику. Нельзя экспериментировать на девчонке. Пора выводить из транса-то этого!» В общем, шумели, даже до оскорблений дело дошло. Карьеристкой он её назвал.

— Карьеристкой?

— Ну да. Она так закричала, что я даже испугалась, — больные могли услышать.

Женщина огляделась:

— А потом знаете что было? — Вера вопросительно посмотрела в безумные, как ей в этот миг показалось, глаза собеседницы. В голове пронеслось: «Здесь, наверное, все, от уборщицы до докторов, сумасшедшие». А женщина после паузы продолжала. — Она потребовала таким страшным голосом «Верните мне запись или я вас у-ни-что-жу!!!». Так и сказала «УНИЧТОЖУ». Представляете?

— А что за запись-то? — Вера наклонилась к её уху.

— Не знаю… А Степан Аркадьевич ей ответил, что в милицию пойдёт, если она не прекратит измываться над Глаголевой.

Вера не стала больше задерживаться и направилась к кабинету главврача.

— Так это… Его нет сегодня… Он дома. Завтра у него дежурство.

Записав его домашний телефон и попрощавшись, она отправилась на автобусную остановку.

«Ладно, — рассудила Вера. — Здесь Егора не было. Это уже успокаивает. Можно сделать передышку. Дина долгое время лежит в неадекватном состоянии, которое вызвано методикой Пригожиной. Надо поговорить с доктором… Степаном Аркадьевичем».

Из больницы Валуева сразу отправилась на работу, быстро доделала свои текущие дела, сдала в набор письма читателей, дала указания дежурному редактору. И… внезапно сникла.

Круговерть впечатлений выбила почву из-под ног. Она словно запуталась в паутине подозрений, версий. Идти к главреду в этот день так и не решилась…

…Ражнёв, получив от Веры информацию о судьбе Александры Корсунской, сразу занялся поиском данных биографии Пригожиной. Дело было необычным, возбуждая профессиональный его интерес. К счастью, служебная машина сегодня была наготове, водитель свободен. И именно это дело Валуева назвала неотложным. Интуиция редко подводила Веру, в этом Толик убеждался не раз.

Не прошло и получаса, как пришёл ответ на запрос. Указывался московский адрес проживания Натальи Николаевны… в девичестве Корсунской, которая более двадцати лет назад, расписавшись с неким Михаилом Константиновичем, стала Пригожиной (!).

…Тем временем, журналистский пытливый ум не позволял Вере расслабиться.

«Что там говорила медсестра про этику психотерапевта?» — машинально открыв тему в Интернете, Вера стала листать страницу за страницей. И ей становилось всё интересней… Причём, она выяснила, что клинический психолог и психотерапевт — одно и то же.

Вера давно знала, что основной принцип врачевания, как впрочем и журналистики, — «Не навреди!». А вот некоторые другие этические принципы показались ей чрезвычайно актуальными.

Особые обязанности клинического психолога. В том случае, когда психолог понимает, что лечение не сможет помочь пациенту или же нанесёт вред его здоровью, все вмешательства должны быть прекращены.

Все сведения, которые психолог получил в результате доверительных бесед с пациентом, должны быть сохранены в тайне. Запрещено разглашение, как сознательное, так и случайное. Любая информация в отношении испытуемого не должна его скомпрометировать, то же относится и к заказчику лечения, и к психологической науке в целом.

Любые высказывания критического характера следует делать аргументированно и тактично. Недопустимым является выяснение отношений между коллегами и сотрудниками в присутствии клиентов и посторонних лиц.