Патрик Кензи - Деннис Лихэйн

довольно маленькую простынку, и тощий малый, лишенный и этого прикрытия. Не удостоив нас взглядом, они, как кролики в охотничий сезон, порскнули к выходу.

Следующей неожиданно оказалась Симона. Она явно была очень растеряна и, ища глазами кого-нибудь из администрации, посмотрела сперва на Блондинчика, потом на толпу и, наконец, на меня.

Я тоже взглянул на нее, но затем взгляд мой застыл в некоей точке у нее за плечом.

Я увидел Дженну Анджелайн.

Энджи исчезла за углом. Я выжидал, не сводя глаз с Дженны, и вот наконец наши взгляды встретились. Ее глаза говорили, нет — вопили о том, что она покорно приемлет все. Глаза глубокой старухи. Карие и неподвижные, они уже не в силах были выражать страх. Или радость. Они были безжизненны. Но вот в них словно проскочила какая-то искра, и я понял, что она узнала меня. Нет, не меня лично, а мою, так скажем, функцию. Я был просто одним из воплощений власти, не важно кем — полицейским, налоговым инспектором, домовладельцем или начальником. И появился для того, чтобы решать ее судьбу, не спрашивая, хочет этого Дженна или нет. Она безошибочно определила, кто я такой.

Я оказался в центре внимания и знал, что сейчас придется столкнуться с сопротивлением, причем отнюдь не со стороны сестер Анджелайн. Вся публика в баре, за исключением Дженны и Симоны, Блондинчика и здоровенного, уже отяжелевшего парня, похожего по типу на бывшего футболиста, тихо слиняла под прикрытием дымовой завесы. Верзила подался вперед, а Блондинчик опустил руку под стойку. Что касается сестер, то, чтобы сдвинуть их с места, понадобился бы подъемный кран.

— Дженна, мне надо с вами поговорить, — сказал я и сам удивился, как громко и хрипло прозвучал мой голос.

Симона схватила сестру за руку и, приговаривая «Пойдем, пойдем, Дженна», повлекла к дверям.

Покачав головой, я загородил выход, одновременно сунув руку под куртку, поскольку Верзила качнулся в мою сторону. Еще один герой. Может быть, даже служит во вспомогательной пожарной команде. Правая рука потянулась к моему плечу, рот открылся, и грубый голос произнес: «А ну, оставь женщину!» Но, прежде чем он дотянулся до меня, я уже высвободил руку, отбил его лапищу и сунул ствол «магнума» ему под нос.

— Простите? — сказал я, сильнее прижимая мушку к его верхней губе.

Он скосил глаза на пистолет. Он ничего не ответил.

Не поворачивая головы, я держал в поле зрения весь бар, глядя прямо в глаза каждому, с кем встречался взглядом. За плечом я ощущал присутствие Энджи, слышал ее ровное дыхание и знал, что ее 38-й готов к действиям.

— Дженна, Симона, — произнесла она. — Пожалуйста, выйдите отсюда, сядьте в машину и поезжайте к себе в Уикхэм. Мы будем следовать за вами. Не пытайтесь оторваться, мы все равно догоним, и беседа продолжится в кювете.

— Симона, — добавил я. — Если бы я желал вам зла, вас бы уже не было в живых.

Вероятно, она подала какой-то незаметный и понятный только Дженне знак, потому что та взяла ее за руку:

— Симона, сделаем то, что они хотят.

Энджи открыла дверь у меня за спиной. Сестры, обогнув меня, прошли мимо и скрылись. Я поглядел на отставного футболиста и стволом отвел его голову подальше, ощущая тяжесть пистолета, от которой заныли мышцы, одеревенела рука и все тело покрылось испариной.

Встретившись глазами с верзилой, я понял, что он опять собрался разыгрывать героя. Чуть выждав, я опять приблизил ствол к его лицу и сказал:

— Ну, давай.

— Не здесь. Пошли, — сказала Энджи, взяв меня за локоть, и мы, попятившись, вышли в темноту.

Глава 9

— Симона, сядь, прошу тебя. — Все, что Дженна произносила, звучало усталой мольбой.

Мы приехали минут десять назад, и все это время пытались совладать со своенравием Симоны. Она уже успела дважды пихнуть меня, проходя мимо, а сейчас направлялась к телефону.

— Мало того, что вломился в мой дом, так еще будет мне указывать, что можно, а чего нельзя, — сказала она сестре, а потом посмотрела на Энджи. — И пусть не вздумает устроить стрельбу, соседи наверху услышат. — Ей, наверно, показалось, что на этот раз она сумеет добраться до телефона.

— Симона, — спросил я, — вы кому собрались звонить? В полицию? Отлично.

— Положи трубку, Симона, — снова взмолилась Дженна. — Пожалуйста.

Энджи выказывала явные признаки раздражения. Терпение не входило в число ее основных добродетелей. Поднявшись, она вырвала телефонный шнур из стены.

Я закрыл глаза, потом открыл глаза и сказал так:

— Дженна, я частный детектив. Перед тем как кто-либо из нас решится что-либо предпринять, мне надо поговорить с вами.

Симона взглянула на телефон, на нас с Энджи, наконец, на сестру и сказала:

— Приляг, девочка моя, твоя кроватка ждет тебя, — и опустилась на диван.

Энджи уселась рядом:

— У вас здесь очень мило.

Что правда, то правда. Квартира была маленькая, и не могла похвастать удачным расположением, и вид из окна наводил тоску, но Симона, без сомнения, была наделена отличным вкусом и редкостной чистоплотностью. На полу ни соринки, светлая мебель сверкает полировкой. Кушетка, на которой сидели Симона и Энджи, была светло-кремового цвета. Гигантскую подушку в наволочке под цвет покрывала Энджи подтянула к себе, намереваясь по своему обыкновению положить ее на колени и обхватить руками. Дженна устроилась в кресле красного дерева справа от дивана, а я — в таком же слева. В четырех футах от окон пол был немного выше, так что получалось нечто вроде подиума, где стояли журнальный столик, деревянная подставка с телефоном и сверху спускалось какое-то вьющееся растение. За спиной Дженны полстены занимали книжные полки, и я увидел на них стихи Никки Джованни, Майи Анжелу, Элис Уолкер, романы Болдуина, Райта, Гарсия Маркеса, Тони Моррисон, Пета Декстера, Уолкера Перси и Чарльза Джонсона.

Я поглядел на Симону:

— В какой школе вы учились?

— Таскеджи, — ответила она, слегка удивившись.

— Хорошая школа, — сказал я. Один мой приятель играл там в мяч примерно год, пока не обнаружил, что не создан для этого. — И библиотека у вас хорошая.

— Вы хотите сказать: черномазая, а туда же — книжки читает…

— Да, Симона, именно это я хочу сказать, — ответил я со вздохом и повернулся к Дженне: — Почему вы ушли со службы?

— Тысячи людей ежедневно увольняются.

— Это верно, но я хочу знать, что побудило именно вас?

— Потому что не хотела больше горбатить на