Шестая загадка - Яир Лапид

начали складываться в систему. В моем сознании появлялись, исчезали и снова появлялись человеческие силуэты. Я вспоминал обрывки фраз, услышанных в эти дни: они доносились до меня, как спутниковая трансляция, прерывающаяся из-за атмосферных помех. Агарь стояла напротив и молча смотрела на меня, боясь помешать. Лихорадочное возбуждение, охватившее меня, вернуло ей способность управлять своим телом. Левой рукой она с такой силой вцепилась в правое предплечье, что на коже проступили синие пятна, похожие на цветочные лепестки.

– Разожми руку.

– Что?

Она не сразу сообразила, о чем я.

– Она не…

– Который час?

Она посмотрела на свои часы – «Кельвин Кляйн» в серебристом корпусе. Такие продают в самолетах.

– Без четверти семь.

Я встал. Усталость никуда не делась, просто стала другой – так рана, затянувшаяся коркой, перестает причинять боль. На столе лежал мой черный рюкзак. Я достал из него «глок», убедился, что он заряжен, и сунул за пояс.

– Я с тобой.

– Пошли.

Второй раз за утро я ехал в мошав Гинатон. Движение стало плотнее, но основной поток шел в обратном направлении, к Тель-Авиву. Я старался держать максимальную скорость и без конца перестраивался из ряда в ряд, едва ли не впритирку к бамперам и дверцам чужих машин, отвечавших мне возмущенными гудками. Агарь сидела, вцепившись в кресло, но кроме побелевших запястий ничто в ней не выдавало, насколько она взвинчена.

– Ты хочешь еще детей?

– Что?

– Детей. Это такие маленькие создания, которые вечно болтают всякие глупости.

– Ты именно сейчас меня об этом спрашиваешь?

– Да или нет?

– Да.

– Я тоже.

Она посмотрела на меня в замешательстве, но ничего уточнять не стала. Через десять минут мы уже стояли под сосной во дворе Реувена. Там ничего не изменилось, разве что яма стала больше, а возле забора, рядом с оранжевой сумкой-холодильником для сэндвичей – предметом снаряжения, который ни одна следственная группа никогда не забывает захватить с собой на место преступления, – лежал черный пластиковый мешок с телом. Кравиц сидел в своей машине с распахнутой дверцей и разговаривал по телефону. Я подошел к нему и помахал рукой: закругляйся. Он извинился, повесил трубку и, вопросительно изогнув бровь, посмотрел на меня. Нам было по пятнадцать, когда я наблюдал, как он отрабатывал перед зеркалом этот изгиб.

– Нашли только одно тело?

– Да.

– Тут есть трактор?

– Трактор?

– Да.

– На заднем дворе.

Это был зеленый «Нью-Холланд» модели 80–66 с ковшом, начищенным до такого блеска, что в нем можно было выращивать культуры бактерий. В последний раз я сидел в тракторе лет в шестнадцать, но все рукоятки находились примерно на том же месте, что и тогда. Агарь забралась на сиденье рядом со мной. Кравиц, который наконец сообразил, что я затеваю, завел мотор и крикнул девушке на оранжевых платформах, чтобы садилась к нему в машину ехать с ним. Я быстро добрался до дома Аталии. Ворота были для трактора слишком маленькими, и я на мгновение заколебался. Все, что я имел, – это еще одна теория в голове. Если я ошибаюсь, счет за белый деревянный забор, превращенный в мелкую труху, мне придется оплачивать из собственного кармана. Я покосился на Агарь. Она опять вцепилась себе в руку, в том месте, где все еще виднелись старые синяки.

– Я же сказал, отпусти руку.

Я дал по газам и въехал во двор, оставив за собой громыхающую мешанину из металлической проволоки и разлетающихся в щепки досок. Не тормозя, я крутанул тяжелый руль вправо, потом влево и влетел на задний двор. Я не стал заглушать двигатель и спрыгнул на высохшую землю. Трава росла повсюду, кроме широкого песчаного квадрата на южной стороне двора. Я вернулся в кабину трактора, поднял ковш и начал вгрызаться в землю. Это случилось, когда ковш опустился в третий раз. Раздался отвратительный скрежет металла по бетону, напоминающий звук столкновения при тяжелой аварии или электрический разряд в голове, когда бур стоматолога задевает нерв. Стоявший позади Кравиц что-то закричал, но мне было все равно. Я продолжал выворачивать землю до тех пор, пока серый бетон не начал проступать повсюду. Только после этого я соскочил с трактора.

– Ищите дверь! – закричал я. – Здесь должна быть дверь!

Дверь нашла девушка-полицейский. Выкрашенная белой краской, она пряталась за большим кустом, который выглядел чуть более свежим, чем остальные. Девушка крикнула что-то и потянула дверь на себя. Мы подбежали к ней. Дверь не поддавалась, и скоро мы поняли почему: на ручке висел тяжелый мотоциклетный замок, обтянутый резиновой перчаткой. Кравиц – да, именно Кравиц – вытащил из начищенной кобуры пистолет калибра 9 миллиметров и выстрелил в замок. Перед этим он посмотрел на меня, и я кивнул. Если я ошибся, против него возбудят дело по обвинению в стрельбе в густонаселенном районе, а Шавид купит себе новый фломастер, чтобы поставить жирный красный крест на его карьере. Тем временем девушка, скользнув мимо нас, нагнулась и распахнула маленькую металлическую дверь. Я хотел крикнуть ей, чтобы не лезла вперед, но она уже исчезла в проеме. Мы последовали за ней испуганной кучкой, похожие на семью фермеров, убегающих от надвигающегося торнадо, и… оказались в детском саду.

Это была квадратная комната, размером самое большее четыре на четыре. В дальнем конце стояло раскладное кресло-кровать. На полу лежал раскрытый на середине «Гарри Поттер и узник Азкабана». На стене напротив висел постер к фильму «Русалочка». В другом углу располагалась тумбочка с телевизором и видеомагнитофоном, рядом – яркая стопка кассет студии Диснея. Возле тумбочки – ящик для игрушек, раскрашенный в веселые красно-сине-желтые полоски и доверху наполненный куклами Барби, настольными играми и коробками с пазлами.

– Где она?

Агарь била дрожь. Мелкая, неостановимая, мучительная. От усилия справиться с собой у нее свело челюсть. Я не ответил. Кравиц с коллегой принялись быстро обыскивать комнату в надежде найти хоть какую-то подсказку, не безуспешно. Агарь продолжала неотрывно смотреть на меня.

– Как ты узнал? – спросила девушка-полицейский.

– Благодаря тебе, – ответил я, обращаясь к Агари.

– Мне?

– Ты сказала, что для тебя десятое августа означает только дату похищения дочери. Мне еще тогда следовало сообразить. Но в начале этой истории эта дата имела то же значение для единственного человека – Аталии.

– А как ты догадался, что искать надо во дворе?

Это спросил Кравиц. Он перестал рыться в игрушках и выпрямился. В комнате стояла полутьма, и я не мог разглядеть его лицо, но он держался напряженно и не выпускал из руки пистолет, словно ждал, что она вот-вот сюда явится. Достав из кармана красный мячик, он начал с силой его мять.

– Оба раза,