Лео Мале - За Лувром рождается солнце

– Не будем выходить из себя, – сказал я. – Он на вас не клевещет. Он утверждает, что ваш любовник – вор. Очень много шансов, что так и есть. Он утверждает, что тот мертв. И это верно.

Она пыталась уничтожить меня взглядом:

– Так, значит, и вы против меня? Я пожал плечами:

– Помолчите. Разве, если хорошо подумать, – если вы сейчас в состоянии думать, – вы не наняли меня для того, чтобы я выставил эту особу за дверь?

– Да! – взвизгнула она. – Выкиньте его за дверь. Выбросьте в окно. Так будет еще лучше. Мы на шестом.

– Для меня это невысоко. Но я зашел к вам не для того, чтобы отправиться спать в тюрьму Санте. Впрочем, сейчас мы легко во всем разберемся.

Я подошел к Шасару и, схватив за отворот плаща, приподнял. В его глазах застыл ужас.

– Не бойтесь, я вас не съем, – сказал я.

И резко отпустил. Он встряхнулся, отступил на шаг.

– Ухожу, – сказал он.

– Останьтесь! Он замер.

– Послушайте, месье Шасар, – сказал я. – Чем вы живете?

Он смутился, потом произнес:

– Устраиваюсь.

– По крайней мере вы откровенны.

– Почему бы мне не быть откровенным?

– Ну, а раз уж вы откровенны, вываливайте.

– Мне нечего вываливать.

– Вы оба с приветом.

– Оба?

– И вы и она.

Женевьева Левассер, вернувшаяся на кушетку, строго призвала меня к порядку:

– Господин Бурма!

– Помолчите!

Я вернулся к Шасару-охотнику:

– ... Устраиваемся, да? Спим со зрелыми женщинами, даже с очень-очень зрелыми, а потом, когда хочется молоденького, не брезгуем и небольшим шантажом, не так ли? Чтобы подкрепить свое обаяние!

– Какая мерзость! – воскликнула Женевьева.

Я нетерпеливо обернулся:

– А теперь послушайте вы, барышня. Если же опасаетесь за свои миленькие ушки, идите в спальню.

Она стукнула ножкой:

– Нет! Я остаюсь! В конце концов, я здесь у себя.

– Как вам будет угодно. Только не прерывайте меня все время!

Я сел рядом с ней, чтобы попридержать в случае нужды:

– Так я продолжаю, мой дорогой Шасар. Вы обвинили барышню в убийстве своего любовника?

– Да.

– Смешно, – произнесла девушка.

Ее пальцы начали искать мою руку, схватили ее и сжали. Она вздрогнула, и я почувствовал ее грудь, трепещущую у моей правой руки. Шасар с ужасом и ненавистью смотрел на нас.

– И зачем ей понадобилось бы его убивать?

– Чтобы... чтобы захватить картину.

– Вы глупец, Шасар, и я уже слишком много потерял с вами времени...

Женевьева убрала свою руку из-под моей.

– ...и советую отказаться от вашей политики запугивания. Она проваливается. Мадемуазель Левассер могла и полюбить человека, который оказался вором. И она его не убивала. Не буду занимать время подробностями, ни произносить речь. Скажу вам лишь одно: я на службе у мадемуазель Левассер и, когда вы наступаете ей на пальцы, болят мои мозоли. Не просчитайтесь. Вам это может дорого обойтись. Ясно?

Он пожал плечами.

– Ладно, – сказал он облегченно.

Наверное, он ожидал пинка под зад, и был счастлив, когда обнаружилось, что это произойдет не сразу. По трезвому размышлению, этот парень все же не был так уж симпатичен.

– Теперь вы можете удалиться, – сказал я. Он пробормотал:

– Каким же я был идиотом!

– Я вам это уже говорил. До свидания, Шасар. Он смылся, поджав хвост. Я захлопнул за ним дверь.

– Ну вот, – сказал я, возвращаясь к Женевьеве. – Вы довольны?

Ей не хотелось метать бисер перед Шасаром, но теперь, когда тот очистил помещение, она приняла на кушетке более интимную позу:

– Спасибо, господин Бурма, – проворковала она. – Знаете, я... я все-таки не убивала Этьена.

– Не будем больше говорить об этом.

– Вы правы. Я... гм... деликатный вопрос... я хотела сказать... о вашем гонораре...

– Заплатите потом. Когда с делом будет полностью покончено.

– Но я думала...

– С этой публикой никогда ничего не известно. Будет лучше, если несколько дней он будет видеть, что я кручусь вокруг вас... Конечно, если вы позволите.

Она углубилась в созерцание собственного башмачка, решая какие-то личные проблемы. Наверное, она думала, что один прилипала вышибил другого. Наконец она сказала:

– Ну конечно, господин Бурма. Я улыбнулся:

– Постараюсь быть максимально незаметен. Она отплатила мне улыбкой:

– Тогда Шасару не будет страшно.

– Я не это хотел сказать.

– Я поняла. Спасибо, господин Бурма. И всего наилучшего.

С вызывающим изяществом она протянула мне руку. Я ее поцеловал. У меня нет привычки к подобным церемониям, но я постарался. Вроде бы получилось неплохо. Забирая шляпу с круглого столика, я смахнул на пол лежавший там желтый листок плотной бумаги. Поднимая его, я полумашинально бросил на него взгляд. Это было приглашение, причем на сегодняшнюю ночь, принять участие воткрытии нового кабаре, на улице Оперы. Кабаре называлось "Сверчок".

– Извините меня, – сказал я.

– Пожалуйста.

В лифте запах ее духов все еще щекотал мне ноздри.

Когда я выходил из лифта, сидевший неподалеку на скамейке тип встал и направился ко мне. Это был назойливый по природе Шасар. К нему вернулся более фатоватый вид.

– Не сержусь на вас, – сказал он.

– Я тоже.

– Значит, все в порядке.

– Вы остановились здесь?

– Что вы! Нет средств. Я снимаю в маленькой гостинице по улице святого Рока.

– Подробности меня не интересуют.

– Но я их вам сообщаю. Вы ведь детектив, правда? Хотел предложить вам стаканчик. Можно?

– Можно. Мышьяк у вас с собой?

– Неподалеку есть аптека.

– Превосходно.

Мы вышли из "Трансосеана" только что не в обнимку. Для того чтобы пропустить за воротник, мы направились в тихий маленький бар на улице Камбон.

– Вы должны принимать меня за последнюю скотину, – сказал Шасар.

– Теперь нет.

– О, черт подери! Вы же видите, что у этой Жани за фигурка! Что вы хотите, меня это гложет. Я уже давненько ее домогаюсь, но всегда получаю от ворот поворот... Поэтому, когда я узнал, что ее дружок оказался вором...

– Как вы об этом узнали? В газетах ничего об этом нет.

– Плевать я хотел на газеты! В моем кругу прознали. Так вот, говорю вам, когда я услышал, что ее хахаль вор и его ухлопали, я решил попытать счастья.

– Больше его не испытывайте.

– Ладно, Хотя... я это сказал, не подумав, но... в конце концов очень может быть, что именно она-то его и ухлопала. Вы так не считаете, господин Бурма?

– Если верить газетам, полицейские ее не заподозрили.

– Плевать мне на газеты! А вы, разве вы верите этим сплетницам?

– Нет.

– А значит?

– Она – моя клиентка.

– Точнее – еще остается или уже нет?

– Остается. А вы понимаете, что это значит. Так что не пробуйте до нее добраться запугиванием.

– Ну ладно, ладно. Попытаюсь на улице Комартен подцепить такую, чтобы была на нее похожа. Если бы были деньги... Хорошо. Она ваша клиентка, и я не хочу на нее наскакивать, но, право... есть что-то грязное в этой истории с картиной.

– Вы знакомы с Ларпаном?

– Нет. Видел. Издали. И все. Боже мой, свистнуть музейную ценность!.. Разве их можно продать, такие холсты?

– Конечно.

– Кому же?

– Коллекционерам.

– Дорого?

– За много миллионов.

– А вы хорошо осведомлены.

– Читаю газеты.

– Плевать мне на газеты... Эй, официант!

Он повторил заказ. Свою рюмку выпил залпом.

– Плевать мне на газеты, – повторил он. – Но мне не наплевать на эту шлюху.

Он окинул меня косым взглядом. Он крепко выпил еще до того, как поднялся к Женевьеве Левассер. Парень себя просто гробил.

– Придется обойтись без нее, – сказал я. – Или, в любом случае, сменить свои методы совращения.

Он сморщился. Похоже, сейчас расплачется.

– А вы с ней переспите, – сказал он. – Вы старше меня, но вы с ней переспите.

Решительно все добивались, чтобы я до нее добрался. Придется, наверное, уступить. Я же в принципе не против.

– ... Я моложе вас, – продолжал он, – но от меня отдает старостью, ветхостью. Да, вы попали в точку. Этим я кормлюсь. Старухами. Старыми шкурами, отвратительными, сморщившимися старыми шкурами, с которыми нельзя обращаться слишком резко, ибо они лезут повсюду и нуждаются в булавках, клее, мазях, кремах. О, какое это дерьмо! Кремы для поддержания красоты! Или уродства! Меня знали здесь. Еще недавно. Немало я трахнул этих уродин, герцогинь, маркиз. Эти старые телки одевали и обували меня, но не давали ни гроша. Или давали, но так мало! И попробуй только заняться молоденькой! Но те меня чувствуют издалека. Я отдаю тухлятиной. С деньгами бы еще сошло. Но без денег... Не знаю, что бы я сделал, чтобы раздобыть бабки.

Я не собирался советовать ему искать работу. Только сказал:

– Устройте налет.

– Кишка тонка, – ответил он с наивной искренностью. – И именно из-за того, что я всегда робел, меня и зацепили эти старые воблы...

– Старики тоже?

– Угу.