Тони Валентайн - Джеймс Суэйн

вернулся на постель. Он чувствовал, как у него начинает подниматься давление. От подпольных букмекеров требовалось умение быть обходительными, но это же качество требовалось и в других, законных профессиях, представителям которых надо было ладить с самыми разными людьми, — например, в торговле недвижимостью, автомобилями, даже акциями. И переключиться на такого рода деятельность для Джерри было бы совсем не трудно — стоило лишь захотеть.

Через десять минут он снова позвонил в бар.

— Джерри только что вернулся, — сообщил Писунчик. — Вы хотите с ним поговорить?

— Да ты просто ясновидящий!

— Пожалуйста…

Но через некоторое время Писунчик снова взял трубку — голос его звучал приглушенно:

— Джерри говорит из своего кабинета по другой линии. Он попросил меня узнать у вас, разговаривали ли вы с одной молодой дамой, позвонив на его сотовый.

— Определенно разговаривал, — сказал Валентайн.

Бармен охнул:

— Ну зачем же вы дали Иоланде те номера телефонов?

— Он это заслужил.

— А вот и Джерри…

— Папа, ты меня просто убиваешь, — едва сдерживаясь, завопил Джерри. — Я как раз говорю по другой линии с этой сумасшедшей сукой, которая грозится отрезать мне яйца, — и это после вашего с ней разговора. Что на этот-то раз случилось? Я думал, мы заключили перемирие.

Неужто один более-менее нормальный телефонный разговор означает перемирие? Нет уж, если сын хочет по-настоящему наладить отношения, ему еще придется изрядно потрудиться. Валентайн почувствовал, как внутри него словно что-то взорвалось, и дал себе волю:

— Дорогой мой сыночек, ты — кусок дерьма! А я-то, старый дурак, думал, ты изменился! Помнишь то дурацкое объявление, на которое ты вдохновил Мейбл? Так вот, придурок: Мейбл арестовали за почтовое мошенничество! Она сидит в камере предварительного заключения в Клируотере и не знает даже, к кому обратиться!

— Мейбл арестовали? — спросил Джерри. — Какой ужас!

Какой ужас? Ну и сволочь, на всех ему плевать!

— Ты еще не знаешь, что такое ужас! Ужас наступит, когда я позвоню в полицию и натравлю их на тебя! Ужас наступит, когда я перестану платить за тебя залоги каждый раз, когда тебя сажают в каталажку!

— Папа, да хватит уже! — взмолился Джерри. — Мы просто немного повеселились со старушкой, и только. Ты хоть понимаешь, что она немножко не в себе? Она же публикует эти объявления за свой собственный счет и все думает, что кому-то это смешно и интересно. Она дала мне свою визитную карточку: «Мейбл, Королева Прикола». Честное слово, не вру!

— Людям действительно интересно! — рявкнул Валентайн. — Мне интересно! И если она пенсионерка, это вовсе не значит, что она выжила из ума и никому не нужна! Так вот позволь мне сказать тебе кое-что: Мейбл нужна многим. Она порядочная, сильная, богобоязненная, и она умеет заставить человека улыбнуться. А вот ты, Джерри, ни одним из перечисленных качеств не обладаешь.

— Пап, прекрати.

— Из-за тебя пострадал мой друг, ты, маленький придурок.

— Извини. Я этого не хотел.

— Извинения не принимаются.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что ты сам должен решить эту проблему.

— О чем ты?

Валентайн глянул на часы. На Восточном побережье девять вечера. Наверное, сегодня Джерри на самолет уже не успеет. Его просто выворачивало при мысли о том, что Мейбл придется провести в тюрьме ночь, но, похоже, выхода не было. Он сказал:

— Завтра утром ты должен вылететь в Клируотер и заплатить за Мейбл залог. А потом вы оба уедете из города. Отправитесь в круиз. Я подберу подходящий.

— Что? — возмущенно спросил сын. — А почему ты ей помочь не можешь? Она же твой друг, а не мой.

— Потому что это ты испортил ей жизнь, — прорычал Валентайн. — Это называется причиной и следствием. Ты испортил — ты и исправляй. Именно так устроен мир. И именно такие вечные недоросли, как ты, все в этом мире ломают и портят.

— Ну вот, теперь я уже виноват во всех мировых проблемах! — простонал Джерри.

— И не вздумай снова пытаться отвертеться! Сделаешь все, как я сказал.

— А то что?

Валентайн и подумать не успел — слова сами вылетели, теперь не вернешь:

— Или я больше никогда в жизни не буду с тобой разговаривать.

— Ты серьезно? — Джерри даже закашлялся.

Вот так это и случилось — Валентайн переступил ту воображаемую границу, которую они с Джерри прочертили много лет назад. Они воевали уже лет двадцать — с тех самых пор, как Джерри был подростком, — но старались всегда держаться в рамках правил. И сейчас он первым их нарушил.

— Да, — ответил Валентайн. — Серьезно.

— Господи… — выдохнул Джерри. — Хорошо, папа. Я сделаю, как ты говоришь, — после долгого молчания ответил он. — Ты победил.

Снова наступило молчание. И снова его нарушил сын.

— Я вылетаю ближайшим рейсом.

— Да уж, и постарайся не опоздать, — сказал отец.

Валентайн слонялся по номеру, не находя себе места. Наконец раздался стук в дверь. Валентайн глянул в глазок: в коридоре стоял Билл Хиггинс с большой картонной коробкой в руках.

Войдя в номер, Хиггинс воскликнул:

— Вот это да! И что, вся эта роскошь за счет Ника?

— Естественно!

— Знаешь, как говорят? В этом городе полно всяческой халявы, только никто ее себе позволить не может. — И Хиггинс принялся выкладывать содержимое коробки на обеденный стол. — Я заехал к Лонго и собрал все вещественные доказательства. Но завтра я должен все это ему вернуть, так как дело еще не закрыто.

Хиггинс уселся и принялся сортировать вещдоки. Валентайну не сиделось: он никак не мог отойти после разговора с Джерри. Если сын не справится, это будет концом их отношений — он, Валентайн, сам так сказал. А ведь, несмотря на их бесконечные ссоры, Валентайн все-таки в глубине души надеялся, что когда-нибудь они придут к согласию и все наладится: сын есть сын, от этого никуда не денешься.

Хиггинс искоса глянул на него:

— У тебя все в порядке?

— Бывало и лучше, — признался Валентайн. — Ну, что там у нас?

— Обычное барахло. Единственная стоящая улика — записи разговоров.

Хиггинс извлек из коробки кассету и вставил в принесенный с собой магнитофон.

— Фонтэйн оставил запись на автоответчике Нолы. Мы проследили, откуда поступил звонок — из забегаловки «Братишка». То, что ты здесь услышишь, — это запись Нолиного звонка туда и ее довольно резкого разговора с барменом.

Хиггинс нажал на кнопку, и они услышали, как взволнованная Нола спрашивает у бармена о Фонтэйне.

— Судя по ее расспросам,