Сью Графтон - «Б» – значит безнаказанность

На том конце повисло тягостное молчание, мне даже показалось, что она положила трубку.

– Алло?

– Да, да, я слушаю, – откликнулась Беверли. – Просто мне не совсем понятно, почему вы так хотите обратиться в полицию.

– Ведь это самое логичное, что следует предпринять в данной ситуации. Возможно, она действительно где-то во Флориде – ну а вдруг ее там нет? Сейчас нам приходится полагаться лишь на слово Пэт Ашер. Почему бы не заручиться более надежной информацией? Пусть они известят все полицейские участки. В Бока-Рейтоне свяжутся с полицией Сарасоты – посмотрим, что им удастся выяснить. По приметам полиция по крайней мере установит, что ее нет среди больных, мертвых или арестованных.

– Мертвых?

– Ну-ну, не стоит так пугаться. Я понимаю, все это звучит довольно зловеще, и скорее всего ничего страшного не произошло, но у полиции на самом деле гораздо больше возможностей, чем у меня.

– Простите, но я не понимаю. Мне нужна была только ее подпись. Я обратилась к вам, рассчитывая, что вы сможете быстро найти ее. По-моему, полиция здесь совершенно ни при чем. Я хочу сказать, что незачем их впутывать.

– Хорошо. Что же в таком случае прикажете мне делать? Сначала вы просите меня разыскать вашу сестру, а потом начинаете вставлять мне палки в колеса.

– Просто я считаю, что это ни к чему. Почему бы вам на этом не остановиться?

Теперь настал мой черед надолго замолчать. Я тщетно пыталась понять, что стоит за этим ее высказыванием и чего вдруг она так переполошилась.

– Беверли, может, я чего-то недопоняла? Вы хотите, чтобы я оставила это дело?

– Не знаю. Я должна все обдумать, я вам перезвоню. Просто я думала, что здесь не возникнет никаких осложнений, а теперь я не уверена, стоит ли продолжать. Может, мистер Уэндер обойдется и без ее подписи. Может, найдет какую-нибудь лазейку в законе, которая позволила бы распорядиться остальными долями без ее ведома.

– Два дня назад вы рассуждали иначе, – заметила я.

– Наверное, я ошибалась, – сказала Беверли. – Давайте не будем пока пороть горячку, хорошо? Я сообщу вам, если решу, что поиски надо продолжить. А пока почему бы вам не прислать мне свой рапорт вместе со счетом? Я должна посоветоваться с мужем относительно дальнейших действий.

– Хорошо, – сказала я, недоумевая про себя. – Но учтите, я начинаю волноваться.

– Так не волнуйтесь, – ответила она; вслед за этим раздались гудки.

В немом изумлении я уставилась на телефонную трубку. Что бы все это значило? От меня не могло ускользнуть то обстоятельство, что она встревожена, но вместе с тем я не могла игнорировать ее слова и действовать на свой страх и риск. Пока еще она не заявила открыто, что отказывается от моих услуг, однако ясно дала понять, чтобы я ничего не предпринимала впредь до ее дальнейших распоряжений.

Я достала карточки с записями и нехотя принялась за отчет, поймав себя на том, что сознательно тяну время, но это дело никак не выходило у меня из головы. Копию отчета я убрала в папку, а оригинал вместе с перечнем своих расходов запечатала в конверт. Согласно контракту мои расходы не должны были превышать тысячи долларов, включая аванс, составлявший семьсот пятьдесят долларов, дальнейшие затраты являлись предметом дополнительной письменной договоренности – иначе говоря, мы были квиты. С учетом стоимости авиабилетов, проката автомобиля, междугородных переговоров и затраченного мной времени (приблизительно тридцать часов) расходы составили девятьсот девяносто шесть долларов. Таким образом, она была должна мне двести сорок шесть баксов. Я подозревала, что она хочет расплатиться со мной и на этом умыть руки. Видимо, ей доставляли удовольствие все эти игры с наймом детектива. Скорее всего она просто хотела досадить Элейн в отместку за то, что та не удосужилась подписаться под завещанием. Теперь, видно, догадавшись, что в этом деле сам черт ногу сломит, решила пойти на попятную.

Я закрыла офис и по дороге домой опустила конверт в почтовый ящик. То обстоятельство, что о местонахождении Элейн Болдт по-прежнему ничего не было известно, не давало мне покоя.

5

Телефон зазвонил ночью, в восемь минут третьего. Не успев продрать глаза, я машинально схватила трубку.

– Кинси Милхоун, – говорил мужчина, тон у него был совершенно отсутствующим, словно он читал телефонный справочник. Я сразу догадалась, что это полицейский. Только у них могут быть такие голоса.

– Да. А кто говорит?

– Мисс Милхоун, это патрульный Бенедикт из полицейского управления Санта-Терезы. Нам поступил срочный вызов – пятьсот девяносто четвертая статья – из дома двадцать-девяносто семь по Виа-Мадрина, квартира номер один. Так вот миссис Тилли Алберг хочет вас видеть. Вы не могли бы оказать нам содействие? С ней женщина-полицейский, но она просит именно вас. Мы были бы признательны, если бы вы приехали.

Приподнявшись на локте, я попыталась напрячь извилины.

– А что это за пятьсот девяносто четвертая? – промямлила я, борясь с зевотой. – Умышленно причиненный вред?

– Так точно, мэм.

Было ясно, что патрульный Бенедикт не хочет опрометчиво выкладывать все факты.

– С Тилли все в порядке? – спросила я.

– Да, мэм. Она не пострадала, только расстроена. Мы не хотели вас беспокоить, но лейтенант сказал, чтобы мы позвонили...

– Через пять минут буду, – сказала я и положила трубку.

Я откинула одеяло, схватила джинсы и фуфайку, затем натянула ботинки – проделав все это не вставая с кровати. Обычно я сплю голая, завернувшись в стеганое одеяло, потому что это куда удобнее, чем разбирать диван-кровать и стелить постель. Я прошла в ванную, почистила зубы, побрызгала водой на лицо, провела рукой по всклокоченным волосам, схватила ключи и кинулась к машине. К этому времени я окончательно проснулась и старалась вообразить, что в данном случае может крыться за загадочным числом "594". Едва ли злоумышленником была сама Тилли Алберг, иначе она вызвала бы не меня, а адвоката.

Было холодно, со стороны океана ползли клочья тумана, наполняя город мельчайшей изморосью. Светофоры усердно мигали, красный свет, как и положено, сменялся зеленым и наоборот, однако улицы были пустынны, и я ехала не останавливаясь. Перед домом № 2097 стояла черно-белая полицейская машина, все окна в квартире Тилли на первом этаже ярко светились, но кругом было тихо – ни красных сигнальных огней, ни толпящихся на тротуаре зевак. Я нажала кнопку домофона и сообщила о своем приходе. Мне открыли дверь. Я вошла в правую от лифта дверь и направилась к квартире Тилли, расположенной в конце коридора. У самой двери толпились несколько человек в халатах и пижамах, которых полицейский в форме уговаривал разойтись по квартирам и лечь спать. Он стоял подбоченившись, словно не знал, куда девать руки, и наконец заметил меня. На первый взгляд он походил на подростка, которого в баре все еще спрашивают, сколько ему лет, прежде чем продать выпивку. Однако, когда подошел ближе, я поняла, что ошиблась: от уголков глаз врассыпную разбегались мелкие морщинки, гладко выбритый волевой подбородок выдавал зрелого мужчину. Глаза говорили о глубоком знании людей со всеми их слабостями.

– Вы Бенедикт? – спросила я, протягивая ему руку.

– Так точно, мэм, – ответил он, пожимая ее. – А вы, стало быть, мисс Милхоун. Рад познакомиться. Спасибо, что пришли. – Его рукопожатие было столь же крепким, сколь и кратким. Он кивнул на открытую настежь дверь в квартиру Тилли. – Проходите. С ней наша сотрудница Редферн, снимает показания.

Я поблагодарила и, войдя в квартиру, машинально посмотрела направо. У меня глаза на лоб полезли: гостиная выглядела так, будто по ней пронесся торнадо. Что это? Акт вандализма? Но почему именно здесь? Недоумевая, я прошла на кухню. Тилли, съежившись и зажав ладони коленями, сидела за столом; на белом как мел лице пламенели веснушки, точно его посыпали красным перцем. Напротив си-дела женщина-полицейский и что-то записывала. Это была блондинка лет сорока с короткой стрижкой и родимым пятном на щеке, похожим на розовый лепесток. Как явствовало из надписи на пластиковом нагрудном знаке, звали ее Изабелл Редферн; с Тилли она говорила ровным, проникновенным тоном, словно перед ней находился потенциальный самоубийца, которого она пыталась отговорить от прыжка с моста.

Едва Тилли увидела меня, у нее задрожали губы и она разрыдалась, как будто мое появление послужило сигналом к тому, что теперь можно и расклеиться. Я присела рядом и взяла ее за руки.

– Ну-ну, полно, – сказала я. – Что здесь произошло?

Тилли попыталась что-то вымолвить, но тщетно, и только тяжело дышала, с каким-то присвистом, какой издают резиновые детские игрушки. Наконец ей удалось унять сотрясавшие ее рыдания.

– Кто-то ворвался в квартиру, – выдавила она из себя. – Я проснулась и увидела женщину... она стояла в дверях спальни. Мой Бог, я думала, у меня сердце остановится. От ужаса не могла пошевелить пальцем. А потом... потом все и началось... она что-то прошипела и бросилась в гостиную и принялась там все крушить. – Тилли прижала ко рту носовой платок и закрыла глаза. Я взглянула на Редферн. Что за чертовщина? Затем обняла Тилли за плечи и попыталась успокоить ее.