Черноглазая блондинкат (ЛП) - Бэнвилл Джон

Хендрикс широко раскрыл свои поросячьи глазки.

— Ох-хо! — сказал он. — Какие же мы все вдруг стали жёсткие.

— Не знаю насчёт нас, — сказал я, — но я стану, если до этого дойдёт.

Теперь Хендрикс засмеялся. Он весь колыхался, как желе в костюме.

— Ты — ничтожная ищейка, — сказал он, не повышая голоса. — Ты хоть представляешь, что мои люди могут с тобой сделать? Юный Джимми, может быть, и не произвёл на тебя особого впечатления, но уверяю тебя, Марлоу, откуда он пришёл, есть ещё много джимми, и каждый из них больше и омерзительнее предыдущего.

Я похлопал негра по плечу.

— Ты можешь высадить меня здесь, Седрик. Люблю поразмять ноги.

Он, конечно же, проигнорировал меня и беспечно продолжал ехать дальше.

Хендрикс откинулся на спинку сиденья и принялся разминать руки — на этот раз без лосьона.

— Давайте не будем ссориться, мистер Марлоу, — сказал он. — Когда мы подобрали вас у вашего офиса, вы не были похожи на человека, занятого неотложными делами, так зачем же спешить сейчас? Останьтесь ненадолго, наслаждайтесь поездкой. Мы можем поговорить и о других вещах, если хотите. Какие темы вас интересуют?

Мне пришло в голову, что он хорошо вписался бы в клуб «Кауилья», с его фальшивым британским акцентом и чопорными манерами. Я не удивился, узнай я, что он состоит его членом. Потом до меня дошло: Флойд Хэнсон, должно быть, и рассказал ему обо мне. Как я мог забыть о своем визите в клуб «Кауилья» и разговоре с управляющим? Сигарета всё ещё была у меня в руке, и я закурил. Хендрикс нахмурился, нажал кнопку на подлокотнике и открыл окно рядом с собой. Я как бы случайно выпустил дым в его сторону.

— Может быть, произведём обмен, — сказал я. — Вы расскажете мне всё, что знаете о смерти Питерсона, а я расскажу вам всё, что знаю о его возвращении к жизни.

Это была рискованная ставка, тем более что всё, что я знал о Питерсоне, живом или мёртвом, представляло собой небольшую горку бобов — на самом деле, и это было даже не так; горки не было, а те немногие бобы, которыми я обладал, были сухими и безвкусными. И всё же стоило попытаться.

Хендрикс смотрел на меня, смотрел и думал. Наверное, он тоже считал бобы.

— Всё, что я знаю об этом, — сказал он, — или, по крайней мере, то, что мне сообщили, так это то, что однажды тёмной ночью в Пасифик-Пэлисэйдс беднягу сбил очень безответственный водитель, который потом удрал.

— Вы отправлялись туда посмотреть, где это произошло?

Он снова нахмурился.

— Зачем? — спросил он. — А надо было?

Его хмурый взгляд на этот раз был вызван беспокойством, а не неодобрением моей сигареты. Я решил, что он, должно быть, действительно думает, что я знаю много такого, о чём не рассказываю. Сколько ещё я смогу тянуть?

— Ну, — сказал я, стараясь казаться самодовольным и знающим, — если он не был убит, то что же произошло той ночью? Там было тело, которое привезли в морг и опознали как тело Питерсона, а затем кремировали. Это потребовалось бы как-то организовать.

Честно говоря, я и сам не придавал особого значения этой стороне дела. Там было тело, кто-то действительно умер, и кто бы это ни был, Линн Питерсон сказала, что это был её брат. Но если умер не Питерсон, то кто? Возможно, пришло время снова поговорить с Флойдом Хэнсоном.

А может, и нет. Может быть, пришло время забыть о Нико Питерсоне, его сестре, клубе «Кауилья» и Клэр Кавендиш… Клэр? Остальное было бы легко выбросить из головы, но не черноглазую блондинку. Я уже говорил это раньше и знаю, что у меня будет повод повторить еще раз: от женщин одни неприятности, что бы ты ни говорил, что бы ни делал. Я подумал о нарисованных розах на лампе возле моей кровати. Этот плафон, как и обои Оскара, определенно придётся заставить уйти.

Хендрикс снова задумался. При всём своём среброязычном красноречии, он не был самым быстрым, когда дело доходило до работы ума.

— Должно быть, Нико сам всё организовал, — сказал он наконец. — Несчастный случай, сбившая машина, кремация. Это же очевидно, не так ли?

— Ему бы понадобилась помощь. Кроме того, ему бы понадобилось тело. Я не думаю, что он нашёл добровольца — ни у кого нет таких сговорчивых друзей.

Хендрикс снова помолчал, потом покачал головой, как будто вокруг него летали мухи.

— Всё это не имеет значения, — сказал он. — Меня всё это не волнует. Всё, что я хочу знать, — жив ли он, и если да, то где он. У него есть этот чемодан, и он мне нужен.

— Ладно, Хендрикс, — сказал я, — буду с тобой откровенен. И не сердись на меня за это — я сел в эту машину не по своей воле, запомни.

— Всё в порядке. — Он нахмурился. — Начинай выравнивать.

Я постучал сигаретой по краю пепельницы в подлокотнике. У неё была маленькая крышка с пружинкой. Кто-то — должно быть, Седрик — забыл её вычистить, и от неё исходил едкий запах. Вероятно, это был запах, который испустили бы мои легкие, если бы мне вскрыли грудную полость. Иногда я думаю, что мне следует навсегда бросить курить, но если бы я это сделал, мне не осталось бы никаких увлечений, кроме шахмат, и я продолжал бы только разбивать себя в шахматы.

Я сделал хороший глубокий вдох, без дыма.

— По правде говоря, — сказал я, — я знаю о Питерсоне не больше вашего. Меня наняли расследовать его смерть, потому что возник вопрос, действительно ли она произошла. Я поговорил с несколькими людьми, включая его сестру…

— Ты разговаривал с ней?

— Минут пять, в основном, чтобы сказать, что я хочу, чтобы она добавила в напиток, который смешивала для меня. Потом ворвались двое мужчин с юга, и всё.

— Линн Питерсон ничего тебе не сказала? — Теперь он сидел очень тихо и очень внимательно смотрел на меня.

— Ничего, — ответил я. — Клянусь. Времени не было.

— Она говорила тебе что-нибудь о чемодане?

— Нет.

Он задумался.

— С кем ещё ты говорил?

— Почти ни с кем. Со стариком, который живёт напротив Питерсона. С барменом в «Кафе Барни», куда Питерсон время от времени заглядывал выпить. С управляющим клубом «Кауилья», — теперь уже я бросил на него испытующий взгляд, — по имени Хэнсон, Флойд Хэнсон. — Имя не произвело желаемого эффекта — на самом деле, оно вообще не произвело никакого эффекта, и я даже не был уверен, что он узнал его. — Знаешь его? — спросил я как можно небрежнее.

— Что? — Он не слушал. — Да, да, я его знаю. Я иногда хожу туда, в клуб, на ужин или ещё что-нибудь подобное. — Он моргнул. — А при чём тут Хэнсон?

— Питерсона убили возле клуба «Кауилья».

— Я знаю… знал это.

— Хэнсон был одним из первых, кто оказался на месте аварии той ночью.

— Так оно и было. — Он помолчал, кусая уголок рта. — У него было что рассказать тебе?

— Нет.

Теперь Хендрикс снова достал лосьон «Ландыш» Мамы Лэнгриш и ещё раз нежно обработал руки. Может быть, это успокаивало его нервы или помогало думать. Для этого дела ему пригодилась бы любая помощь.

— Послушай, Марлоу, — сказал он, — ты мне нравишься. Мне нравится, как ты держишься. У тебя есть мозги, это очевидно. К тому же ты умеешь держать язык за зубами. Мне бы не помешал такой человек, как ты.

Я рассмеялся.

— Даже не проси, — сказал я. Он поднял руку размером с небольшой свиной бок. Почему толстякам так нравятся кольца? Кольца на таких пальцах всегда наводят меня на мысль о призовых свиньях.

— Я не предлагаю тебе работу — сказал он. — Я знаю, что зря потрачу время. Но я хотел бы нанять тебя для поисков Нико Питерсона.

Я снова рассмеялся, и на этот раз добавил в смех немного веселья.

— Ты что, не слушаешь? Кто-то уже поручил мне поиски Питерсона.

Он закрыл глаза и покачал головой:

— Я имею в виду, по-настоящему искать его. Ты, очевидно, ещё не вложил в это дело своё сердце.

— Почему ты так думаешь?

Он открыл глаза и впился в меня взглядом.

— Потому что ты его не нашёл! Я знаю тебя, Марлоу, я знаю, какой ты. Если ты что-то задумал, ты это сделаешь. — К этому времени его британский акцент сильно ослабел. — Сколько тебе платят, пару сотен? Я дам тебе тысячу. Седрик! — Он протянул руку. Сидевший на переднем сиденье негр наклонился боком, не отрывая глаз от дороги, открыл бардачок, достал оттуда длинный чёрный кожаный бумажник и передал его через плечо. Хендрикс взял его, щелкнул застёжкой, достал из внутреннего кармана пять стодолларовых прямо из-под печатного пресса и развернул их передо мной веером. — Половина сейчас, половина как найдёшь. Что скажешь?