Двадцать невымышленных историй - Глазов Григорий Соломонович

Какая красота! Здесь книги выставлены прямо посреди магазина на высоких витринах. Девушки взяли по одной, и никто не видел. Теперь у них было по четыре книги.

– Возьмём еще вот эту, – предложила Люба, показывая на книжку в яркой коленкоровой обёртке.

– «Китай», – прочитала Оля, – Эту не надо, она для взрослых.

– Как это не надо? Смотри, какая красивая, пригодится.

Девочки взяли и эти книги, незаметно оглянулись вокруг и пошли к выходу.

Вот здесь и случилось неожиданное. В дверях стояла продавщица в чёрном форменном халате и смотрела на них укоризненным взглядом. С улицы, пряча в карман полосатую палочку, подходил очень сердитый милиционер с мокрым от снега лицом. Он крепко взял школьниц за руки, повёл. Вот тогда-то и крикнула Оля: «Люди, спасайте, люди не отдавайте нас!». А потом, сидя в машине, она незаметно от милиционера вытащила из синей сумочки кошелёк с несколькими рублями и спрятала его в карман. Брать с собой сумочку было просто невозможно. Украдкой поцеловала её холодноватый замшевый бок и осторожно запихнула за сиденье машины. «Прощай, сумочка, прощай, мечта, никогда уже у Оли такой не будет!»

Сбивчиво, сквозь слёзы и всхлипывания девочки рассказывают историю своего падения строгой красивой женщине в кителе с золотыми лейтенантскими погонами. А в зеркале напротив видны их красные растерянные лица, видно милиционера, который, сняв шапку, шагает по комнате, и рабочего в спецовке, который всё ещё сидит здесь, и других людей.

Сначала девочки врали, выкручивались, придумывали себе имена и фамилии и адреса домов, неверно назвали школу, в которой учатся. Но Наталья Дмитриевна позвонила в школу и тут же разоблачила их.

Исповедь первой начала Люба. Она рассказала всё: и как Оля затащила её на Учительскую улицу, и как взяли они письма из клеточки на букву «З», и как Оля украла у мамы пять рублей на синюю сумочку, и, наконец, как научила её воровать книжки.

Оля молчала. Она не оправдывалась, только с каким-то удивлением и горечью смотрела на подругу. Да, действительно, во всём виновата она, Оля...

– Ну, всё ясно, – сказала наконец Наталья Дмитриевна, обращаясь к милиционеру, – идите, товарищ Демчук, за родителями. Вы знаете улицу, где они живут?

Демчук растерянно улыбнулся.

– Да я, Наталья Дмитриевна, с того волнения и улицы все забыл. Думал, совсем народ меня разорвёт, когда та чёрненькая начала на помощь звать. А потом едем в машине, она обнимает меня, просится. Говорит: «Товарищ милиционер, миленький, не везите нас в ту комнату детскую, отпустите. Вы знаете, какая у нас мама суровая.» А на поверку, получается, мама хорошая, а дочки плохие. Ну, хорошо, пошёл я.

Демчук надел шапку, спрятав под неё непокорный чуб. Рабочий также поднялся, подошёл к Демчуку и, положив ему на плечо свою тяжёлую ладонь, сказал:

– Ты уж прости меня, брат. Я облажался, обругал тебя. А зря.

Рабочий вышел, не взглянув больше на девочек. За ним разошлись и другие. В комнате остались только Наталья Дмитриевна и две девочки напротив большого зеркала. Они смотрели в него, как в свою собственную совесть.

Наталья Дмитриевна устало склонила голову на руки и задумалась. Какой длинный и какой тяжёлый день был у неё сегодня!

...Утром привели маленького Богдана. Он кричал во всю силу своих лёгких, от страха не мог произнести ни одного толкового слова, только повторял без конца:

– Ой, меня мама потеряла!

Однако, увидев игрушки, он замолчал, боком подошел к столику и ткнул пальцем в плюшевую мордочку серого зайца. Его залитое слезами личико расплылось в улыбке. Через несколько минут он уже спокойно и живо рассказывал обо всём, что с ним произошло. Они с мамой приехали поездом в город, чтобы купить ему, Богдану, новые сапожки с железными подковками. Только мама пошла сначала на базар, чтобы продать молоко и сметану, и там он потерялся, побежал смотреть, как дядя на колхозной машине утят продаёт. Затерялся и начал кричать, а дядя милиционер взял его за руку и привёз сюда.

– Получается, не мама тебя потеряла, а ты сам убежал? – переспросила Наталья Дмитриевна.

– Сам, – подтвердил Богдан и стыдливо отвернулся в сторону.

Через полчаса в детскую комнату прибежала мать Богдана, также громко плача. Увидев сына целым и здоровым, она схватила его в объятия и заплакала ещё сильнее.

Наталья Дмитриевна, стараясь придать своему лицу суровость, сказала:

– Надо лучше следить за ребёнком, гражданка! Забирайте мальчика и распишитесь вот здесь.

– Как это расписываться? – насторожилась колхозница, сразу перестав плакать.

– Ну, распишитесь, что получили мальчика.

– Не буду я расписываться. Это мой ребёнок, вот хоть его самого спросите.

Тут уже заведующая детской комнатой не выдержала и рассмеялась.

– Конечно, ваш ребёнок. Но, когда мне сюда милиционер привел вашего Богдана, я записала, что приняла его. Так теперь надо записать, что я его в собственные руки матери отдаю.

Вытерев слёзы, мать с сыном пошли покупать сапоги с железными подковками. А в детскую комнату шли уже новые посетители. Высокий мужчина в пальто с каракулевым воротником и в такой же шапке распахнул дверь и пропустил перед собой молодую женщину в большом клетчатом платке, которым она заботливо прикрывала младенца.

– Добрый день! – сказал посетитель в каракулевой шапке, – Вот здесь женщина хочет ребёнка бросить, но не знает куда, так я к вам её привел.

На миловидном лице женщины отразилось большое волнение.

– Ой, да они не поняли меня, – торопливо заговорила она, прижимая к себе ребёнка, – не бросать я его хочу. Вот гляньте, у меня и бумажка есть из сельсовета. – Она вытащила из кармана ватника смятую бумажку и протянула её Наталье Дмитриевне. Это было отношение от сельского Совета, в котором говорилось, что у колхозницы Марии такой-то сложились нелёгкие семейные обстоятельства, и поэтому сельсовет просит временно устроить её ребёнка в какое-нибудь детское учреждение.

– Что за беда случилась у вас, Машенька? – Наталья Дмитриевна ласково взглянула на посетительницу.

– Простите, я очень тороплюсь, – мужчина надел каракулевую шапку и с достоинством вышел, убеждённый в том, что ребёнок будет устроен в надёжном месте.

Женщина сердито взглянула ему вслед и ещё раз повторила:

– Не верьте этому человеку, я своего ребёнка никогда не брошу. Посмотрите, какой мальчик красивый. Мне в сельсовете посоветовали отдать его временно в город на воспитание в Дом ребёнка.

И Машенька рассказала о своём несчастье. Муж её, пьяница и гуляка, не захотел работать в колхозе, подался в город. В семью не вернулся. А у Марийки четырёхлетняя дочь и теперь – вот Ивасик родился. В колхозе её поставили дояркой на ферме, а ребёнка куда девать? Председатель правления обещает детские ясли в селе построить, но пока их нет.

Наталья Дмитриевна сняла телефонную трубку, набрала номер городского отдела здравоохранения и коротко изложила заведующему Марийкину историю.

– Обращайтесь непосредственно в Дом ребёнка, – услышала ответ.

Позвонила в Дом ребёнка.

– А справки у неё есть? – прежде всего поинтересовались оттуда.

– Есть отношение из сельсовета.

– Нет, другие справки, из детской консультации. Справка, что в доме нет инфекционных заболеваний, анализ крови, справка о том, что у ребёнка нет глистов...

– Подождите, подождите, – перебила Наталья Дмитриевна свою собеседницу, – Ребёнку всего три месяца.

– Это не имеет значения. Пусть привезёт с собой все анализы и справки, тогда посмотрим.

– Маша, справки есть у тебя? – спросила Наталья Дмитриевна, прикрыв рукой телефонную трубку. – Говорят, надо ехать за справками.

– Ой, что они говорят, – умоляла Марийка, – Ивасик мой замучился совсем, и дочь одна в доме, а за коровой присмотреть я соседку Христом-богом просила.

Опять звонки в городской отдел здравоохранения. На глазах у Машеньки уже набежали слёзы.