Голубой молоточек. Охота за сокровищами (СИ) - Макдональд Росс

— Вы многого хотите.

— Мы ведем расследование по важному делу. Маккендрик сидел в кабинете один. Он был мрачен и взволнован.

— Где ваш узник, капитан?

— Окружной прокурор посадил его под арест в здании суда. Лэкнер посоветовал ему притвориться немым. Остальные члены семьи тоже как воды в рот набрали. А я надеялся закончить следствие сегодня.

— Возможно, нам это удастся. Где Фрэд и его мать?

— Я отпустил их домой. Прокурор не хочет выдвигать против них обвинение, по крайней мере пока. Он недавно занял этот пост, и ему еще не хватает опыта. По его мнению, мы можем обвинить миссис Джонсон только в том, что она жила с Ричардом Чентри, выдавая его за своего мужа, а это еще не является преступлением.

— Если только она не помогала ему скрыть убийство.

— Вы имеете в виду убийство настоящего Джерарда Джонсона?

— Вот именно, капитан. Как вам известно, Пурвис установил, что настоящим Джонсоном был тот мужчина, кости которого были погребены в оранжерее миссис Чентри. Похоже на то, что Чентри убил Джонсона, присвоил его имя и стал жить с его женой и сыном.

Маккендрик задумчиво и мрачно покачал головой:

— И я так думал. Но я только что проверил данные этого Джонсона в бюро окружного прокурора и в госпитале «Скайхилл». Оказывается, он не был женат и у него не было сына. Вся эта чертова семья просто-напросто выдумана.

— Включая Фрэда?

— Включая Фрэда. — По-видимому, Маккендрик заметил, что я поморщился, потому что добавил: — Я знаю, что у вас особое отношение к Фрэду. Может быть, это поможет вам почувствовать, что я переживаю по отношению к Чентри. Я действительно восхищался им, когда был еще молодым полицейским. Все в городе восхищались им, даже те, кто в глаза его не видел. А теперь я должен им заявить, что он полупомешанный пьяница, и к тому же убийца.

— Вы абсолютно уверены в том, что Джонсон — это Чентри?

— Как нельзя больше. Не забудьте, что я лично знал его. Я был одним из немногих избранных. Конечно, он изменился, чертовски изменился. Но это тот самый человек. Я узнал его, и он это знает. Но не желает признаваться.

— А вы не пытались устроить ему очную ставку с настоящей женой?

— Конечно, пытался. Я ездил к ней сегодня утром, чтобы все обсудить, но она уже успела смыться, и кажется, навсегда. Она опустошила свой сейф, и последний раз ее видели, когда она мчалась в южном направлении. — Маккендрик мрачно посмотрел на меня: — Это отчасти и ваша вина, потому что вам приспичило преждевременно допрашивать ее.

— Возможно. Но на мне лежит также часть вины за выяснение всего этого дела.

— Оно еще не выяснено. Конечно, Чентри в наших руках. Но осталось еще много неясностей. Почему, например, он взял фамилию Джонсон — фамилию человека, которого убил?

— Чтобы скрыть, что настоящий Джонсон исчез.

Маккендрик недоверчиво покачал головой:

— На мой взгляд, это бессмысленно.

— Убийство Джонсона тоже не имело особого смысла, но он совершил его, и та женщина об этом знала. Она воспользовалась этим, чтобы полностью прибрать его к рукам. По сути дела, он был узником в доме на Олив-стрит.

— Но зачем он ей понадобился?

Я вынужден был признаться, что мне это тоже неясно.

— Может быть, в прошлом между ними были какие-то отношения. Следует учитывать и такую возможность.

— Вам легко говорить. Джонсона уже четверть века нет в живых. Та женщина отказывается давать показания. Чентри также.

— Можно мне попробовать заставить его разговориться?

— Это зависит не от меня, Арчер. Дело оказалось серьезным, поэтому окружной прокурор взял следствие в свои руки. Чентри — самая знаменитая личность, которая когда-либо жила в городе. — Он начал размеренно ударять кулаком по столу, как будто аккомпанировал траурному маршу. — Господи, как низко пал этот человек!

Сев в машину, я проехал несколько кварталов, отделявших меня от здания суда. Его прямоугольная белая башня с часами высилась над всеми прочими зданиями в центре города. Под четырьмя огромными циферблатами была устроена галерея для любителей красивых видов, окруженная черной кованой решеткой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На галерее в этот момент находилось семейство заезжих туристов; маленький мальчик, стоявший, опершись подбородком на решетку, посмотрел вниз и дружелюбно улыбнулся мне.

Я послал ему ответную улыбку.

Кажется, это была моя последняя улыбка в тот день. Почти два часа мне пришлось высидеть в коридорах окружной прокуратуры. В конце концов мне удалось увидеть прокурора, но до разговора дело не дошло. Я только успел заметить быстро пробежавшего через приемную молодого человека с живым взглядом и большими черными усами, которые, казалось, несли его вперед, словно крылья честолюбия.

Я попытался было пробиться к кому-нибудь из его заместителей, но все оказались заняты. Мне так и не удалось прорваться сквозь плотное кольцо окружавших его ассистентов. Наконец я отказался от своей затеи и спустился вниз, в бюро коронера.

Пурвис все еще дожидался звонка из Коппер-Сити. Я сел и стал ждать вместе с ним. Позвонили уже во второй половине дня.

Он разговаривал, сидя за письменным столом и записывая что-то в блокноте. Я попытался прочитать его записи, заглядывая ему через плечо, но они оказались слишком неразборчивыми.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил я, когда он наконец положил трубку.

— В сорок третьем году военное командование взяло на себя все расходы и хлопоты, связанные с перевозкой останков Уильяма Мида из Аризоны. Его тело было уложено в запломбированный гроб, так как находилось в таком состоянии, что его нельзя было показать. Похоронили его на городском кладбище.

— Но в каком городе?

— Здесь, в Санта-Тересе. Именно здесь проживал Мид со своей женой. Когда его призвали в армию, он жил на Лос-Баньос стрит, две тысячи сто тридцать шесть. Если повезет, возможно, мы найдем по этому адресу его жену.

Когда мы ехали через весь город в пикапе Пурвиса, мне подумалось, что это дело, тянувшееся тридцать два года, неожиданно очертило большой круг и вернулось к исходному пункту. Мы проехали Олив-стрит, миновали дом Джонсонов, а затем место, где я нашел умирающего Пола Граймса.

Лос-Баньос проходила параллельно Олив-стрит, кварталом дальше к северу от автострады. Старый каменный дом номер 2136 был давным-давно перестроен и разделен на врачебные кабинеты.

С одной стороны над ним возвышалось современное здание медицинского центра, а с другой приютился деревянный домик довоенной постройки; в одном из его окон я заметил картонную вывеску: «Сдается комната».

Пурвис вылез из машины и забарабанил кулаком в дверь домика. На стук показался какой-то пожилой мужчина. Его дряблая, сморщенная шея, выглядывавшая из рубашки без ворота, казалось, пульсировала недоверием.

— В чем дело?

— Меня зовут Пурвис. Я заместитель коронера.

— Здесь никто не умер. Во всяком случае, после смерти моей жены.

— Меня интересует мистер Уильям Мид. Он был вашим соседом?

— Верно, он жил здесь какое-то время. Но тоже умер. Еще во время войны. Его убили где-то в Аризоне. Мне известно об этом от его жены. Я не покупаю местной газеты и никогда ее ни читаю. Там печатают одни плохие новости. — Прищурившись, он посмотрел на нас сквозь сетку от насекомых, как будто и мы были вестниками дурных новостей. — Вы это хотели узнать?

— Вы нам очень помогли, — отозвался Пурвис. — А вы случайно не знаете, что сталось с женой Мида?

— Она живет здесь неподалеку. Нашла себе другого мужа и переехали на Олив-стрит. Но и на этот раз ей не повезло.

— Что вы имеете в виду?

— Второй муж оказался пьяницей. Только не говорите, что это я вам сказал. Ей приходится тяжко вкалывать, чтобы у него были деньги на выпивку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А где она сейчас работает?

— В больнице, медсестрой.

— Ее мужа зовут Джонсон?

— Точно. Зачем спрашиваете, если сами знаете?

XLІ

Мы ехали вдоль густого ряда деревьев, посаженных на Олив-стрит лет сто назад, а может, и больше. Шагая рядом с Пурвисом в направлении тени, отбрасываемой домом в лучах солнца, я испытывал такое ощущение, как будто прошлое с его удушливой атмосферой затрудняло мне дыхание.