Полковник Гуров. Компиляция (сборник) (СИ) - Леонов Николай Иванович

Оперативник уронил белого короля, водрузив на освободившуюся клетку черную фигуру:

– Женитьба Олега Митрофановича испортила твои планы, да?

Стрелка на часах замерла совсем. Максим застыл, не поднимая взгляда от доски, равнодушно взирая на проигранную партию:

– Я не знал об этом. Когда ты появился и начал задавать вопросы о смерти дедушки, о той женщине, за которой он ухаживал, то я понял, что она как-то замешана в смерти деда. У меня был идеальный план, он не должен был страдать или мучиться. Быстро потерять сознание во время прогулки или поднимаясь по лестнице и оказаться рядом с бабушкой. Эта женщина все разрушила. Я нашел ее визитку, стал следить и видел, как ты приходил на работу, как она убегала и потом плакала в машине. Она была виновата, она мучила деда. Притворялась бабушкой, одевалась как она, хотела занять ее место. Я пришел поговорить с ней, просто поговорить.

Гуров выложил перед собой на стол шуточное свидетельство о браке из квартиры Исаевой. Максим в ответ кивнул медленно:

– Да, оно висело на стене. Когда я его увидел, то был шокирован, что чужой женщине достанется квартира и все, что осталось от моей семьи. Мы поругались. Я сказал ей, что она жалкая копия бабушки, что дед совершил ошибку, когда на ней женился. Что я буду судиться. Она начала кричать в ответ, наговорила мне гадостей. Кричала и кричала, даже когда я уходил. Шла следом и кричала, что я неудачник, жалкий учитель, нищий бездарь, я разочаровал свою семью. И я ударил ее, схватил камень и ударил, чтобы она замолчала.

Журин перестал говорить, руки у него дрожали от воспоминаний о стычке со Стрекозой. Лев снова задал вопрос, чтобы дальше вытянуть из мужчины признание:

– Ты отвез ее в лес?

Журин еле заметно кивнул головой, он медленно, как во сне, расстегнул пуговицы на вороте рубашки, обнажив уродливые пятна во всю грудь.

– В детстве мы играли с мальчишками на заброшенном пустыре, и там был борщевик. Я так сильно обжегся, что лежал в больнице два месяца.

Он сдвинул обратно края одежды и принялся тщательно застегивать каждую пуговицу:

– Не знаю, почему это всплыло у меня в голове. Я даже нашел то место, где мы играли тогда. Привез ее, раздел, но не всю. Не смог всю, мне было неприятно. Надел перчатки, срезал ветки борщевика и обмазал ее соком. Не хотел, чтобы узнали о нашей ссоре. Я не хотел быть убийцей.

– У тебя получилось, – подтвердил опер. – Смерть наступила не от удара, а от ожогов. Ты ведь не убивал ее сам, да? Так же, как и деда? Борщевик, таблетки сами делали свое дело, получается так, Макс?

Мужчина сидел неподвижно, по-прежнему сосредоточившись на шахматной доске с поверженным королем.

– Я не убийца.

Тон у него был равнодушный, спокойный. И Лев понял, что Максим и правда не считает себя преступником. Да, ему стыдно, что довел деда до слез, продавая скульптуры. Но подмену таблеток или смерть женщины от ожогов он не считает чем-то плохим, даже, наоборот, видит в них лишь рациональную, четкую, как в шахматной игре, логику. Импульсивные поступки доставляют ему больше душевного дискомфорта, чем продуманные действия.

– Зачем ты закопал одежду Исаевой?

Новый вопрос никак Максима не смутил, он так же равнодушно пояснил:

– Я езжу на бабушкиной «Волге» без прав. Если бы меня остановили, то нашли бы в машине ее одежду. Поэтому когда раздел ее и уложил на поляне с борщевиком, то закопал все, что снял.

– Ты продумал каждую мелочь, да? – Лев чувствовал, как закипает внутри гнев от равнодушия мужчины. Тот отвечал и рассказывал так спокойно о своем преступлении, играя человеческими жизнями, будто пешками. – Только не учел меня. Что я буду лезть в каждую мелочь, проверять каждое событие, выискивая в нем неточности. Это был твой просчет, Максим. Ты забыл, я почти всегда обыгрывал тебя. Ты ошибся и не предусмотрел, что кто-то окажется впереди на один ход.

По всему зданию загремел резкий школьный звонок. Коридоры снова наполнились гомоном детских голосов и топотом ног. В класс влетели несколько мальчишек с портфелями и принялись толкаться, выясняя громко, кто с кем сегодня будет сражаться за шахматной доской. Из-за их высоких голосов Гуров не сразу разобрал тихие слова:

– Я все предусмотрел.

Макс Журин выложил на стол обе руки, и опер увидел, что в одном из длинных рукавов рубашки спрятано острое лезвие. Белоснежная ткань окрасилась алым от крошечного пореза на коже.

– Саша Иванов, – мягко позвал Журин, и белоголовый мальчик лет десяти послушно шагнул к учителю. – Пойдем со мной, надо помочь принести из машины ваши грамоты и призы с последних соревнований.

Класс наполнился восторженными криками, ученики обступили Журина:

– А что за призы?

– Я первое место занял, помните?

– Почему сразу не отдали на соревнованиях?

Журин поднялся и мягко взял за плечо своего помощника:

– Ребята, я вернусь и все вам расскажу. Отвечу на вопросы. Немного потерпите, терпение очень важно в игре в шахматы. Его надо тренировать. – Он повернулся к Гурову и спокойно приказал: – Оставайтесь здесь, пока Саша не вернется обратно к началу урока.

Лев кивнул в ответ, стараясь не показать, как напряжено его тело. От волнения вибрировала каждая клеточка, ведь, идя сюда, он никого не предупредил и не был готов, что Макс сможет оказать сопротивление. А сейчас вокруг были дети… и нож в руках преступника, только что признавшегося в нескольких попытках убийства. Оставалось покорно подчиняться приказам Журина.

Как только мужчин и ребенок скрылись за дверями кабинета, Гуров кинулся к окну:

– Где парковка для машин учителей?

Дети растерянно смотрели на чужака. Один невнятно махнул рукой за ограду лицея перед центральным входом:

– Там.

В голове, как секундная стрелка на часах, стучали мысли: «Преследовать Журина опасно, у него оружие в руках. У меня есть время, пока он спускается на первый этаж. Надо опередить его, оказаться рядом с машиной до того, как он выйдет с мальчиком на крыльцо».

Гуров с силой дернул раму, осенний теплый воздух хлынул с улицы. Он забрался на подоконник с ногами, внизу в полуметре протягивала ветки береза. Оперативник повернулся к мальчишкам:

– Бегите к директору, пускай вызовет полицию. Всем оставаться в классах, запереть двери на замок. Скажите: у Журина нож. – Мальчишки застыли с разинутыми ртами у своих столов. – Бегом! – рявкнул Лев, и дети со всех ног бросились прочь из класса.

А он примерился и прыгнул на ветку. Под его весом тонкая основа треснула и с хрустом обвисла, хотя расчет оказался верным. Крона замедлила падение, и Гуров смог сгруппироваться за секунду до того, как коснулся земли. На ноги приземлиться не получилось, корпус больно ударился о мягкую клумбу. Над головой раздался дружный вскрик, из всех окон на прыжок смотрели учителя и школьники. Опер погрозил кулаком зевакам, и лица мгновенно отпрянули от школьных окон. Он, прихрамывая, кинулся бежать по тропинке к воротам, но, услышав громкое дребезжание в здании школы, резко свалился на кучу из опавших листьев. Одним движением он, как собака, зарылся всем телом в глубину прелой пахучей массы. Крики детей стихли, через несколько секунд рядом раздались спокойные шаги ребенка и взрослого.

– Максим Викторович, звонок прозвенел уже. На урок опоздаем.

И спокойный голос Журина:

– Хорошо, Саша, тогда беги обратно. Я сам постараюсь все донести. Начинайте блиц-игру на пять минут. Скоро вернусь.

– Призы не забудьте!

Легкие шаги застучали обратно к зданию школы, а тяжелая мужская поступь ушла дальше за ограду лицея. Гуров отсчитал несколько секунд, стряхнул с себя листву и бросился в погоню. Он выбежал по тропинке за распахнутые ворота, повернул влево к асфальтовому прямоугольнику, где выстроились блестящие иномарки преподавателей лицея. Сбоку, на самом крайнем месте, притулилась скромная старинная «Волга». В ее дверце копался ключом Журин. От звука шагов он резко обернулся, взмахнул рукой со спрятанным ножом. На солнце сверкнуло лезвие, Гуров метнулся в сторону, уходя от удара. Пальцы почувствовали прохладу булыжника, он сжал камень и приготовился бить в ответ. Но Макс Журин стоял рядом с машиной, с удивлением рассматривая ручеек крови, который хлынул из пореза на шее. Нож, который он сам себе воткнул в шею, вздрагивал от потока алой струи, что пульсировала в ране. Мужчина беспомощно взмахнул руками, пытаясь опереться о борт машины, и неуклюже соскользнул на асфальт рядом с черным колесом.