Фридрих Дюрренматт - Убийства — мой бизнес

— Спасибо, что согласились меня принять так быстро, дружище.

Гремилли обратил внимание на то, что Арсизак при этом не подал руку Бесси.

— Здравствуйте, месье комиссар…

— Здравствуйте, месье прокурор.

В разговор вступил следователь:

— Если вы пришли поговорить о том, что нас сейчас занимает всех, то, надеюсь, месье комиссар нам не помешает?

— Ну, конечно… Впрочем, я ненадолго, дружище. Мне известно — и месье комиссар это может подтвердить, — что на мне висят серьезные подозрения. Поэтому, доверяя правосудию, я хочу сказать, что можете со мной не нянчиться. Относитесь ко мне, как к любому другому подозреваемому. Я хотел было, попросить отпуск, но подумал, что это может смахивать на какой-то маневр или даже признание. Я не намерен бежать ни куда бы то ни было, ни от кого бы то ни было.

Следователь откашлялся, прежде чем ответить.

— Арсизак, я питал самые теплые чувства и еще больше уважения к вашей жене. Поэтому я считаю своим долгом — прежде всего, как магистрат, потом как друг, — не пренебрегать ничем в поисках ее убийцы. Не буду скрывать от вас — и говорю вам это с тяжелым сердцем, — что в настоящий момент на вас падают самые что ни на есть серьезные подозрения. Тем не менее, месье комиссар не до конца верит в вашу виновность.

— А вы?

— Мне хотелось бы разделять чувства комиссара.

— Надеюсь, что вы, по крайней мере…

— Не буду лукавить. Все говорит не в вашу пользу. Я знаю вас как блестящего и честного магистрата, но, мой бедный друг, вы не первый, кто теряет голову от любви. Поэтому, Арсизак, если убили вы, то признайтесь в этом прямо и… и я дам вам несколько часов, чтобы… ну, в общем, чтобы вы привели свои дела в порядок.

— Месье следователь, я признателен вам за то, что вы так яро защищаете честь магистратуры, но, представьте себе, у меня нет ни малейшего желания покончить с собой, тем более теперь, когда я свободен и могу начать новую жизнь.

— А это, месье прокурор, как раз то замечание, которое может сыграть роковую для вас роль в ходе следствия.

— Неужели вы меня считаете таким идиотом, что, будь я виновен, стал бы говорить подобное. Я не прощаюсь с вами, месье, ибо нам предстоит часто встречаться в эти дни. Кстати, месье комиссар, я забыл вам сообщить вчера во время нашей встречи, что накануне убийства, где-то около одиннадцати — одиннадцати тридцати вечера, к мадемуазель Тане заходил доктор Музеролль и мы оставались втроем до часу ночи. Я ушел от мадемуазель Тане вскоре после моего друга.

Комиссар осведомился с иронией в голосе:

— По сути дела, вы забыли свое алиби?

— Обстоятельства, разумеется, объясняют этот провал памяти.

— Позвольте мне, месье прокурор, сказать вам откровенно то, о чем я сейчас подумал.

— Прошу вас.

— Не надумали ли вы над нами посмеяться?

— Да уж, для меня сейчас самое время, чтобы паясничать.

С этими словами Арсизак вышел. Следователь растерянно пробормотал:

— Если Музеролль подтвердит свой визит…

— Он его подтвердит, месье следователь, будьте уверены.

— Откуда такая уверенность?

— Мадемуазель Тане работает у него секретаршей.

— Этого врача я знаю давно, месье комиссар. Это не тот человек, который способен пойти на лжесвидетельство, даже если речь идет о спасении друга.

— Мне хотелось бы в это верить, месье следователь.

Доктор Музеролль жил за дворцом правосудия в роскошной квартире, где все, казалось, было предназначено для того, чтобы услаждать взгляд, и говорило о том, что здесь обитает истинный сибарит. Старые предметы из олова, амурные гравюры 18 века, тонкий фарфор и старинные духовые инструменты украшали салон для гостей, в который его провела молоденькая и симпатичная служанка, чью талию элегантно опоясывал фартук, кружева которого гармонично перекликались с кружевной лентой в волосах. Несомненно, врач старался окружить себя не только изящными вещами, но и очаровательными людьми. И полицейский его прекрасно понимал.

К Гремилли вышла мадемуазель Тане.

— Здравствуйте, месье комиссар.

— Здравствуйте, мадемуазель.

— Вы пришли к доктору?

— Да. Служанка, видимо, меня неправильно поняла.

— Нет, правильно. Просто я подумала, что вы пришли из-за меня.

— Если мне будет необходимо вас увидеть, мадемуазель, у меня есть ваш адрес.

— В таком случае, прошу вас следовать за мной.

Доктор Музеролль, оказавшийся низкорослым толстяком; принял полицейского весьма любезно.

— Если не ошибаюсь, месье комиссар, я раньше не имел чести быть с вами знакомым?

— Я из регионального управления криминальной полиции Бордо.

— Должен ли я понимать, что вы пришли ко мне не в качестве клиента, а…

— Нет, доктор, в качестве полицейского.

— Вот как… В таком случае, мадемуазель, будет лучше, если вы нас оставите.

«Славная комедия», — подумал Гремилли, которого начинала бесить эта подчеркнутая любезность, все больше смахивающая на издевку.

— Слушаю вас, месье комиссар.

— Я пришел к вам, доктор, в связи с убийством мадам Арсизак.

— Бедняжка… Какой ужасный конец!

Врач вздохнул.

— Доктор, в ночь, когда произошло убийство, вы выходили из дома где-то около одиннадцати часов?

— Надо подумать. Погодите… Да, я решил пропустить стаканчик у мадемуазель Тане… Спешу заметить, что она была не одна.

— У нее был месье Арсизак.

— Ах, так вам это уже известно?

Комиссар готов был схватить этого человека за лацканы пиджака и встряхнуть как следует, чтобы отбить у него охоту кривляться, да еще с таким цинизмом.

— Мне, действительно, это уже известно. Вы не находите, что время для визита несколько необычное?

— Понимаете ли, мне приходится работать допоздна, и перед тем, как лечь в постель, я обычно позволяю себе небольшую прогулку по старому городу, который я просто обожаю. И вот в эту самую ночь случаю было угодно направить мои стопы на улицу Кляртэ, и когда я проходил мимо дома мадемуазель Тане, я увидел у нее свет и постучал в ставни.

Гремилли чуть не взорвался от негодования. Узнав все от мадемуазель Тане, доктор нагло воспользовался его же историей. Таким образом, он увиливал от любого обвинения, и становилось бессмысленным даже ставить под сомнение его слова. Они все заодно, как воры на ярмарке.

— Арлетта мне открыла, и мне было приятно увидеть там и Арсизака. Он познакомился с Арлеттой у меня, и я, старый холостяк, чувствую себя с ними словно в семейном кругу, по крайней мере до тех пор, пока у них хватает сил меня терпеть.

— В котором часу вы ушли от них?

— Мне, видимо, будет трудно точно ответить на ваш вопрос. Во всяком случае, уже перевалило за час, так как, вспоминаю, что то замётил Арлетте насчет боя ее настенных часов, который мне показался каким-то чудным. Тогда как раз пробило один час.

— Тем самым вы подтверждаете алиби месье Арсизака?

— А что, ему надо какое-то алиби?

— Послушайте, доктор, хватит ломать комедию. Вам прекрасно известно, что месье Арсизак подозревается в убийстве своей жены!

— Неужели есть такие болваны, которые могут его в этом подозревать?

— Позвольте мне не отвечать на этот ваш вопрос.

— Пусть будет так, но, если бы меня об этом спросили, не думаю, чтобы мой ответ вам очень понравился.

— Хочу вам напомнить, что я полицейский.

— Зачем напоминать, это и так видно.

Врач чувствовал свою неуязвимость. На сей раз Гремилли не выдержал:

— Мне кажется, мы плохо начали.

— Мне тоже так кажется.

— Тогда, может быть, попробуем по-другому?

— Як вашим услугам.

— Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о мадам Арсизак?

— Элен? Восхитительная женщина…

— …Которую обманывал муж.

— Возможно, жить рядом с восхитительной женщиной — не всегда самое великое счастье.

— А вы сами бывали у нее?

— Редко.

— И на то были причины?

— Она на меня тоску нагоняла. Я допускаю, конечно, что святость — дело серьезное… В общем, что-то в этом роде я имел неосторожность ей однажды сказать. Она на меня с тех пор обиделась, и одно мое присутствие, вероятно, оскорбляло ее чувства.

— Знала ли она о своей беде?

— Скажем, догадывалась.

— Вам не известно, кто будет ее наследником?

— Думаю, ее муж, но поскольку она ничего за душой не имела… Она была выходцем из семьи мелких аркашонских коммерсантов. Работала в бакалейной лайке родителей. Однажды туда вошел Жан, и она… она вошла в его жизнь.

— Женитьба по любви?

— Эх… Я вам уже говорил, она была очень красива… Жан — натура романтическая, для которой видеть, как такая прелестная девушка губит свою молодость среди консервов и картошки… Одним словом, вечная история пастушки и принца. Подозреваю, что он женился на ней в порыве благородства, и, конечно, вследствие естественного влечения, которое она не могла не вызывать.