Узник концлагеря Дахау - Александр Бабин

– «Спортсменом» любуешься, пойдем отдыхать, что на него смотреть.

– Ты гляди-ка физкультурник на парусах торопится рассказать хозяину, что геологи нашли алмазы. Вот увидишь, завтра оба родственника сусликами встанут над нашими душами. Хозяин такого случая не упустит, козырная карта раз в жизни выпадает, он что откажется от куша! Уговорит геологов пару камушков ему подарить.

– А если геологи о нем расскажут органам, с нами на нарах окажется. Хозяин не такой простак, как кажется на первый взгляд, не был бы он начальником, хотя и пьет как сапожник. Не пойдет он с ними на открытый разговор, вдруг не согласятся, побоится. Встань на место геологов. Лично я отказался бы, органы тоже не спят, возьмут хозяина с алмазами и всех без разговора к стенке поставят, не поглядят на заслуги. Начальник первым сдаст геологов, – Иван задумался, – нет, рисковать они не станут. Хотя кто его знает, понадеются на русский авось.

– Вот увидишь, согласятся, алмазы геологам все равно не перепадут, сдадут государству, пару камушков подарят хозяину, им, что их жалко. Помнишь, они говорили им надо-то алмазов-то кроху – удостовериться строить здесь электростанцию или нет. Зэки столько жизней положили и все за зря, лес только загубили и все коту под хвост, полстраны можно было этими дровами отопить. А лагерь наверняка закроют, он здесь ни к чему, а нашего брата зэка разбросают по другим зонам. Тогда у нас есть шанс выйти на свободу, а Вань?

– Не нам решать, зачем бежать впереди паровоза. Пойдем, а то к пустым котелкам придем, – и обнял друга.

Лейтенант встретил своего дядю подполковника Попова в коридоре, он с опущенной головой, держась рукой о стену, качаясь, шел в сторону своего кабинета. Дверь была открыта. На столе стояла недопитая бутылка водки, в тарелке закуска.

– Дядя Кондратий, дядя Кондратий, – радостным голосом прокричал лейтенант ему в спину.

– Какой я тебя дядя, я целый полковник. – Начальник лагеря обернулся, поднял голову и, смотря пьяными глазами на лейтенанта, пробубнил: – А, это ты, племяш, – узнав родственника, – пойдем звание мое новое обмывать. Следующее генерал, дослужусь до большой звезды и тебя генералом сделаю. Люблю я вас с сестренкой младшенькой!

– Дядя Кондратий, ты бы больше не пил, сегодня геологи на алмазы наткнулись, говорят, жила богатая, две пригоршни намыли. Я к ним на ночь часовых приставил для охраны, мало ли чего. Поселок недалеко, рыбаки или те же охотники набредут.

– Алмазы! – с удивлением произнес он это слово, протрезвев. – Ну-ка пойдем, расскажешь, ты сам-то их видел, эти алмазы, не врут геологи? – зайдя в кабинет сел на стул.

– Говорят, алмазы, я же не геолог, не могу определить на глаз, но они радовались как дети. Алмазы, точно они! Геологи попросили им шурф удлинить. Зэкам дал задание за четыре дня очисть участок, как муравьи пашут. Я им пообещал день отдыха. Пошел на нарушение.

– Ладно, дадим зэкам день отдыха, сегодня снова двух врагов народа за забор унесли. Мрут как мухи, силенок нет, а куда я их пошлю тут в лагере одна работа камни таскать и лес валить, пирожков мы не стряпаем. Вот что, племяш, приведи мне главного бандеровца этого Миколу, побалякую я с ним. А ты иди домой, отдыхай, завтра я с вами пойду, посмотрю на алмазы. Доверяй, но проверяй. Запомни, племяш: никому нельзя верить, а в лагере тем более, народ тут с душком, да и на воле такой же. Люди – те же звери, только без хвоста, послаще поесть подольше поспать.

Микола, сняв фуражку зашел в кабинет начальника лагеря, встал у порога:

– Заключенный… – не успев доложиться по форме, назвать свое имя, фамилию и статью, хозяин махнул на него рукой.

– Не надо и так вижу, проходи, садись, – показав рукой на стул напротив себя, сам сидел за столом. Налил из бутылки в стопку водки, пододвинул ее к Миколе. – Выпей, сегодня государство мне очередную звезду на погоны подарила. С таким большим званием долго в лагере не задержусь, переведут в город. А то год-два с вами поживу и самого за забором похоронят, мест там много.

Микола подумал, что начальник шутит, предложив выпить водки, не решаясь взять стопку.

– Пей, потом еще налью на посошок, у меня к тебе серьезный разговор.

Микола выпил.

– Мои люди шепнули, оказывается, ты в побег намерился, не спросив моего разрешения. Гвозди с топором припрятал, для плота бревна складировал на берегу реки. Ловко придумал, за туриста хочешь сойти, по Чусовой поплывешь с котелком на борту. Я вот что тебе скажу: далеко не уплывешь, а тайгой пойдешь – у нее одна дорога, выведет в поселок, а там тебя милиция сцапает. А без документов ты не человек, а зэк, в зеркало себя видел. Хочу тебе помочь, а ты мне поможешь, – ожидая, что он ответит.

Микола задумался:

– Готов помочь, хотя у вас, гражданин начальник, итак в лагере помощников хоть отбавляй. Не скрою, были такие мысли, потом подумал: лучше, как положено, отсижу свой срок, получу в руки настоящий документ, и поеду со спокойной душой на родину. Риска нет, от тебя, начальник, не убежишь – ты нутром зэка чуешь, – а сам думал: зэки сдали хозяину о намерении его бежать из лагеря, и сдали из близкого окружения. Отказаться от предложения хозяина, значит, подписать себе смертельный приговор.

– Вот и договорились, назад дороги нет. Я правильно говорю? – полковник дал понять Миколе: не согласится с предложением, конвой уведет его в карцер прямо из кабинета.

Микола молча кивнул. Хозяин продолжил:

– Не зря тебя фашисты орденами награждали, голова у тебя соображает. Не буду скрывать, сегодня геологи алмазы нашли, племяш только что доложил, говорят, на жилу богатую напоролись. Поди заметил, у тебя глаз зоркий? – хитро посмотрев на него.

– Как тут не заметишь, ребенок догадается. Часовые весь день из рук автоматы не выпускали, на ночь остались. А нам, зэкам, алмазы – это что мертвому припарка. В лагере: сало на них не купишь, те же камни, что ворочаем – цена им одна. Это там, на воле алмазы в цене. Говори, начальник, чего надо делать, а то скучна лагерная жизнь, по веселью соскучился. Знаешь, как я на родине веселился во время войны, всего полно было – и золота, и бриллиантов. Эшелонами отправляли евреев в Германию. У нас на Украине их целые поселения и, представь, ни одного бедного. Вы что думаете, мы, хохлы, на немцев пахали, как бы не так: «хохол родился, еврей заплакал», – высказал поговорку. –