Ричард Пратер - Джокер в колоде

План показался мне сложноватым и ненадежным, но Эд Кляйн так живо согласился составить мне компанию, что это вселило в меня уверенность. По всей видимости, Эд не только бывалый человек, но и опытный пилот. Я уже находился у дверей, но тут вспомнил, что забыл нечто важное, и замер на месте.

— Ох, как же это…

— Что случилось?

Я объяснил Кляйну, какие люди находятся на острове, — работнички с фабрики детского питания, не пытаясь описать их лучше, нежели они были на самом деле, и с грустью признал:

— Пожалуй, нам лучше отложить поездку… на другой день.

Он удивился.

— Не знаю почему, но вы мне показались человеком, который не пасует перед подобными мелочами.

— Мелочи? Там таких мерзких обезьян по меньшей мере целая дюжина.

Эд дружески похлопал меня по плечу.

— Сынок, я находился в Хогтауне в 17-м и 18-м годах, — когда его переименовали в Дездемону, — оставался там до конца, и хочу сказать, что ни до этого, ни после мир не видал такой заварушки. Могу поспорить на банку «Олд Крау», что я повидал больше покойников, чем ты. Мне было восемнадцать, когда загорелась и взорвалась шахта в Хогтауне, а в девятнадцать лет меня в первый раз ранили. Я нечаянно опрокинул выпивку одного бандита, и за это он выстрелил в меня — напрочь сбил с ног. Но я поднялся и убил его. — Он стряхнул пепел с сигары. — Если ты хочешь ехать туда, я поеду с тобой.

Несколько секунд я просто смотрел на него, потом улыбнулся.

— Эд, боюсь, что прямо сейчас я не могу ехать. Если в ближайшие пару часов ничего плохого не случится, я вам позвоню.

— Идет.

Он откинулся на спинку стула и взгромоздил ноги на стол, а я вышел.

Горация Лоримера не оказалось в отеле «Стандиш», и я потратил двадцать минут и десятидолларовую бумажку, чтобы узнать, где он может быть. С десятой попытки моих расспросов дворецкий отеля признался, что час назад или больше он выкатил со стоянки черный «линкольн-континенталь» Лоримера и тот укатил на нем. Он также сообщил, что Гораций частенько посещает одно заведение под названием «Пурпурная комната», и дал мне адрес. Он также назвал номер машины Лоримера — бесплатно, в качестве премии.

«Пурпурная комната» находилась на боковой улочке в паре кварталов от Уилшира — это был коктейль-бар, куда я ни разу раньше не заглядывал. Через улицу на парковочной стоянке клуба стоял черный «континенталь» Лоримера. Я проехал еще квартал, свернул за угол и припарковался. Откинувшись на спинку сиденья, я закрыл глаза и посидел какое-то время. Как будто набирался сил. Мои веки слиплись, и я ощутил теплую и уютную темноту, желанную сонную темноту, куда бы я с удовольствием погрузился часов эдак на двенадцать, а то и больше. Но я с усилием продрал глаза, повертел головой, зевнул, вышел из машины и побрел обратно к бару. Юркнув под навес, я вошел в «Пурпурную комнату».

Подобные заведения, как и люди, должно быть, окружены своей собственной аурой, у них своя вибрация, свои «ощущения», что-то почти осязаемое, способное действовать на нервы. Правда это или нет, но «Пурпурная комната» посылала в мой мозг очень неприятные сигналы.

Я задержался в дверном проеме, как хищник, втягивая в себя воздух — нет ли опасности? Ощущение странности этого заведения усилилось, хотя я почти ничего не видел. Внутри было не темнее, чем в могиле. Я слышал голоса, тихие, приглушенные, журчащие. Потом до меня донеслось тихое бренчанье пианино. Мне стало — ну как бы это сказать? — неуютно, неудобно, не по себе. И я догадывался почему — приторный, сладковатый запах подсказывал.

Глаза приспособились к полумраку, и теперь я мог разглядеть сидящих за столами людей. Они пили и болтали. Я прошел вперед, присел на край стула возле пустого столика и огляделся. Пианино стояло в углу комнаты справа от меня, метрах в двадцати. Прямо впереди длинный бар, за которым два бармена в пурпурных жакетах обслуживали с полдюжины усевшихся на стульях завсегдатаев. Черт, с виду это был обычный коктейль-бар, занимающийся бизнесом в дневное время. Неожиданно я узнал одного из барменов, парня звали Джерри какой-то.

С Джерри я познакомился в другом баре и даже в другом городе — в Сан-Франциско. Помнится, было это год или два назад, когда я раскручивал одно дельце, сейчас оно вылетело у меня из головы. Несколько раз мы с ним подолгу беседовали и выпивали.

Я встал, направился к бару — и от неожиданности замер на месте. Что-то было не так: мне показалось, что я увидел Еву Энджерс. Я посмотрел еще раз. Справа от меня, где-то посредине зала, за столиком сидела черноволосая девица и разговаривала с женщиной. Та, что сидела ко мне спиной, очень уж походила на Еву. Ее собеседницей была, ну, скажем, какая-то чудная особа. Ее волосы были столь же светлыми, как Евины — черными. Почти белые волосы, спадающие ниже плеч, совершенно прямые, без единого локона или завитка, тонкие и безжизненные, словно парик из спагетти. Тощая, угловатая, ненакрашенный рот похож на прямую прореху, а лицо такое, будто кожу натянули на кости; такое лицо — лицо новобрачной смерти — можно показывать только стальным зеркалам.

Я быстро пересек комнату и подошел к бару, слегка нервничая, — мне не хотелось, чтобы меня увидел здесь кто-либо из моих знакомых, просто не хотелось, и все. Во мне постепенно росло напряжение, поднималось вверх по позвоночнику и собиралось в узел у основания черепа. Наконец я смог рассмотреть черноволосую девицу как следует. Да, это была Ева, она разговаривала с женщиной-зомби и улыбалась.

Мое сердце бешено затрепыхалось; я почувствовал ноющую боль там, куда прошлой ночью мне всадили дробинку. Что со мной? Похоже, нечто вроде шока, вызванного раной, отсутствием сна и отдыха, эмоциональной перегрузкой нескольких последних дней.

Я вновь осмотрелся. Мужчины и женщины за столиками пили и разговаривали. Вроде ничего необычного. Потом картина как бы сместилась. Все то же самое — и не совсем то. Наконец я понял: мужчины и женщины сидели за столиками, это верно, — но ни один мужчина не сидел в компании женщины.

За каждым столиком — две, а то и три женщины. И мужчины — или в одиночестве, или в компании. Возле пианино — батюшки светы! — сидел Гораций Лоример. Он наклонился к пианисту, перед ним высился бокал с розовым коктейлем. Пианист запел, обнажая ряд белых зубов: «Слава Господу за маленьких… мальчиков…» — и улыбался, улыбался Горацию Лоримеру.

У меня за спиной послышался перезвон стекла, и я повернулся к бару. Джерри ополаскивал бокалы, прокручивая их в воде. Я поймал его взгляд и кивнул. Он состроил сердитую мину, потом, видно, признал меня.

Слева от меня, напротив пианино, задрапированная пурпурными шторами дверь вела в другую комнату. Я ткнул пальцем в ту сторону, и Джерри кивнул. Я вошел за шторы и огляделся. В комнате было пусто, стулья подняты и расставлены на столах. В глаза бросились две двери с табличками «Девушки» и «Парни». Должно быть, это комнаты для особого отдыха завсегдатаев.

Вскоре появился Джерри.

— Если не ошибаюсь, Шелл Скотт? Я кивнул.

— Послушай, прошло года два с тех пор, как мы виделись в последний раз.

— Это правда. А ты продолжаешь стричь баксы, Джерри?

Он хмыкнул.

— Ты же знаешь.

— А если я тебе предложу двойной навар?

— За что?

Я слегка раздвинул шторы и показал.

— Человек возле пианино. Ты его знаешь?

— Старый толстяк? Конечно… Лоример. А что он натворил?

— Значит, ты его и раньше здесь видел?

— Конечно, много раз, он здесь постоянно ошивается. Но я знаю его и его жену еще с Сан-Франциско, я много раз их обслуживал, когда работал в «Лупо». Ты помнишь «Лупо»?

Это название растормошило мою память; ах, «Лупо» — бар, где я познакомился с Джерри.

— Он заходил сюда много раз, но со своей женой появился впервые всего неделю назад.

— С женой? Они сейчас оба здесь?

— Конечно. Они с Гердой приходили сюда раза два вместе. Хотя, понятно, никогда не сидели за одним столиком. — Он зевнул, как человек, которому наскучила всякая несущественная дребедень.

— Так она здесь? — Я помню, Лоример говорил, что его жену зовут Герда и будто бы она в Сан-Франциско.

Джерри подавил зевок, кивнул и показал прямо на столик, где сидела Герда, показал прямо на проклятие смерти, на шлюху из ада, на беловолосое привидение.

— Это и есть Герда, — сказал Джерри. Я подмигнул и многозначительно заметил:

— Там не на что смотреть, да?

— А кто смотрит? — поразился он. — Кого интересует такая корова?

Его фраза воскресила в памяти еще один эпизод — дело, которым я занимался, когда познакомился с Джерри. Это было преступление на почве страсти: один молодой парень, оттягивавшийся за столиком в «Лупо», убил другого юношу, размозжив ему череп позолоченной статуэткой праксителевского Гермеса. Мне показалось весьма странным совпадением, что Джерри, знавший Лоримера еще со времен «Лупо», теперь обслуживает его здесь, в «Пурпурной комнате». Хотя на самом деле ничего удивительного. Таких баров, как этот, не так уж много, а «Лупо» был точно таким же заведением.