Худой мужчина. Окружной прокурор действует - Хэммет Дэшилл

Мими кивнула:

— Только будь с ней полюбезнее.

Дороти пошла в спальню.

Все как-то сразу заметно повеселели. Встретившись со мной взглядом, Нора задорно подмигнула мне. Поскольку в этот момент на меня смотрела Мими, пришлось выразить по этому поводу полнейшее удовольствие.

Мими спросила меня:

— На самом деле вы ведь не хотите, чтобы мы остались?

— Отчего же.

— Ах, не лгите. Вы, кажется, очень симпатизировали бедной Джулии?

— «Бедная Джулия» в ваших устах — это нечто. Да, я неплохо к ней относился.

Мими вновь положила ладонь мне на руку:

— Она разбила нашу с Клайдом жизнь. Тогда, естественно, я ее ненавидела. Но это было так давно. И когда я пошла к ней в пятницу, я на нее никакого зла не держала.

И знаете, Ник, я видела, как она умирает. За что? Это было ужасно. И какие бы чувства я к ней раньше ни испытывала, теперь осталась только жалость. И я вполне искренне говорю — бедная Джулия!

— Не пойму я, что у вас на уме, — сказал я. — Что у вас у всех на уме.

— У вас у всех… — повторила она. — А что, Дорри?… Дороти вышла из спальни.

— Я все уладила. — Она поцеловала мать в губы и уселась рядом с ней.

Посмотревшись в зеркало пудреницы — а вдруг на губах помада смазалась, — Мими спросила:

— Она не сильно брюзжала?

— Да нет же, я все уладила. А что надо сделать, чтобы выпить?

Я сказал:

— Подойти вон к тому столику, где лед и бутылки, и налить.

Мими покачала головой:

— Ох уж эти дети. Так я хотела сказать — вы ведь сильно симпатизировали Джулии Вулф?

Дороти крикнула:

— Ник, вам налить?

— Спасибо, — сказал я, а затем ответил Мими: — Я относился к ней в достаточной степени неплохо.

— Вы чертовски уклончивы, — недовольно произнесла она. — Скажем так: она вам нравилась не меньше, чем я?

— То есть вы имеете в виду ту парочку вечеров, что мы совместно скоротали?

Она расхохоталась самым искренним образом:

— Да, это, конечно, ответ! — Она повернулась к Дороти, которая несла нам стаканы: — Придется тебе, милочка, обзавестись халатом такого же оттенка. Голубое тебе очень к лицу.

Приняв стакан из рук Дороти, я сказал, что, пожалуй, пойду оденусь.

VII

Когда я вышел из ванной в спальню, там сидели Нора и Дороти. Нора расчесывала волосы, а Дороти сидела на краешке кровати и болтала чулком.

Нора послала мне воздушный поцелуй в зеркало, стоявшее на туалетном столике. Вид у нее был чрезвычайно довольный.

— Нора, вы правда любите Ника? — спросила Дороти.

— Он глупый старый грек, но я к нему как-то привыкла.

— Чарльз — это ведь не греческая фамилия?

Я пояснил:

— Раньше фамилия была Хараламбидис. Когда мой папаша прибыл в Америку, тот гад, который оформлял его бумаги на Эллис-Айленд, заявил, что Чариламбидис слишком длинно выходит, писать устанешь, и сократил фамилию до Чарльз. Папаше все равно было — могли бы и крестиком обозначить, только бы впустили.

Дороти уставилась на меня.

— Никак не пойму — когда вы серьезно говорите, а когда разыгрываете. — Она принялась надевать чулок, но остановилась. — А мамочка от вас чего добивается?

— Ничего. Выспрашивает, вынюхивает. Хочет знать, что ты вчера делала, что говорила.

— Так я и знала! Что же вы ей сказали?

— А что я мог сказать? Ты же ничего не делала и ничего не говорила.

Услыхав такое, она призадумалась, наморщила лобик; заговорила, однако же, совсем о другом:

— Я не знала, что между вами и мамочкой что-то было. Конечно, я тогда была совсем ребенком — ничего бы не поняла, даже если бы заметила. Я даже не знала, что вы так запросто, по имени друг друга зовете.

Нора со смехом отвернулась от зеркала.

— О-о, уже интересно. — Своим гребнем она указала на Дороти. — Продолжай, милая.

Дороти вполне серьезно повторила:

— Так вот, я не знала.

В это время я вылавливал из своей рубашки булавки, которые туда повтыкали в прачечной.

— А сейчас ты что знаешь?

— Ничего, — сказала она и стала постепенно краснеть, — но могу догадываться. — Она склонилась над чулком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Можешь и догадываешься, — прорычал я. — Только кончай разыгрывать смущение, дуреха. Если у тебя порочный склад ума, тут уж ничего не поделаешь.

Она подняла голову и рассмеялась, но вопрос задала серьезным тоном:

— По-вашему, я очень похожа на маму?

— Такие случаи нередки.

— И все же, как по-вашему?

— Тебе хочется, чтобы я сказал «нет». Нет.

— И вот это мне приходится терпеть, — весело сказала Нора. — Он неисправим.

Я оделся первым и вышел в гостиную. Мими сидела у Йоргенсена на коленях. Вставая, она спросила:

— Что вам на Рождество подарили?

— Нора подарила мне часы. — Я показал их Мими.

Она заметила, что часы прелестны, и была совершенно права.

— А вы ей что подарили?

— Ожерелье.

Йоргенсен сказал:

— С вашего позволения, — и встал смешать себе коктейль.

В дверь позвонили. Я препроводил в гостиную Квиннов и Марго Иннес и представил их Йоргенсенам. Нора с Дороти наконец-то оделись и вышли из спальни, и Квинн немедленно прилип к Дороти. Ларри Кроули приехал с девицей по имени Денис, а несколько минут спустя прибыли Эджи. Я выиграл у Марго — в долг, разумеется, — тридцать два доллара в трик-трак. Девице Денис пришлось отправиться в спальню и немного прилечь. В начале седьмого Элис Квинн удалось, с помощью Марго, отлепить своего мужа от Дороти и утащить на какой-то прием, где они непременно обещали быть. Ушли и Эджи. Мими надела пальто и принудила мужа и дочь последовать ее примеру.

— Извините, что не смогла пригласить заблаговременно, — сказала она, — но может быть, зайдете к нам отобедать завтра вечером?

— Конечно, — сказала Нора.

Все обменялись рукопожатиями и любезностями, и они ушли.

Закрыв за ними дверь, Нора прислонилась к ней спиной.

— Боже, какой красавчик, — сказала она.

VIII

В тот день я еще понимал и где мое место во всей этой истории с Винантами, Вулф и Йоргенсеном, и что я должен делать — то есть нигде и ничего.

Однако когда на следующее утро, часа в четыре, мы зашли в «Кафе Рубена» выпить кофе по пути домой, Нора раскрыла газету и в одной из колонок светских новостей вычитала следующее:

«Ник Чарльз, бывший ас Трансамериканского следственного агентства, прибыл с Тихоокеанского побережья, с тем чтобы раскрыть тайну убийства Джулии Вулф».

А когда примерно шесть часов спустя я открыл глаза и принял сидячее положение, Нора усиленно трясла меня, а в дверях спальни стоял человек с пистолетом в руке.

Он был молод, упитан, темноволос, среднего роста, с широкими скулами и близко посаженными глазами. Одет он был в черный котелок, черное пальто, сидевшее как влитое, темный костюм и черные штиблеты, и все это выглядело так, словно было куплено не более четверти часа назад. В руке у него покоился черный автоматический пистолет тридцать восьмого калибра, никуда конкретно не направленный.

— Ник, он заставил меня впустить его, — проговорила Нора. — Он сказал, что должен…

— …поговорить с вами должен, — низким хриплым голосом произнес человек с пистолетом. — Поговорить — и все, но обязательно должен.

Я к тому времени уже проморгался, окончательно проснулся и посмотрел на Нору. Она была взволнована, но нисколько не испугана — впечатление было такое, будто она наблюдает, как лошадь, на которую она поставила, идет по дистанции, опережая других на ноздрю.

Я сказал:

— Ладно, говорите, но будьте так любезны убрать пушку.

Он улыбнулся одной нижней губой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Да уж знаю, что на испуг тебя не возьмешь. Наслышан. — Он положил пистолет в карман пальто. — Я Шел Морелли.

— Не слыхал про такого, — сказал я.

Он шагнул в комнату и принялся покачивать головой.