Худой мужчина. Окружной прокурор действует - Хэммет Дэшилл

Она вытаращила глаза:

— Не понимаю.

— Я тоже не понимаю, но могло же быть так: вы что-то нашли и решили утаить, может быть, имея в виду продать это что-то Винанту; потом, когда из-за его писем люди стали к вам приглядываться, вы решили отказаться от мысли о деньгах, с тем чтобы отомстить ему и одновременно защитить себя, передав улику полиции; и наконец, когда вы узнаете, что Йоргенсен — это Роузуотер, вы делаете еще один поворот кругом и решаете утаить улику, на сей раз не ради денег, а чтобы как можно больше насолить Йоргенсену за то, что он женился на вас не по любви, а ведя какую-то игру против Винанта.

Она безмятежно улыбнулась и спросила:

— Вы действительно считаете меня способной на все?

— Это не имеет значения, — сказал я. — А вот что для вас должно иметь значение, так это то, что вы имеете шанс окончить свои дни в какой-нибудь тюрьме.

Она негромко, но страшно вскрикнула, и на ее лице появилось выражение панического ужаса, которое не шло ни в какое сравнение с выражением страха, царившим на нем минуту назад. Она схватила меня за лацканы, прильнула к ним и залопотала:

— Не надо, пожалуйста, не надо так говорить. Скажите, что это не так, что вы так не думаете. — Она вся дрожала, и мне пришлось поддержать ее, чтобы она не упала.

Гилберта мы и не слышали, пока он не кашлянул и не спросил:

— Мама, ты нездорова?

Она медленно сняла руки с моих лацканов, отступила на шаг и сказала:

— Твоя мать — глупая женщина. — Она все еще дрожала, но улыбнулась мне и сказала якобы игриво: — Вы просто зверь — так меня напугали.

Я попросил прощения.

Гилберт положил пальто и шляпу на кресло и с вежливым интересом посмотрел на каждого из нас поочередно. Когда стало ясно, что никто из нас ничего ему рассказывать не собирается, он еще раз кашлянул и сказал:

— Ужасно рад вас видеть, — и подошел ко мне, протягивая руку.

Я сказал, что рад видеть его.

Мими сказала:

— У тебя утомленные глаза. Опять, поди, весь день читал без очков? — Она покачала головой и сказала мне: — Он такой же неразумный, как и его отец.

— Об отце что-нибудь слышно? — спросил он.

— После той ложной тревоги с самоубийством — ничего, — сказал я. — Ты, надеюсь, слышал, что тревога ложная?

— Да. — Он замялся. — Перед вашим уходом мне хотелось бы поговорить с вами несколько минут.

— Обязательно.

— Дорогой мой, а почему не сейчас? — спросила Мими. — У вас такие тайны, что я их и знать не должна? — Голос у нее был довольно беззаботный, и дрожать она перестала.

— Тебе будет неинтересно. — Он взял пальто и шляпу, кивнул мне и вышел из комнаты.

Мими вновь покачала головой и сказала:

— Я совсем не понимаю моего мальчика. Интересно, как он истолковал нашу немую сцену? — Особого беспокойства она не проявляла. Помолчав, она добавила, уже более серьезно: — Почему вы так сказали, Ник?

— Что вы кончите…

— Нет, пустяки. — Она передернулась. — Не желаю этого слышать. Вы не могли бы остаться на обед? Я, скорее всего, буду совсем одна.

— К сожалению, не могу. Так что за улику вы нашли?

— Я действительно ничего не находила. Я сказала неправду. — Она приняла серьезный вид, нахмурилась. — Не смотрите на меня так. Это и в самом деле была неправда,

— И вы за мной послали только затем, чтобы наврать мне? — спросил я. — Тогда почему же переменили решение?

Она хихикнула:

— Должно быть, я действительно вам нравлюсь, Ник, раз вы всегда со мной такой противный.

Постичь такой ход мысли мне было не под силу.

Я сказал:

— Ладно. Узнаю, чего хочет Гилберт, и побегу.

— Лучше бы вы остались.

— Извините, не могу.

— Вторая дверь на… Они действительно арестуют Криса?

— Это зависит от того, как он будет отвечать на их вопросы, — сказал я. — Если хочет остаться на воле, придется говорить начистоту.

— Разумеется, он… — Она внезапно остановилась, внимательно посмотрела на меня и спросила: — Вы меня не обманываете? Он и в самом деле Роузуотер?

— Полиция в этом вполне уверена.

— Но человек, который днем заходил, ни одного вопроса не задал про Криса, — возразила она. — Он только спросил, не знаю ли я…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тогда они еще не были уверены, — пояснил я. — Тогда это были только догадки.

— А теперь уверены?

Я кивнул.

— Как они это узнали?

— От знакомой девушки.

— От кого? — Глаза ее слегка потемнели, но голосом она владела.

— Имени не помню. — Потом я решил, что правда все же лучше: — От той, которая подтвердила его алиби в день убийства.

— Алиби? — возмущенно спросила она. — Хотите сказать, что полиция поверила словам такой девицы?

— Какой это такой?

— Вы прекрасно понимаете.

— Не понимаю. Вы что, знаете ее?

— Нет, — сказала она так, словно я ее оскорбил. Она прищурила глаза и понизила голос, перейдя почти на шепот: — Ник, вы думаете, он убил Джулию?

— С какой стати ему убивать?

— Допустим, он на мне женился, чтобы отомстить Клайду и… Знаете, это ведь он вынудил меня вернуться сюда и попробовать заставить Клайда раскошелиться. Может, я и сама предложила, не помню, но он действительно вынудил меня. И допустим, потом он случайно встретился с Джулией. Она, конечно же, знала его: они работали у Клайда в одно время. И он знал, что я в тот день собиралась зайти к ней, и испугался, что, если я разозлю ее, она разоблачит его передо мной, и вот… Такое могло быть?

— Полная бессмыслица. Кроме того, вы же в тот день вышли вдвоем. У него бы и времени не хватило…

— Но такси ехало ужасно медленно, — сказала она. — А потом, я, наверное, где-нибудь останавливалась… да, точно. Я помню, что остановилась у аптеки купить аспирин. — Она энергично кивнула. — Точно. Помню.

— И он, разумеется, знал, что вы собираетесь остановиться, ибо вы сами ему об этом сказали, — предположил я, — Нет Мими, так нельзя. Преднамеренное убийство — дело серьезное. Нельзя его навешивать на человека только потому, что он вас надул.

— Надул? — спросила она, гневно сверкая глазами. — Да этот… — И она обрушила на Йоргенсена весь обычный набор проклятий, брани, непристойностей и прочих ругательств, постепенно повышая голос, так что под конец она прямо-таки вопила мне в лицо.

Когда она остановилась перевести дух, я сказал:

— Все это, конечно, весьма эмоционально…

— …и он даже имел наглость намекнуть, что я могла убить ее, заявила она мне. — То есть прямо спросить меня у него нахальства не хватило, но он все к этому подводил, подводил, пока я не взяла и не сказала ему откровенно, что… словом, что я не убивала.

— Нет, вы начали говорить что-то другое. Что вы ему откровенно сказали?

Она топнула ногой:

— Кончайте ко мне цепляться!

— Ладно, и ступайте к черту, — сказал я. — К вам в гости я не напрашивался. — Я направился за пальто и шляпой.

Она устремилась за мной и схватила за руку.

— Пожалуйста, Ник, простите. Это все мой мерзкий характер. Не понимаю, с чего я…

Вошел Гилберт и сказал:

— Я немного пройдусь с вами.

Мими недовольно уставилась на него:

— Подслушивал.

— А что делать, раз ты так орешь? — спросил он. — Денег немного можно?

— И мы не договорили, — сказала она.

Я посмотрел на часы:

— Мне пора, Мими. Поздно.

— Вы вернетесь, когда покончите с делами?

— Если не слишком поздно будет. Не ждите меня.

— Я буду ждать, — сказала она. — Как бы поздно ни было.

Я сказал, что постараюсь обернуться. Она дала Гилберту денег. Мы спустились.

XIX

— Я подслушивал, — сказал Гилберт, когда мы вышли из дома. — Я считаю, что глупо не подслушивать, когда есть возможность, тем более когда занимаешься изучением людей, потому что они не совсем такие, если находишься рядом с ними. Люди, недовольны, когда узнают про это, но, — он улыбнулся, — полагаю, что птицам и животным тоже не по вкусу, что натуралисты шпионят за ними.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})