Эд Макбейн - Белоснежка и Аллороза

— Нет? Тогда какой?

— Искренней! Честной!

— Что ж, это самое лучшее, не так ли? Не лечь ли нам сейчас в постель, а тарелки я могу помыть и попозже.

— Если это то, чего бы тебе хотелось…

— А чего бы хотелось тебе?

— Мне — именно этого.

— И мне, — отозвалась Терри и улыбнулась. — Я сниму с себя все, кроме моих туфелек и трусиков. На мне кружевные серые трусики, которые подходят к платью.

Мы были в постели, когда зазвонил телефон. Часы показывали десять минут второго.

— Черт! — выругалась Терри.

Я взял трубку.

— Хэлло?

— Мэтью? Надеюсь, я не разбудила тебя.

Сьюзен. Моя бывшая жена, которой скорее всего хотелось разбудить меня.

— Что там за история с отправкой Джоанны в другую школу?

— О, так она тебе уже доложила?

— Конечно, доложила. Я ее отец.

— Да, — бросила Сьюзен.

Поразительно, что она проделывала с этим простым словечком — «да». Оно со свистом вылетало из ее губ, двигалось по проводам и выпархивало из телефонной трубки в виде некой удивительной смеси сомнения, подозрения и прямого обвинения.

— Так что? — спросил я.

— Да, я обратилась в другую школу, — сказала Сьюзен.

— В академию Симмса?

— Да.

— В Массачусетсе?

— Да.

Да, да, да. Мягкое, кроткое, терпеливое. Как радиоактивные осадки.

— Что это? — спросил я. — Военная школа для девиц?

— Не говори глупостей, Мэтью!

— Что угодно может называться академией, черт возьми!

— Это одна из лучших школ для девочек в Новой Англии.[7]

— Она и учится в прекрасной школе, во Флориде.

— В школе Святого Марка — совместное обучение.

— Что плохого в совместном обучении?

— Я не хочу входить в обсуждение этого вопроса, — заявила Сьюзен.

— Вы совместно обучались с Оскаром Плешивым сегодня вечером, не так ли?

— Если ты имеешь в виду Оскара Антермейера…

— Я полагаю, этот джентльмен…

— То, что нас объединяет, — не для твоего говенного ума!

— А! Приятно поговорить с леди, — заметил я.

— Не ты ли, Мэтью, не так давно настоятельно советовал мне самой заниматься своими презренными делишками, не подпуская к ним никого. Если я правильно цитирую…

— Нет, неправильно.

— Я была бы весьма признательна, если бы ты сам последовал своему совету.

— Сьюзен, — сказал я, — Джоанна не поедет в школу в Массачусетс и ни в какое другое место. Она останется в штате Флорида.

— У меня есть основания думать, что она согласится поехать, — отрезала Сьюзен.

— Если ты пошлешь ее в другой штат, ты нарушишь условия соглашения о раздельном проживании бывших супругов.

— О?

Сьюзен великолепно управлялась и с этим междометием. Из односложного восклицания она умудрялась извлечь самые разнообразные оттенки.

— Каким это образом? — осведомилась она.

— Договор подразумевает свидания отца с дочерью.

— Никто не аннулирует твоих прав.

Ясно. Сьюзен уже виделась с адвокатом. «Аннулировать» — не тот термин, который она обычно употребляла, предпочитая пользоваться более простыми словами.

— Как сможет Джоанна проводить со мной каждый второй уикэнд, если она будет в Массачусетсе?

— Но она и со мной не будет встречаться, — сказала Сьюзен.

— Ты пытаешься избавиться от нее?

— Я хочу быть уверенной в том, что она получит образование, которого заслуживает. В школе, которая не будет переполнена…

Сьюзен внезапно оборвала разговор.

— Кем переполнена, Сьюзен?

— Учениками ниже по развитию.

— Кого ты имеешь в виду?

— Я имею в виду? Я имею в виду…

— Негров?

Молчание.

— Интересно, как бы отнесся ко всему этому судья?

— К чему, Мэтью?

— К тому факту, что ты хочешь забрать Джоанну из школы Святого Марка только потому, что туда приняли двух черных ребятишек. Просто любопытно, как бы он реагировал.

— Мы живем во Флориде, — сказала Сьюзен. — Не то чтобы у меня были какие-то предрассудки…

— Утром я напишу в академию, — предупредил я. — Сообщу, что отец Джоанны возражает против того, чтобы она там училась.

— Там знают, что девочка на моем попечении.

— Черт возьми! Но Джоанна не хочет ехать туда!

— Дети далеко не всегда знают, что для них лучше.

— Зачем ты это делаешь? — спросил я.

Снова молчание.

— Ты пытаешься разлучить меня с дочерью?

— Я совсем сплю, Мэтью. Не возражаешь, если мы закончим?

— Я не позволю тебе это сделать.

— Спокойной ночи. — Сьюзен положила трубку.

Я тоже повесил трубку.

— У-у-у, — промычала Терри.

Я тяжело вздохнул.

— Твоя бывшая жена, что ли?

Я кивнул.

— Они могут быть сущими стервами.

Я снова кивнул.

— Мне уйти? — спросила Терри.

— Нет.

— Ведь это игра, в которую мы можем играть, когда тебе захочется. В другой раз она получится еще интереснее. И может быть, мне удастся оторвать твои мысли от жены. Твоей бывшей жены. Если тебе этого захочется.

— Знаешь что, — сказал я.

— Что?

Я хотел сказать ей, что честность — редкая вещь в наши дни, и когда встречаешь ее в человеке — это похоже на чудо. Я хотел сказать ей, что время, которое мы проведем вместе сегодня ночью, будет для меня не менее ценным подарком, чем золото или бриллианты. Я хотел сказать ей, что она для меня — самое большое утешение за последнее, очень долгое время.

— Ты очень милая, — сказал я. И, пожалуй, этого было достаточно.

— Ты тоже. — Терри улыбнулась. — А теперь послушай, как идет игра, если тебе интересно. Ты должен приставать ко мне, поддразнивать меня, — я сейчас покажу тебе как, пока не почувствуешь, что я на краю. Игра так и называется — бринк.[8] Тогда ты останавливаешься, просто убираешь руку, и я начинаю дразнить тебя, потом прекращаю, и все продолжается, пока мы оба настолько не заведемся, что не сможем больше выносить этого и должны немедленно обнять друг друга или умереть. Бринк. Как ты думаешь, тебе понравится в это играть?

— Я думаю, ты восхитительна. — Я поцеловал Терри.

— Ты правда так думаешь? — Голос ее вдруг изменился, стал каким-то мягким и детским.

— Да, — ответил я.

— Спасибо тебе, — сказала она.

Я снова поцеловал ее.

Она улыбнулась мне.

— Так ты думаешь, тебе хочется поиграть в эту игру? — лукаво спросила Терри.

Глава 4

— Если кто спятил, так это ты, — подытожил мой партнер Фрэнк.

Мы стояли на том месте, где к концу мая — как нам обещал подрядчик — должно было открыться новое отделение фирмы «Саммервилл и Хоуп». Фирма расширялась. Мы хорошо делали свое дело — постучим по дереву, чтоб не сглазить. И зарабатывали много денег.

— Нельзя делать деньги, выбирая сумасшедших клиентов, — сказал Фрэнк.

Плотники стучали молотками по стене, у которой он стоял. Стена освещалась ярким апрельским солнцем. Плотники намеревались «закрыть ее», прежде чем пойдут дожди. В апреле дождей в Калузе не ожидали, но подрядчик был осторожным человеком. Его звали Персиваль Бэнкс. Вероятно, всякий по имени Персиваль должен быть осторожным.

— Что за бумаги, которыми ты машешь перед моей физиономией, Мэтью?

На самом деле я ничем не махал. Фрэнк любил преувеличивать. Он переселился во Флориду из Нью-Йорка, чьим обитателям было свойственно преувеличивать.

Многие считают, что мы с Фрэнком очень похожи. Я такого сходства не вижу. У меня рост — ровно шесть футов, вес — сто семьдесят. Фрэнк на полдюйма ниже. И весит сто шестьдесят фунтов, причем следит за своим весом. У нас с Фрэнком темные волосы и карие глаза, но у Фрэнка лицо более круглое, чем у меня. Фрэнк утверждает, что есть только два типа лиц: свинячий и лисий. Себя он относит к свинячьему типу, а меня — к лисьему. В этих терминах нет ничего унизительного, они используются для наглядности. Несколько лет тому назад Фрэнк впервые рассказал мне об этом. И с тех пор я не могу взглянуть на кого бы то ни было, автоматически не соотнеся его со «свиньей» или «лисицей».

Фрэнк также доказывает, что в мире есть лишь две категории имен: Братец Жак и Элеанор Ригби. Он настаивает на этом, несмотря на то что ни его, ни мое имя не входят в эти категории. Роберт Редфорд,[9] например, относится к первой категории, а Джеки Онассис[10] — ко второй. «Джеки Онассис умерла в церкви и была похоронена под своим именем…»[11] Я постоянно думаю об этих именах. Иногда я едва не схожу с ума, размышляя о них.

Декларации Фрэнка часто бывали коварными. Его гиперболы раздражали. Бумаги, которыми я, по словам Фрэнка, размахивал перед его физиономией, на самом деле мирно лежали на его столе рядом с горой опилок, листами с чертежами и проектами, которые удерживали в развернутом виде молоток, отвертка и банка из-под пива, опустошенная плотниками. Документы я раздобыл в окружном суде Калузы — отделении по наследственным делам. Это было ходатайство о назначении опекуна.