Живописец смерти (СИ) - Лукарелли Карло

— Нету там ни черта, в твоей сумке, — проронил Саррина, переключая скорость, пристраиваясь к «БМВ», который только что их обогнал, и слепя водителя фарами. — Нигде ни одного отпечатка пальцев, и коллега из научно-исследовательского утверждает, что сумку выстирали в стиральной машине.

— Может, какой-нибудь волосок, — предположил Матера, — или частица кожи под язычком молнии.

— Ни черта в этой сумке нет.

Грация снова привалилась к спинке сиденья. Хотелось сесть с ногами, но она поленилась снять ботинки, а пачкать кокетливую, взятую напрокат машину было неудобно. Они всегда брали машину напрокат, каждый раз другую, чтобы организованная преступность не успела отметить номер и марку. Хотя в этом случае инкогнито было и не важно: они даже не знали, от кого прятаться.

Грация решила сесть как следует, как умная девочка; опустила подлокотник, разделяющий два сиденья, и поставила на него руку. Уперла палец в середину щеки и закусила ее изнутри. Что-то не складывалось. Промелькнула какая-то мысль, быстро-быстро, так что ухватить ее не удалось, и мысль потерялась. Осталось раздражение, с каждой секундой крепнущее, досада на то, что нужная мысль никак не приходит на ум. Упорствовать было бы ошибкой. Это, знала Грация, как песенки или имена актеров: если они вылетают из памяти, чем больше думаешь, чем больше сосредоточиваешься, тем хуже — могут пропасть навсегда. Лучше подумать о чем-то другом, подождать, и тогда все вернется само собой.

— Надо бы сделать запрос относительно возможных заказчиков, — произнесла она в полный голос, но невнятно, продолжая жевать щеку и глотать слова, будто разговаривала сама с собой. — Что связывает Джимми Барраку и русского предпринимателя, которого выслали из страны, признав нежелательным элементом? Какая мафия за этим стоит? Наша или русская? Или, может быть, одна группировка оказала услугу другой?

— Я бы не стал утверждать ничего определенного, — отозвался Саррина. — Может, остановимся, выпьем кофе?

Он свернул к автогрилю. Миновал ряд грузовиков, припаркованных у края площадки, и прибавил скорость чтобы занять свободное место под соломенным навесом: «пунто», которая метила на это место, остановилась, пропуская трех ребятишек, спешивших на заливистый рев автобуса, готового тронуться в путь. Выйдя из машины, увидел, что «пунто» застыла в проходе, рыча от бешенства, и вынул из-за противосолнечного козырька на ветровом стекле белую с красным полицейскую эмблему: вертел ее в руках, будто бы разглядывая, пока «пунто» с жалобным всхлипом не двинулась на поиски другой парковки.

— Вот гад, — заметил Матера.

— Ну, выходите, я закрываю, — проговорил Саррина, вставляя ключ в скважину дверцы. — Теперь можешь курить свое средство против насекомых.

— Сарри, ты ни черта не смыслишь в сигарах. Такую сигару нельзя курить на ходу…

Грация вылезла из машины. Встала на цыпочки, подняла руки, потянулась, чтобы размяться, потом вспомнила о пистолете и одернула футболку с длинными рукавами. Сделала знак Саррине, чтобы тот на минутку открыл машину, забрала оттуда куртку, повязала ее вокруг бедер, передвинув назад кобуру с «береттой». Потом следом за товарищами вступила на пандус, ведущий к автогрилю.

Там было полно народу. Все замерзшие, дрожащие в легкой одежде, застигнутые врасплох внезапным приходом осени.

— Тебе кофе? — рявкнул Саррина из очереди в кассу, и Грация кивнула, а также показала большим пальцем куда-то назад, что должно было означать: «Мне в уборную».

Обойдя банкомат и спускаясь по лестнице, ведущей к туалетам, она вдруг подумала, что человек, которого они ищут, может быть здесь, как и в любом другом месте. Эта мысль мучила ее, щекотала изнутри, заставляя испытывать некоторое сладострастие. Обычно бывало не так. Обычно перед внутренним взором вставало какое-то лицо, пусть старое не по годам, как у Провенцано, похабное, как у Бруски, странное, как у Альери; все равно возникало лицо, на котором можно было сосредоточиться, все время смотреть на него, даже с закрытыми глазами. На этот раз — нет. На этот раз преступником мог быть любой мужчина в возрасте от двадцати до шестидесяти лет, не выше метра восьмидесяти и не ниже метра шестидесяти пяти. Любой. Шофер грузовика в коротких штанах, шлепанцах и с желтой пластмассовой барсеткой под мышкой. Коммивояжер в пиджаке, смятом посередине спины, и в скомканном галстуке, поверх которого был надет ремень безопасности. Даже водитель автобуса в синей рубашке, который, поднимаясь по лестнице, стряхивает воду с рук. Любой. Однажды она уже гонялась за призраком без лица и поймала его. Поймает и на этот раз.

Ощущение тревоги не прошло даже в туалете, где были одни женщины, куда человек, которого они ищут, никак не мог зайти. Грация, как всегда, выбрала последнюю кабинку, в глубине, и закрыла за собой дверь. Спустила до колен эластичные брюки и трусы, придерживая их рукой, следя, чтобы не выпал пистолет. Другую руку завела за спину, задрала футболку и куртку, присела над унитазом так, чтобы не касаться голым телом пожелтевшего фарфора, и пока она пребывала в этой позе, неудобной, но единственно возможной, внезапно и без всякой видимой причины вернулась та мысль, которая не давала покоя в машине.

Саррина с Матерой разговаривали у стойки, Матера тряс головой, а Саррина спрашивал:

— Знаешь, сколько итальянских простаков женится на кубинках?

Грация пробивалась сквозь толпу молодых людей, которые выстроились в кассу, почти разделив надвое автогриль. То были болельщики какой-то команды, в шарфах, футболках и шапочках одного и того же цвета; один загородил ей дорогу, заплясал перед ней, потрясая кулаками. Грация отпихнула его так резко, что парень схватился за стойку с газетами, чтобы не упасть.

— Эй, краля! Нервная, что ли? А может, у тебя твои дела, а?

— Кофе стынет… — заметил Саррина, когда она подошла.

— Черт с ним, с кофе, — отмахнулась Грация. — Мне кое-что пришло на ум.

— Что именно? — спросил Матера.

— Сумка. И вещи, которые внутри. Ни одного отпечатка, верно? Все чисто…

— Да, — подтвердил Саррина. — И что?

— А то, что мы считаем, будто этот тип забыл свою паскудную сумку, — а если нет? Если он оставил сумку нарочно, чтобы мы ее нашли? Потому-то он и уничтожил все отпечатки — потому что знал: мы найдем его проклятую сумку.

— Но зачем это ему? — спросил Саррина.

Он сжимал в руке ключи от автомобиля. Грация схватила ключи и ринулась к выходу, забыв даже, что придется пробежать весь автогриль: супермаркет с колбасами и сырами, газетные стойки, полки с видеокассетами. В машине натянула рукава футболки на пальцы, наподобие перчаток, расстегнула молнию на сумке и вывалила все, что там было.

Если он уничтожил отпечатки, значит, хотел, чтобы эти предметы нашли.

А раз он хотел, чтобы эти предметы нашли, следовательно, они имеют какое-то значение. Во всяком случае, один из этих предметов положен сюда не случайно. Он что-то означает.

Очки с диоптриями в кожаном чехле, очень потрепанном. Черная роговая оправа, диоптрии небольшие.

Связка ключей типа «Сиза», пять штук, с разноцветными пластмассовыми брелками. Один ключ длинный, старого образца, к нему привязана веревочка с ярлыком. «Кладовка».

Коричневый джемпер с V-образным вырезом. Грубый. Свалявшийся. Застиранный.

Журнал «Диана, оружие». Охотничий журнал. Ближе к концу уголок страницы загнут, какую-то статью отметили.

Питбуль, самая опасная собака в мире.

Грация уставилась на остромордого пса, который смотрел на нее с разворота. Снимок был такой большой, что на одной странице не поместился, и сгиб проходил как раз посередине морды, одна металлическая скрепка во лбу, другая — под пастью. А главное — глаза располагались не по оси и казались еще более широко расставленными и косыми, чем в действительности. Черные, пронзительные. Блестящие. Как будто смеющиеся.

— Что случилось? — спросил Матера, который пришел первым.