Дей Кин - Будь моей и умри

Повернулась и посмотрела на меня, медленно приблизилась. Платье немного распахнулось. Остановилась передо мной с рюмкой в руке.

– Джоан, – я почти умолял ее, – что ты мне хотела сказать?

Она подошла еще ближе, пока ее ноги не коснулись моих колен. Я поднял глаза, она с улыбкой смотрела мне в лицо. Потом она отпила большой глоток, повернулась и упала на кушетку. Платье распахнулось именно так, как оно обычно распахивается у красивых женщин. Джоан посмотрела на себя и хихикнула.

– Черт тебя подери! – разозлился я. Большой глоток виски, который я вынужден был сделать, заставил меня закашляться. Я сполз с кресла на пол и уставился на Джоан.

– Что с тобой? – спросила она. – У тебя такой вид, словно тебя били.

– Мать била, – ответил я. – Ей не нравятся девушки, с которыми я общаюсь.

– О-о! – она поднялась и запахнула свое платье. – Ах, это проклятое платье! – Она поспешила из комнаты и вскоре появилась в узкой желтой юбке. Вокруг груди был повязан желто-зеленый платок. Снова уселась на кушетке и закинула ногу за ногу.

– Все это очень мило, – мрачно сказал я. – Но ты обещала поговорить со мной по важному делу. Так как же?

Она, прищурившись, посмотрела на меня.

– Разве я обещала? – И осторожно кончиком языка провела по своим красным губам.

– Обещала... – Я не мог оторвать от нее глаз.

– В чем же заключалось мое обещание? Ах, да! Ты должен немедленно исчезнуть из города.

– Это что, шутка? Почему это я вдруг должен исчезнуть?

Джоан попыталась приподняться, но упала на кушетку, снова попробовала и, наконец, покачиваясь, направилась к бару. Налила в рюмку виски и бросила на меня через плечо пьяный взгляд. Потом стала настраивать приемник, до тех пор пока комната не наполнилась приглушенными звуками танцевальной музыки.

Следующую остановку она сделала на подлокотнике моего кресла: села и прислонилась ко мне. Я почувствовал тепло ее тела. Ее виски плеснулось мне на брюки.

– Какая я неловкая! – Она попыталась стереть пятно. Я схватил ее за руку, оттолкнул от себя и пересел на кушетку. Наверное, она что-то знает и должна мне об этом рассказать. Но по всему выходило, что я должен заработать эту информацию.

– Почему же я должен исчезнуть? – спросил я сдавленным голосом.

– Разве я так сказала?

– Да.

– Тогда, значит, должен. – Она закусила нижнюю губу. – И немедленно, Джонни! Не теряй времени! – В ее пьяных глазах появился страх. Она соскользнула в кресло, оставив ноги на подлокотниках. Остатки виски на этот раз поглотил ковер. Она бросила пустую рюмку в камин – осколки разлетелись до середины комнаты.

Она тут же перешла на кушетку и села рядом со мной, горя от желания. Я запустил свои пальцы в ее волосы, и губы наши слились в поцелуе. Ее ногти впились мне в спину, но я оттолкнул ее и поднялся так же, как и она.

Я хотел что-то сказать, но не смог. Прошелся по комнате и остановился перед дверью в спальню.

– Я тебе еще нравлюсь, – простонала Джоан. – Ты ведь всегда доводил меня до исступления. – Ее глаза блестели. – Ты хочешь меня, Джонни?

Я не ответил. Быстрым движением она рванула молнию на своей юбке, и та с шелестом упала на пол. Джоан перешагнула через нее. Каждое ее движение было рассчитано. А я уставился на нее и не мог оторвать взгляда, думая при этом о Салли.

Джоан была второй струной в скрипке Пола Глэда. Теперь я это знал точно. И она получила четкое задание. Глэд заплатил ей, чтобы она запугала меня, и я убрался из города. Но почему для него было так важно мое отсутствие в Лос-Анджелесе? Джоан вряд ли скажет. Она просто могла этого не знать.

– Нет, ты меня хочешь, Джонни! – Джоан смотрела теперь умоляющими глазами.

– Ты пьяна, Джоан! – сказал я.

– Разве? – Ее веки были тяжелыми и полузакрытыми, но не от усталости.

– Выпьем еще что-нибудь?

– Я не хочу пить, я хочу тебя... – Она подошла ко мне – обнаженная, стройная, благоухающая.

Я отступил на шаг и натолкнулся на кушетку. Джоан кинулась на меня, и я почувствовал у себя на груди ее гибкое тело.

Она запустила пальцы в мои волосы и прижала свои влажные губы к моим. Это было как во сне, как грохот скорого поезда в длинном туннеле. Время потеряло свое значение. Я держал Джоан в своих объятиях и беспрепятственно позволял ей насыщаться...

Потом я почувствовал какое-то дуновение свежего воздуха, словно открылись окно или дверь. В комнате появился еще кто-то.

Я попытался освободиться от Джоан, но ее руки крепко держали мою голову. А лицо было прижато к моему.

Я снова попытался приподняться, но Джоан не отпускала моих волос. На миг мне показалось, что в ее взгляде поверх моего лица мелькнул ужас. В этот момент на нее упал какой-то тяжелый предмет. Джоан сразу выпустила меня. Я, ничего еще не соображая, выбрался из-под нее, тоже получил сильный удар по голове и рухнул в глубокую пропасть.

Глава 12

Когда я пришел в себя, утренний свет рванул в глаза, словно бомба. Было холодно, и я понял, что лежу под дождем. Над собой я увидел крышу бунгало Джоан. Одним глазом я посмотрел на низкий заборчик перед бунгало, а другим – на холодный и твердый предмет.

Какое-то время я пытался привести в порядок свои мысли. Казалось, будто я просыпаюсь после долгого запоя. Должно быть, я действительно долго находился в беспамятстве.

Твердый предмет, лежащий под моей щекой, был револьвер. Мой револьвер. Я хотел было взять его, но раздумал. До тех пор пока я не узнаю, что произошло, лучше не дотрагиваться до оружия.

Я поднялся и прислонился к стене дома. И сразу тысячи иголок впились в мою голову. Вспомнил слова, аромат, страстный напор женского тела... Сколько времени прошло с тех пор?

Этого я не знал. Мои часы показывали половину седьмого. Через несколько минут мокрые от дождя улицы должны проснуться.

Было холодно. Я застегнул рубашку, затянул пояс, чувствуя еще на себе жадные руки Джоан. Все это, конечно, было дешевой игрой: такие сцены разыгрываются в каждом второсортном фильме, разумеется, кроме тех, которые не пропустила цензура. Эта маленькая тварь хотела поймать меня в ловушку. Правда, она отдалась мне, а это уже неплохо.

Появился маленький разносчик газет. Он сунул утренний выпуск в почтовый ящик, который висел на воротах. В доме напротив зазвенел будильник. Где-то заплакал ребенок.

Я сидел на земле и смотрел на револьвер. Прошло достаточно времени, прежде чем я оторвал взгляд от оружия. Сейчас оно выглядело опасным. Наконец я с трудом поднялся и вошел в дом через широко распахнутые двери.

В гостиной царил полный беспорядок. Должно быть, здесь кто-то здорово позабавился. Я достал из бара бутылку виски и наполнил бокал наполовину. Виски быстро согрело меня.

Я немножко выждал, а потом быстро выскочил наружу и забрал свой пистолет. Оказывается, им пользовались – не хватало двух пуль. Вернувшись в гостиную, я бросил револьвер на стул и огляделся в поисках Джоан.

Я увидел ее в спальне. Она лежала на кровати, одеяло и простыни свисали на пол. Постель имела такой вид, будто на ней матадор сражался с быком.

Я налил себе виски в ладонь и вытер затылок. Алкоголь растворил запекшуюся кровь, и шея моя загорелась огнем. Но стало легче.

Джоан лежала на спине. Волосы ее были взлохмачены, а тело – как пишут в газетных отчетах – окоченевшим. Я дотронулся до ее руки: Джоан была мертва и уже остыла. Перед смертью ее жестоко избили. Но умерла она не от побоев – под левой грудью я увидел две маленькие бурые дырочки. Постельное белье было в мокрых пятнах.

Я смотрел, а в голове моей все смешалось. На маленьком столике перед кроватью стояли пустая бутылка и два бокала. Другая, недопитая бутылка, валялась на полу.

Итак, пьяная оргия, закончившаяся убийством. Когда я служил в полиции, мне частенько приходилось расследовать подобные случаи.

Я вернулся в гостиную. Одежда Джоан находилась там же, где она и раздевалась, то есть была разбросана по всей комнате. Приемник был выключен, но мягкий свет все еще горел. Поэтому комната показалась мне декорациями для съемки – прожекторы, звук камеры, первый дубль, второй...

Я снова налил виски и присел на подлокотник кресла, пытаясь не думать о Салли. Ее это здорово расстроит. Почему же все это произошло? Где мое благоразумие? Ведь предостережений было больше, чем достаточно. Еще в придорожном ресторане я должен был понять, что Джоан выдала первый диалог к драме:

– НУ, КАКОЙ КОМПЛИМЕНТ Я МОГУ ОЖИДАТЬ?

– НЕ ПРОСТУДИ НОГИ.

– У МЕНЯ ОЧЕНЬ ГОРЯЧАЯ КРОВЬ.

Кто был нашим режиссером? Ибо ведь не комедию она разыгрывала передо мной: ее беспокойство было подлинным.

Я вернулся в спальню. Даже мертвая она была красивой. Мне нужно было бы ненавидеть Джоан, но это было выше моих сил. Я жалел ее, рабыню моих чувств. В момент просветления, когда алкоголь еще не одержал верх над ней, она все-таки успела меня предостеречь.