Бегущая могила (ЛП) - Гэлбрейт Роберт

Помните, что каждый контакт с ЧП — это возможность спасти душу, поэтому я хочу видеть много позитива. Любое взаимодействие с общественностью — это возможность показать, насколько мы увлечены нашей миссией — изменить мир.

— Слышите, слышите, — громко сказал Уолтер; он был гораздо худее, чем при вступлении в церковь, и его кожа теперь имела слегка сероватый оттенок. Он выглядел не таким уверенным и разговорчивым, как в момент прибытия на ферму Чепмена, а его руки слегка подрагивали.

Почти через час после выезда с фермы микроавтобус пересек реку Венсум и въехал в город Норвич. Робин, которая видела город только во время поездки на ферму Чепмен, заметила, что на горизонте появилось больше покрытых кремнем стен и множество церковных шпилей. Разноцветные витрины магазинов, рекламные щиты и рестораны вызывали двойственное чувство знакомости и необычности. Как странно видеть людей в обычной одежде, занимающихся своими делами, у которых есть свои деньги, свои телефоны, свои ключи от дверей.

Теперь Робин впервые по-настоящему оценила храбрость Кевина Пирбрайта, жившего на ферме с трех лет, который вырвался на свободу и вышел в незнакомый, как ему казалось, мир, правил которого он не знал, почти без денег, без работы и только в спортивном костюме. Как ему удалось снять комнату, пусть и маленькую и обшарпанную? Насколько сложной была задача выяснить, как получить пособие, купить ноутбук и начать писать книгу? Взглянув на Эмили, Робин увидела, как она застыла, завороженная увиденным в окне, и задалась вопросом, когда в последний раз Эмили разрешалось выходить за пределы одного из центров ВГЦ.

После того как Цзян припарковал микроавтобус, товар был выгружен, и трое молодых мужчин взвалили на плечи тяжелые элементы киоска, которые они собирались установить. Остальные, включая Робин, несли коробки с плюшевыми черепахами, кукурузными куклами, плакатами и брошюрами. Тайо ничего не нес, а шел впереди, время от времени подбадривая остальных, и металлические шесты ларька лязгали в армейской сумке.

Добравшись до перекрестка трех пешеходных улиц, который после открытия близлежащих магазинов превратится в оживленную магистраль, опытные молодые люди на удивление быстро установили киоск. Робин помогла разложить товар и прикрепить глянцевые постеры с проектами ВГЦ на передней части киоска.

Она надеялась, что ей дадут ящик для сбора денег, так как это давало ей наибольшую свободу; она могла бы даже проскользнуть в магазин и проверить газету. Однако Тайо велел ей работать в киоске вместе с Вивьен. Затем он велел отъезжающим собирать деньги так, чтобы в среднем в день у участников было по сто фунтов. Хотя он не сказал об этом прямо, Робин поняла, что до сборщиков дошло, что без этой суммы им возвращаться нельзя, и с разочарованием наблюдала, как Эмили и Цзян, которых поставили в пару, уходят из поля зрения.

По мере открытия близлежащих магазинов, количество людей, проходящих мимо киоска, неуклонно росло. В течение первого часа Тайо наблюдал за тем, как Робин и Вивьен общаются с покупателями и критиковал их в перерывах между продажами. Больше всего покупателей привлекали плюшевые черепашки, которые нравились детям. Тайо сказал Робин и Вивьен, что если люди решат не покупать черепашку или кукурузную куколку, им все равно следует предложить ящик для сбора пожертвований на проекты церкви, и эта стратегия оказалась на удивление эффективной: большинство из тех, кого они спрашивали, жертвовали несколько монет или даже купюру, чтобы избежать неловкости от того, что ничего не купили.

Наконец, к облегчению Робин, Тайо ушел проверить, как идут дела у тех, кто собирает пожертвования. Как только он скрылся из виду, Вивьен повернулась к Робин и сказала со своим обычным акцентом представителя рабочего класса, который пропадал, когда она забывалась,

— Я не могу поверить, что он позволил Эмили приехать.

— Почему? — спросила Робин.

— Разве ты не знаешь о том, что произошло в Бирмингеме?

— Нет, что?

Вивьен огляделась вокруг, затем сказала более тихим голосом,

— Она связалась с парнем который там.

Это, как знал Робин, означало отношения, которые любой человек за пределами церкви счел бы ординарными: моногамное партнерство, начинающееся со взаимного сексуального влечения, которое в ВГЦ считали нездоровым продолжением инстинкта обладания.

— О, ничего себе, — сказала Робин. — Я не знала.

— Да, но это еще не все, — сказала Вивьен. — Она наговорила парню кучу лжи, которая заставила его усомниться в своей вере, и в итоге он поговорил об этом со старейшиной церкви, поэтому ее и переселили на ферму Чепмена.

— Ничего себе, — снова сказала Робин. — Что за ложь?

Вивьен снова огляделась, прежде чем заговорить.

— Ладно, не распространяйся об этом, но ты знаешь, что они с Беккой знали Утонувшего Пророка?

— Да, я слышала об этом, — сказала Робин.

— Ну, судя по всему, это было что-то про Дайю. Просто полное дерьмо.

— Что она ему сказала?

— Я не знаю, — сказала Вивьен, — но это было так плохо, что этот парень чуть не ушел из церкви.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила Робин, стараясь, чтобы в голосе прозвучало восхищение ее превосходными знаниями.

— Я поговорила с одной из девушек, которых переселили. Она рассказала мне, что Эмили и этот парень тайком уходили вместе и отказывались от духовной связи с кем-либо еще. Это был чистый материализм. Девушка считает, что Эмили на самом деле пыталась заставить его пойти с ней на ДВ.

— Это ужасно, — сказала Робин.

— Я знаю, — сказала Вивьен. — Видимо, им пришлось затаскивать ее в микроавтобус. Она кричала парню “Я тебя люблю”. — на лица Вивьен было отвращение. — Представляешь? Но, слава Богу, он просто ушел.

— Да, — сказала Робин. — Слава Богу.

Вивьен отвернулась, чтобы обслужить мать, чей маленький ребенок потащил ее посмотреть на плюшевых черепах. Когда они ушли, а маленький мальчик сжимал в руках свою новую черепашку, Вивьен снова повернулась к Робин.

— Ты знаешь, что папа Джей был в Лос-Анджелесе? — Ее голос смягчился при слове “папа Джей”; очевидно, спутница Робин была сейчас так же сильно влюблена в основу церкви, как и большинство женщин на ферме Чепмен, да и некоторые мужчины. — Ну, он возвращается на следующей неделе.

— Правда? — сказала Робин.

— Да. Он всегда возвращается на Манифестацию Утонувшего Пророка… У тебя есть с ним духовная связь?

— Нет, — сказала Робин. — А у тебя?

— Нет, — вздохнула Вивьен, ее тоска была совершенно очевидна.

В течение следующих двух часов Тайо несколько раз возвращался, чтобы проверить, сколько денег лежит в ящике под столом. В один из таких случаев он пришел, жуя, и смахнул со рта крошки чего-то похожего на печенье. Он не предложил двум другим что-нибудь съесть и не принес им никакой еды.

Прошло несколько часов, и Робин почувствовала легкое головокружение, когда, судя по положению солнца, была уже середина дня. Несмотря на то, что на ферме она привыкла к голоду и усталости, стоять так долго на одном месте, улыбаться, вести веселую беседу и проповедовать церковь под палящим солнцем было новым испытанием, и даже привычная еда из неряшливой лапши и пережаренных овощей не могла поддержать ее.

— Робин!

— Да?

Она машинально повернулась к тому, кто произнес ее имя, и через секунду с ледяным ужасом осознала, что натворила. Маленький мальчик держал в одной руке плюшевую красногрудую птичку и знакомил ее с черепахой, которую только что купил ему отец. Вивьен странно смотрела на Робин.

— Это мое прозвище, — сказала Робин Вивьен, заставив себя рассмеяться, когда отец и сын уходили. — Так меня иногда называла моя сестренка, то есть один из моих объектов плоти.

— Ох — сказал Вивьен. — Почему она называла тебя Робин?

— У нее была книга про Робин Гуда, — дико придумала Робин. — Она была ее любимой, еще до моего рождения. Она хотела, чтобы родители назвали меня Роб…

Она прервалась. Навстречу им по улице бежал Тайо, красный и потный, головы оборачивались, когда он в белом спортивном костюме галопом проносился мимо покупателей, на его лице были одновременно злость и паника.