Тони Валентайн - Джеймс Суэйн

— К вам посетитель, — пробормотал бармен.

Валентайн глянул в зеркало над стойкой и увидел, что к нему направляется Роксана. Ее хорошенькое личико кривилось злобной гримасой. Он повернулся, одновременно закрыв свои записи.

— Очень рад встретить вас здесь, — сказал он. — Спасибо за номер.

— Всегда пожалуйста, — прошипела она. — Надеюсь, никакие девицы вас там не поджидали.

Валентайн побледнел, вспомнив свою дурацкую шутку.

— Этот идиот растрепал по всему казино, — добавила она.

— Я его убью!

— Придется встать в очередь!

Она резко развернулась, но Валентайн успел схватить ее за руку. Роксана попыталась вырваться, но не так, чтобы очень уж отчаянно. Что ею двигало? Действительно обида или же разочарование? Скорее, и то, и другое разом. Вскочив, он сказал:

— Роксана, дорогая, простите. Мне очень жаль. Ну, ляпнул глупость. Правда, не хотел вас обидеть.

Она позволила проводить себя к столику и угостить. Ее смена только что закончилась, и она заказала джин с тоником. Бармен подмигнул Валентайну.

— Мой сынок звонил? — спросил Валентайн.

— Три раза за утро. Я сказала, что вы не хотите с ним разговаривать, но он продолжал трезвонить.

— Да, он такой, — сказал Валентайн.

— Ну разве можно так ненавидеть собственного сына? — начала она с того же места, на котором они завершили свой прошлый разговор. — Что плохого, если он принял несколько ставок? Большинство барменов так поступают. Это часть их работы.

Валентайн не знал, что ответить. Да, таков он, Джерри. Он еще в школе всегда мог выговорить себе у директора освобождение от занятий. От его сыночка можно сбежать, но невозможно спрятаться.

— Извините, Роксана, но я не хотел бы это обсуждать, — наконец сказал он. — Мы с сыном не ладим уже очень давно. Пока была жива жена, она играла роль рефери, и отношения были более-менее сносные. Но она умерла, и стоит нам оказаться рядом, как мы готовы вцепиться друг другу в глотки.

— Вас по-прежнему злит, что он принимает ставки?

— Конечно. Он нарушает закон. И почти всю свою жизнь он только тем и занимался, что нарушал закон. А я еще дал ему деньги на бар! Он… — Валентайн предпочел не продолжать. — Я просто хочу дать ему возможность хорошенько подумать о своем поведении.

— Вот почему вы с ним не хотите разговаривать?

— Совершенно верно. С ним не хочу. Но хочу поговорить с вами.

Глаза Роксаны вспыхнули:

— Правда?

— Отель и казино наняли меня провести небольшое расследование.

— Вы полицейский?

— В отставке. Сейчас даю консультации.

При этих словах Роксана заметно расслабилась. Отпив из стакана, она сказала:

— А Уайли говорит, что ваша компания называется «Седьмое чувство». Почему?

— Это старое выражение, — пояснил он. — Когда шулер говорит о другом шулере, что тот обладает седьмым чувством, это высочайший комплимент. Значит, он не только знает, как надуть партнера по игре, но и в какой момент сделать тот или иной ход. А порой это и есть самое главное в их ремесле.

— А у вас есть это седьмое чувство?

— Я способен почуять, что человек жульничает, хотя, бывает, и не могу понять, как в точности он это делает.

— То есть у вас нюх, как у ищейки.

— Похоже. Так вот, я хотел бы поговорить с вами о Фрэнке Фонтэйне.

— Согласна. — И пока Валентайн открывал чистую страницу, она сказала: — Теперь я понимаю, почему вы мне сразу понравились.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Мой отец тоже служил в полиции, — пояснила она.

Роксана оказалась девушкой не просто красивой — она была девушкой толковой. Оказывается, она училась на вечернем отделении университета и вскоре должна была получить степень магистра бизнес-администрирования. А днем она трудилась на двух работах — в столе регистрации и в гостиничной бухгалтерии. Современная молодая женщина с честолюбивыми устремлениями, она нравилась Валентайну все больше и больше.

Но самое главное — Роксана сразу поняла, какую опасность представляет для казино Фонтэйн. Игрок, который никогда не проигрывает, может запросто погубить заведение. Третье появление Фонтэйна пришлось как раз на ее смену, и она запомнила его довольно хорошо.

— Фрэнк Фонтэйн может быть величайшим из игроков, — говорила она, посасывая уже вторую порцию своего напитка. — Но вот чего-чего, а настоящего класса в нем нет. Отец всегда говорил: «Хочешь узнать, есть ли у парня класс — посмотри на его ботинки. У классного парня ботинки вычищены до блеска». Так вот ботинки у Фонтэйна не сверкали.

— А какого типа ботинки? — спросил Валентайн, лихорадочно записывая ее рассказ.

— Похоже на Феррагамо[22].

— На что еще вы обратили внимание?

— У него проблемы со зрением.

— Как вам удалось определить?

— Он выронил контактную линзу и подошел к стойке — попросить какие-нибудь капли, чтобы вставить ее обратно. А когда поднес руку к глазу, так чуть его себе не выколол.

И Валентайн приписал: «Дальнозоркий». Теперь ему уже хватало информации, чтобы еще раз пройтись по своей базе данных. Десять к одному, это кто-то, ему уже известный.

— А в этот момент вы видели его глаз, ну, тот, с которого слетела линза?

— Да. Линзы того же цвета, что и глаза.

Вот ведь умница!

— Что-нибудь еще?

— Боюсь, это все.

Он отложил ручку. Бармен, не дожидаясь просьбы, принес им еще по стакану. Кажется, парень становится его поклонником! Валентайн залпом выпил воду — здесь, в пустыне, его мучила постоянная жажда.

— Ну вы и пьете! — заметила Роксана, вытирая губы бумажной салфеткой.

— Это вода, — сказал он.

— Тогда простите. — Она взяла его стакан, провела по стенкам пальцем и облизнула его. — И правда, вода. А вы на такого не похожи…

— На какого?

— Люди, которые пьют воду, либо излечившиеся алкоголики, либо мормоны.

Что ж, у каждого допроса есть своя цена. Этот явно становился для него дороговатым, поэтому он ответил:

— Есть еще третья категория — вы о ней забыли. Это дети алкоголиков. Мой отец был горьким пьяницей, и я видел, до чего он довел мою мать.

— Вот, значит, почему вы не пьете.

— Совершенно верно. И давайте больше об этом не будем, — добавил он.

— Извините, я вторглась не на ту территорию.

— Все в порядке.

Он проводил Роксану к машине. Служащие оставляли свои автомобили на гигантской засыпанной щебенкой парковке позади казино, и за день машины раскалялись до адской температуры. Прежде чем взяться за ручку своего сверкающего белого «Гран-При», Роксана привычно обернула руку платком.

— Ну, — протянула она, — полагаю, нам пора прощаться.