Деннис Лихэйн - Мистик-ривер

Подобной сумятицы Джимми не помнил, разве только однажды он стал свидетелем похожей картины на ирландской свадьбе с бесплатным баром, и когда наконец в восемь сорок пять по часам все они выкатились из лавки, нижняя футболка Джимми под его рубашкой была совершенно мокрой и пот въелся в кожу. Джимми то оглядывал магазин, опустошенный, как взрывом бомбы, то переводил взгляд на Пита, к которому чувствовал теперь особое дружеское расположение и особую близость: страшно подумать, как выдержал он первый наплыв полицейских, медицинских сестер и проституток в семь пятнадцать! После совместного воскресного испытания толпой алчных старух дружба его с Питом окрепла и перешла в какую-то новую стадию.

Пит бегло улыбнулся ему усталой улыбкой.

— Сейчас с полчасика передохнуть можно будет. Ничего, если я выйду на заднее крыльцо и выкурю сигарету?

Джимми засмеялся. Он вновь повеселел, в который раз охваченный гордостью за маленькое свое дело, превращенное его трудом в популярнейшее заведение квартала.

— Да бог с тобой, Пит, кури хоть целую пачку!

Он вымел мусор в проходе, заново расставил на полках молочные продукты, пополнил подносы пирожными и пончиками и, подняв взгляд, увидел Брендана Харриса и его младшего брата, Немого Рея. Пройдя мимо стойки, они углубились в ту часть прохода, где были выставлены различные сорта хлеба, кексы, чай и стиральные порошки. Занятый заворачиванием пирожных и пончиков, Джимми пожалел, что дал отдых Питу, и подосадовал, что его нет рядом.

Поглядывая на вошедших, он заметил, что взгляд Брендана скользит поверх полок и обращен в сторону касс, как будто он не то замышляет ограбить магазин, не то надеется кого-то увидеть, и у Джимми вдруг возникло минутное подозрение, не следует ли уволить Пита за незаконную торговлю в магазине. Но он тут же опомнился — как забыть прямой и честный взгляд Пита, когда тот клялся и божился, что никогда не подложит Джимми такую свинью и не устроит такой подлянки его любимому заведению, чтобы торговать в нем наркотиками. Джимми знал, что он говорил правду, потому что если ты не закоренелый лжец, король всех лжецов, то тебе не удастся солгать Джимми, когда он смотрит в твои глаза, задав прямой вопрос. Он знал все ухищрения и уловки, знал, как бегают глаза у лжецов, знал их жесты и все, что выдает ложь. Он приобрел этот опыт еще в детстве, выслушивая рьяные клятвы отца и его обещания, которые тот никогда не выполнял, так что теперь он умел распознать ложь, в какие бы личины она ни рядилась. И Джимми помнил прямой и честный взгляд Пита и его клятву блюсти честь заведения, которому он — Джимми это знал — оставался верен.

Так кого же ищет Брендан? Не дурак же он в самом деле, чтобы придумать стянуть что-то в магазине?

Джимми знал отца Брендана, Простого Рея, тоже ненормальный, как и этот Рей, стало быть, ненормальность у них в крови, и все-таки не настолько же Брендан ненормальный, чтобы решиться на грабеж в паре с тринадцатилетним немым парнишкой. А кроме того, если у кого-то из Харрисов и имелись кое-какие мозги, так это, как вынужден, хоть и неохотно, признать Джимми, у Брендана. Парень застенчив и робок, хоть и красавец писаный, а Джимми давно уже понял разницу между робостью, идущей от бестолковости, и той, что происходит от сдержанной замкнутости, когда смотришь, наблюдаешь, мотаешь на ус и помалкиваешь. Брендан как раз из таких. Кажется, он чересчур хорошо изучил людей, и знание это его не обрадовало.

Он повернулся к Джимми, встретился с ним глазами и улыбнулся ему — дружелюбно и чуть виновато и рассеянно, словно думал о чем-то другом.

— Помочь, Брендан? — предложил Джимми.

— Нет, мистер Маркус, я сам посмотрю. Мне ирландский чай надо, который мама любит.

— «Бэрри»?

— Вот-вот, он самый.

— Дальше, во втором ряду.

— О, спасибо…

Джимми скрылся за кассой, и тут появился Пит в облаке табачного перегара от наспех выкуренных сигарет.

— Когда Сэл должен быть? — спросил Джимми.

— Теперь с минуты на минуту. — Пит прислонился к шаткой полке под рулонами чековой бумаги и вздохнул: — Он такой неповоротливый, Джимми.

— Сэл? — Джимми следил, как Брендан и Немой Рей общаются жестами посреди центрального прохода. Под мышкой у Брендана была коробка чая «Бэрри». — Так ему здорово за семьдесят.

— Я знаю, почему он неповоротливый, — сказал Пит. — Это я так. Про то, что, если б я работал с ним с восьми часов, а не с тобой, мы бы до сих пор еще копались.

— Вот почему я и ставлю его к прилавку лишь в самое мертвое время. А вообще сегодня не мы с тобой должны были заступить, и не ты с Сэлом, а ты и Кейти.

Брендан и Немой Рей теперь были возле прилавка, и Джимми заметил, как исказилось лицо Брендана, когда тот услышал имя Кейти.

Вынырнув из-за полки с сигаретами, Пит спросил:

— Нашел, что надо, Брендан?

— Я… я… я… — забормотал Брендан. Он метнул взгляд на младшего. — Сейчас, я только с Реем переговорю.

И руки их опять замелькали в воздухе с такой быстротой, что Джимми вряд ли уловил бы, о чем идет речь, даже если б они объяснились нормальным человеческим языком. Однако лицо Немого Рея оставалось мертвенно-неподвижным, несмотря на быстрые и нервные движения рук. Джимми никогда не нравился этот молчун, мрачный тип, в мать пошел, не в отца: лицо как изваяние, словно нарочно придуривается. Как-то раз он поделился с Аннабет этим своим наблюдением, а та упрекнула его, что он просто предубежден против инвалидов. И все-таки в мертвенном лице Рея и его немом рте было что-то жутковатое — топором не отмахаешься.

Они перестали жестикулировать, и Брендан, склонившись к кондитерской полке, взял оттуда жвачку Колмана, и Джимми вдруг вспомнился отец и как пахло от него в тот год, когда он работал на кондитерской фабрике.

— И еще «Глоб», пожалуйста, — сказал Брендан.

— Конечно, мальчик мой, — сказал Пит, выбивая чек.

— А я думал, что по воскресеньям Кейти работает, — заметил Брендан, протягивая Питу десятку.

Пит поднял брови, нажал на кнопку кассового аппарата, и дверца, распахнувшись, хлопнула его по животу.

— Так тебе хозяйская дочка приглянулась, а, Брендан?

На Джимми Брендан даже не глядел.

— Нет, нет. — Он издал короткий смешок, тут же замерший на его губах. — Я просто удивился, потому что обычно видел здесь ее.

— У ее сестренки сегодня первое причастие, — сказал Джимми.

— У Надин? — воскликнул Брендан, сделав слишком большие глаза и слишком широко улыбнувшись.

— У Надин, — подтвердил Джимми, удивившись, как быстро тот вспомнил имя девочки. — Именно.

— Ну, передайте ей поздравления от меня и Рея.

— Конечно.

Брендан, устремив взгляд вниз, на прилавок, несколько раз кивнул, пока Пит паковал покупку.

— Ну хорошо, рад был повидаться. Идем, Рей.

Рей не глядел на брата, пока тот говорил, но когда тот сказал «идем», он пошел, лишний раз напомнив Джимми то, что всегда и всеми забывалось: Рей немой, но не глухой. Оно и неудивительно, что забывалось — ведь такое не часто встретишь.

— Послушай, Джимми, — сказал Пит, когда оба брата удалились, — хочу спросить у тебя одну вещь.

— Выкладывай.

— За что ты ненавидишь этого парнишку?

Джимми пожал плечами.

— Ну, не то чтобы ненавижу. Я просто… Ну а тебе разве не кажется, что от этого немого мороз по коже пробирает?

— А, так ты про этого малого, — проговорил Пит. — Он и вправду смотрит так, что кажется, приметил что-то у тебя на лице и сейчас схватит и выдернет. Так ведь? Но я не о нем говорил. Я говорил о Брендане. По-моему, он вполне славный парень, тихий такой и очень даже приличный. Видел, как он жестами с братишкой разговаривает, даже когда и не очень надо. Чтобы тот не скучал. Это ж хорошо. А ты, Джимми, приятель, глядел на него так, словно еще минута — и ты двинешь его промеж глаз и потом задашь ему жару.

— Ну вот уж нет!

— Правда-правда!

— Серьезно?

— Вот ей-богу же…

Джимми глядел поверх лотерейного барабана за пыльные стекла витрины, туда, где серела под утренним небом мокрая Бакинхем-авеню. Застенчивая робкая улыбка Брендана Харриса бередила ему душу.

— Джимми, ты чего? Я ведь так, в шутку…

— А вот и Сэл, — сказал Джимми. Отвернувшись от Пита, он глядел через стекло, как тащится через улицу Сэл, направляясь к магазину. — Вообще-то не рано.

6

Потому что разбилось оно

Воскресенье Шона Дивайна — его первый день на работе после недельного перерыва — началось с того, что его вырвал из сна резкий звонок будильника, и он испытал томительное чувство неотвратимой утраты: так младенец выскакивает на свет божий из материнского лона, куда обратно пути уже не будет. Подробностей сна он не помнил, так, отдельные бессвязные детали, и, кажется, сюжета там и вовсе не было. И все же волнующие обрывки этого сна, как острые шипы, въелись в подкорку и целое утро тревожили и озадачивали его.