Убийство – дело житейское - Натали Рафф

Ознакомительный фрагмент

а его мамаше, этой святой женщине, уже месяц приходится присматривать за мной в надежде, что я образумлюсь! Валентина, слушая эти перлы, хохотала до слез. Потом сказала, что это она мне позвонила – ей надоело делить Мишу со мной в течение двух лет…

Домой я ползла, как подстреленная собака. Из головы не выходили угрозы мужа. Я догадалась, кто распустил слухи о моем безумии. В течение последних двух недель к нам несколько раз заходил Борис Агин. Мишин закадычный друг. Он видел обстановку в доме. Подолгу беседовал с Фросей. Агин декан факультета, где работает Миша. Они крупно повязаны. Мой благоверный неоднократно его покрывал – тот на вступительных экзаменах делал деньги. К несчастью, я только в тот момент поняла, что вся эта комедия была спланирована и разыграна, как по нотам. Мне показалась, будто я в аду… Муж – прелюбодей. Свекровь – сводня. Падчерица – извращенка.

По улице я еле тащилась. Проклинала себя за свою слепоту и наивность. Начался дождь, просто ливень. Я промокла насквозь, ноги подкашивались, голова кружилась. Я поскользнулась и рухнула прямо в арык. Была по уши в грязи. Когда добралась до дому, там разгром, вонь и пустота. Фрося сбежала. На кухонном столе перевернутое судно с кусками кала. Из квартиры исчезли все спички – чашку горячего чая, и то не выпьешь… А дальше, как во сне. В ящике новая бельевая веревка… крюк в вонючей гостиной… Представляешь, рухнула на пол. Крюк оказался пластмассовый, и я свалилась. На меня упала хрустальная люстра. Было ужасно больно. До сих пор все тело в шрамах. Потом приехал Миша, увидел меня на полу в крови и с веревкой на шее. Он стал так материться, что я пришла в себя. Помню, как орал в телефон:

– Митя, скорей ко мне с санитарами! У меня здесь вторая серия! Повторение прошлого я не выдержу!

Потом приехал Миликов с командой. Они меня и забрали.

– А какие детали тебя тревожат до сих пор?

– Я тогда не обратила особого внимания. Только потом вспомнила. Свекровь всегда появлялась у нас одетая так, словно собралась идти в театр: в красивом костюме, в дорогой обуви, с изящной сумочкой. Она никогда ничего с собой не приносила. А в тот раз, когда свалилась, заявилась с большой кошелкой. А после, когда врач прописала ей постельный режим, попросила вытащить из нее тапочки и потрепанную общую тетрадь, с которой никогда не расставалась. Она постоянно листала ее, а ночью прятала под подушку. Выходит, все запланировала, только я этого вовремя не поняла.

– Очень любопытная история! А что, есть еще что-нибудь оригинальное?

– Да, конечно! Помню, как я удивилась, когда вместо «Скорой» Миша вызвал к матери ее лечащего врача. Они так мило общались. А мне и в голову не пришло, что это сговор. Все в заговоре против меня, все! И Фрося, и Валя, и Миша, и Борис, и Миликов, и докторша из правительственной поликлиники…

– А что Алкис Степанович, твой свекор? Он тоже с ними за одно? Где он был все это время?

– Да, как всегда, в отъезде. У него вечно какие-то дела. По-моему, он руководит операциями по борьбе с контрабандой наркотиков.

– Мне он всегда нравился, казался сильным и положительным мужчиной.

– Не смотри, мама, что он такой импозантный и при оружии. По характеру он – типичный подкаблучник. На работе – гроза, а дома – тише воды, ниже травы. Только и слышно: Евочка хочет, Евочке нужно.

– Может, она кажется ему первой женщиной на земле. А возможно, он ее побаивается. Ты случайно не знаешь, Фрося не из старой агентуры НКВД? Вполне возможно, она в курсе того, что он тщательно скрывает от властей. Это может касаться чего угодно, вплоть до его происхождения. Хотя, откуда тебе это знать? Давай лучше переменим тему нашего разговора. Поговорим не о них. У меня к тебе вопрос интимного характера. Я давно хотела его задать, да все боялась обидеть тебя своей бестактностью. Скажи, почему ты до сих пор не родила? У тебя с этим проблемы?

– Весьма вероятно, мама. Точно не знаю. Но похоже на то! У Миши ведь есть дочь. К тому же все эти годы с Валентиной было очень сложно: она всегда так ревновала отца! Я планировала заняться этим попозже, когда она станет самостоятельной и уйдет из дома.

– Таня, я у вас бывала редко, но мне показалось, будто у вас в доме нет ни одной фотографии Полины – матери Вали.

–Точно. Нет ни одной. Я изредка спрашивала Мишу о его первой жене, но он о ней говорить не желал. Только раз, тогда, когда сделал мне предложение, сообщил, что Поля погибла в результате несчастного случая, оставив на его руках годовалую дочь. Я же тебе неоднократно рассказывала об этом! Ты еще сокрушалась о судьбе девочки. Говорила, это ужасно, когда ребенок не помнит своей матери и потому одобряла, что она бабку называет мамой, деда – папой, а родного папашу Мишей, будто он ей старший брат. После случившегося я подумала, может, поэтому она и не воспринимала его, как отца? Пока была маленькой, считала надежным другом. Стала девушкой – решила, что он самый лучший мужчина на свете. Ну и влюбилась. К тому же мы у нее за стенкой не редко по ночам любовью занимались. Вот и разыгралось у девочки воображение.

– Таня, дай мужу развод! Пусть живет, как хочет и с кем хочет. По-моему, вся их семейка стоит друг друга. И Фрося, и Валя, и твой благоверный – дрянь, каких мало!

– В больнице я думала на эту тему. Раньше это было возможно, но теперь Михаил развода не допустит. Уверена, скоро он начнет хлопоты об учреждении надо мной опеки. После этого, что бы в семье не произошло, он в безопасности. Только открою рот, он вызовет санитаров. Те меня скрутят, и назад, в инсулиновую палату! А если я буду свободна? Ты только вообрази, что с ним сделают, когда я докажу, что не шизофреничка, а заурядная нервная дамочка, и он засадил меня в дурдом, чтобы обезвредить. Подумай, что его ждет, если все выплывет наружу? Он – профессор советского вуза имеет связь с несовершеннолетней дочерью!!!

– Как думаешь, Алкис знает, что его сын преступник?

– И не догадывается! Ал, конечно, мягкотелый и добрый человек, но не подонок и его терпению есть предел. Если бы он узнал обо всем, собственноручно пристрелил этого гада. А вот Фрося… Она в курсе всех проделок сына,