Санкция «Айгер». Две мертвые китаянки - Треваньян

— Нет. Пока я не хочу, чтобы Гартхорна арестовали.

Мои слова вывели ее из состояния апатии. Она встала, гордо выпрямилась и произнесла ледяным тоном:

— Я больше не хочу об этом слышать.

Что касается меня, то я не возражал, но напоследок спросил:

— Надеюсь, вы ничего ему не сказали?

— Сказала ли я ему что-нибудь? — Казалось, она была удивлена. — Неужели вы думаете, что я позволила бы себе оскорбить его, повторяя ваши домыслы, абсурдные домыслы?

— Вот и хорошо, — похвалил я если не ее отношение к моим предположениям, то, во всяком случае, умение держать язык за зубами. — Ну что ж, я останусь здесь на ночь. Существует всего один шанс из ста, что сегодня может что-нибудь случиться, но я предпочитаю не рисковать.

Она была явно не в восторге от моей идеи, но промолчала и удалилась к себе.

Разумеется, ничего не случилось до самого восхода солнца. Как только полностью рассвело, я покинул дом и еще раз обошел окрестности. Повсюду виднелись следы ног, которые вели от заливчика в сторону дома. Дерн на газоне был кое-где содран, там, где автомобили круто разворачивались.

Я позаимствовал из гаража Лилиан Шан машину и вернулся в Сан-Франциско, прежде чем закончилось утро.

Придя в контору, я попросил старика приставить к Джеку Гартхорну ангела-хранителя, отдать на исследование в лабораторию старую шляпу, фонарь, сандалию и остальные сувениры, а кроме того, собрать отпечатки пальцев, следы ног, зубов и так далее. И чтобы наш филиал в Ричмонде разузнал поподробнее о Гартхорнах.

После этого я отправился на свидание со своим филиппинским помощником.

Он был в мрачном настроении.

— В чем дело? — спросил я. — Тебя кто-нибудь побил?

— О нет, сэр! — запротестовал он. — Но наверное, из меня плохой детектив. Я пытаюсь проследить за одним типом, а он поворачивает за угол и исчезает.

— Кто он и что делал?

— Не знаю, сэр. Я видел четыре автомобиля, из которых вылезают и спускаются в подвал люди. Я вам о них уже говорил: чужие китайцы. Когда они вошли в подвал, один человек вышел. На лбу у него повязка, а на повязке шляпа. Он быстро уходит. Я пытаюсь идти за ним, но он поворачивает за угол и исчезает.

— Во сколько это все было?

— Наверное, около двенадцати.

— А могло быть позже или раньше?

— Да, сэр.

Несомненно, речь шла о моих гостях. Человек, за которым пытался следить Сиприано, мог быть тем, кого я ударил кулаком.

Филиппинец не подумал о том, чтобы записать номера машин. Он также не знал, кто вел автомобили — белые или китайцы, и даже не мог сказать, какой марки были машины.

— Ты превосходно справился с делом, — заверил я его. — Попробуй еще что-нибудь разузнать сегодня вечером. Наверняка ты побываешь в тех местах.

От него я пошел позвонить в храм правосудия. Мне удалось выяснить, что о смерти «глухонемого» Ухла донесений не поступало.

Двадцатью минутами позже я уже обивал косточки пальцев о дверь дома Чан Ли Чина.

На этот раз дверь мне отворил не старичок с шеей, напоминающей кусок старого каната, а молодой китаец с широко улыбающимся рябым лицом.

— Вы хотите видеть Чан Ли Чина, — сказал он, прежде чем я успел открыть рот, и отступил в сторону, давая мне дорогу.

Я вошел и стал ждать, когда он наденет все скобы и замки. После этого мы двинулись к Чану более коротким путем, чем прежде, но всё же очень далеким от прямого.

Следуя за своим провожатым, я некоторое время развлекался тем, что мысленно вычерчивал маршрут нашего движения, но это оказалось делом чересчур сложным, и вскоре я вынужден был сдаться.

Комната, увешанная бархатными портьерами, была пуста, когда мой спутник ввел меня туда, поклонился и удалился, осклабившись напоследок. Я присел на стул рядом со столом и принялся ждать.

Чан Ли Чин отказался от театральных приемов и не появился бесшумно, как привидение. Я услышал его шаги в мягких туфлях, прежде чем он вошел, раздвинув портьеры. Он был один, его белые усы топорщились в добродушной патриархальной улыбке.

— Победитель чужестранных орд вновь удостоил чести посетить мою резиденцию, — приветствовал он меня и еще долго забавлялся бессмысленными оборотами, которых я наслушался во время своего первого визита. Часть, посвященная победителю чужестранных орд, была произнесена холодным тоном и относилась к событиям последней ночи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я слишком поздно догадался, с кем имею дело, и покалечил вчера одного из ваших слуг, — вставил я, когда он на мгновение исчерпал запас цветистого красноречия. — Я понимаю, что ничем не могу искупить свой страшный грех, но надеюсь, что вы велите распороть мне глотку и позволите в виде покаяния изойти кровью в одном из ваших мусорных баков.

Чуть слышный вздох, который можно было принять и за сдержанное хихиканье, тронул губы старца, а его пурпурная шапочка затряслась.

— Укротитель мародеров знает все, — иронически заметил он. — Даже какого рода шумом следует отпугивать демонов. Если он утверждает, что человек, которого он ударил, был слугой Чан Ли Чина, то кто такой Чан, чтобы ему перечить?

Я попытался обвести его вокруг пальца:

— Мне известно отнюдь не все, я даже не знаю, почему полиция до сих пор не слышала о смерти человека, застреленного здесь вчера.

Он погрузил ладонь в свою белую бороду и стал играть ею.

— Я не слышал об этой смерти, — сказал он.

Нетрудно было догадаться, что за этим последует, но я предпочитал убедиться.

— Тогда, может быть, вы спросите у человека, который вчера привел меня сюда? — предложил я.

Чан Ли Чин взял со стола обшитую материей палочку и ударил ею в гонг, висевший на узорном шнуре над его плечом. Портьеры на противоположной стене раздвинулись, и появился китаец, который меня привел.

— Разве смерть удостоила нас вчера своим посещением? — по-английски спросил у него Чан.

— Нет, мой господин, — ответил рябой.

— Вчера меня привел сюда почтенный старец, — пояснил я, — а не этот юноша королевского рода.

Чан изобразил на лице изумление.

— Кто встречал вчера великого короля шпионов? — обратился он к слуге, стоявшему в дверях.

— Я сам, мой господин.

Я осклабился рябому, он — мне. Чан добродушно улыбался.

— Это очень забавно, — заметил он.

— Очень.

Рябой слуга поклонился и собирался уже юркнуть за портьеру, когда за его спиной послышались тяжелые шаги. Он молниеносно обернулся — над ним стоял один из тех гигантов, которых я видел здесь накануне. Глаза его блестели, он был сильно возбужден и что-то громко чирикал. Рябой немедленно дал ему словесный отпор, после чего Чан Ли Чин резким тоном утихомирил обоих. Все говорилось по-китайски, и я ничего не мог разобрать.

— Позволит ли великолепный охотник за головами своему покорному слуге ненадолго удалиться, чтобы уладить кое-какие неприятные домашние дела?

— Ясное дело, — разрешил я.

Чан поклонился мне, сложив ладони лодочкой, и повернулся к гиганту:

— Ты останешься здесь и будешь охранять покой великого человека, исполняя все его желания.

Китаец с фигурой борца почтительно поклонился и отодвинулся, чтобы пропустить Чана вместе с рябым слугой. Портьеры вновь сомкнулись за ними.

Я не стал терять слов ни на одном языке, чтобы вступить в разговор с богатырем, стоявшим у двери, а поджидая возвращения Чана, закурил сигарету. Докурив ее до половины, я услышал в глубине дома выстрел, прозвучавший не слишком далеко.

Гигант нахмурился.

Раздался еще один выстрел, и в коридоре послышались шаги. Кто-то бежал. Внезапно из-за портьеры вынырнула голова рябого. Он что-то прочирикал по-китайски, обращаясь к богатырю; тот с хмурым видом оглянулся на меня и начал протестовать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но рябой не отставал от него, и, бросив на меня еще один хмурый взгляд, борец пробормотал, чтобы я подождал, после чего оба исчезли.

Я заканчивал сигарету, прислушиваясь к приглушенным звукам драки, происходившей, кажется, этажом ниже. Раздались еще два выстрела — с разных сторон. Чьи-то ноги пробежали за дверью комнаты, в которой я сидел. С тех пор как меня оставили одного, прошло уже минут десять.