Четыре мертвых сестры - Наталья Евгеньевна Масальская

Я рта не успела открыть, как в трубке послышались гудки.

– Хам! – Положив трубку на рычаг, я заглянула, в комнату, где громко работал телевизор, поблагодарила хозяйку и вернулась в квартиру подруги.

– Ну и как?

– Ты уверена, что я нравилась ему в школе?

– Кому?

– Москвину.

– Еще как, подруга, – ехидно улыбнулась Натуся. – Глаз с тебя не сводил. А что, ты сейчас ему звонила? Все-таки решила начать расследование? Правильно! Злость лучше отчаяния.

Глава 5

Записи Иволгина. Лидочка. 23 ноября 1966 года (отпечатано на машинке)

Это случилось не в одночасье, не поразило меня, как молния, не было неожиданным. Мысли о том, что внутри живет еще кто-то, начали посещать меня давно, еще в молодости. Сначала я списывал все на внутренний голос, чутье, писательское вдохновение, которое порой нашептывало мне новые сюжеты. Но в один прекрасный момент я понял, что этот кто-то реален. Он овладел моей душой, моим сознанием и даже телом. Но все по порядку.

Вы думаете, это дьявол, монстр, чудовище, что, овладев человеком, толкает его на безумные поступки? Почти так. Но у моего чудовища было имя. Лидочка. Прекрасное создание с блестящей тугой косой и васильковыми глазами. Ее семья жила по соседству.

Наверное, именно с ней я впервые понял, что такое вожделение. Нет, не то возвышенное чувство, что соединяет двух людей, о котором я читал столько книг. Не любовь к родине, не преданность, не самопожертвование – то, чему нас учили с самого детства. Нет. Наоборот, страшное, низменное и ненасытное, что толкает на безумства. Оно выжигало внутренности, кислило на языке, вызывало под кожей страшный зуд. Я был одержим Лидочкой. Ее темной косой, что при каждом шаге змеей извивалась по спине, худыми плечами, тонкими руками, еще не сформировавшейся грудью, просвечивающей через тонкий ситец ее любимого платья в цветочек, узкими, совсем еще детскими бедрами. Разглядывая в окно, как она кормит кур или, согнувшись под тяжестью ведер, идет от колодца, я искал тайные знаки, метки нечистого, хоть что-то, что объяснило бы мне силу ее притяжения. А потом меня осенило – совершенство. Она – само совершенство. Вся из света и любви.

Как-то раз я проследил за ней до озера. Было на берегу одно тайное место, скрытое от любопытных глаз спускающимися к самой воде ветвями плакучей ивы. И вот, сидя в густых зарослях мятника, я смотрел, как девочки, смеясь и брызгаясь, резвились в озере. Но среди мелькающих в зеленоватой воде тел видел только ее – с прилипшими к худой спине волосами, округлыми ягодицами, тонкими руками. И голос. Мне всегда хотелось узнать, где рождается этот чистый, жемчужный голос – такой же округлый и искрящийся…

Однажды я застал свое совершенство за тонкими ветвями ивы одну и понял – момент настал. Момент, когда я смогу сказать ей о своих чувствах. Я вышел из кустов и направился к берегу, где в прилипшем к телу платье стояла моя Лидочка. Именно в тот момент я почувствовал того, кто все это время жил внутри меня. Он зашевелился, заворочался внутри и, цепляясь холодными когтями желания, стал подниматься из низа живота к самому горлу, покалывая тело горячим ужасом восторга.

Я видел только блестящие на солнце капельки на ее матово-бледной коже; ресницы слиплись от воды и напоминали сейчас мягкие паучьи лапки; темные волосы, как водоросли, облепили шею и руки, а васильковые глаза смотрели в небо над нами…

Теперь она вся была в моей власти, неподвижная и смиренная. Ее чарующий звонкий голос растворился в моей ладони. Я отнял руку от ее лица, осторожно надавил на острый подбородок и заглянул в раскрытый рот, пытаясь рассмотреть внутри его источник, но ничего не нашел. Прикоснулся губами к ее холодным губам. И, наконец, разорвал цветастое платье. Мне нужно было ее видеть. Всю. Я трогал, скользил, оглаживал, целовал… Ее тонкие руки, ее маленькие груди, ямку пупка на плоском, белом, как парное молоко, животе, проникал пальцами в ее все еще хранящую тепло плоть. Но чем дольше я находился с ней, тем сильнее становилось разочарование. В ней не оказалось ничего необычного, просто кукла. Грязная, похотливая дрянь. Она лежала обнаженная, вытянув вдоль тела худенькие ручки, с открытым ртом, и смотрела на меня, призывая к греху, но теперь вызывала лишь оторопь и отвращение. Наконец меня вывернуло на мокрый истоптанный песок. Раз, другой – это я пытался исторгнуть из себя скверну, которой она заразила меня. Я едва смог подняться на дрожащие ноги и побежал. Бежал, и падал, и снова бежал.

Я заболел. Впервые за долгое время. Метался в бреду, стонал и снова проваливался в забытье. Мой организм сопротивлялся, пытаясь изгнать из себя моего маленького монстра. Но ее васильковые глаза продолжали смотреть на меня пустым, ничего не выражающим взглядом.

Очнулся я спустя две недели. Такое тяжелое состояние врачи могли объяснить лишь симптомами тяжелой нервической лихорадки, связанной с поражением мозга менингитом. Но, к счастью, болезнь не сказалась на моем умственном здоровье, напротив, оказала положительное влияние на мою профессиональную жизнь. Я решил во что бы то ни стало создать образ идеальной женщины на страницах моих книг и наконец забыть грязную, полную похоти и животных инстинктов куклу на берегу озера.

Она будет совершенной: чистой, не запятнанной, идеальной.

14 марта 1967 года (написано от руки)

С недавних пор я снова почувствовал ее внутри – Лидочку. Она вновь завладела моим умом, как нечистый. Да, советская власть отвергает религию как мракобесие, но я своими глазами видел, как она смотрит на меня из темного угла своими васильковыми глазами, стоит только последнему лучу закатного солнца, вспыхнув, раствориться за горизонтом. Ее глаза смотрят прямо на меня, и я чувствую, что не могу сопротивляться. Не могу бежать, спрятаться, спастись от этих горящих в темноте глаз. Всю ночь она терзает мою плоть и душу, оставляя на коже непроходящие экземы. Иной раз мне приходится связывать себя, чтобы не поддаться ее призывам. Лишь с первым лучом солнца мой личный демон начинает терять надо мною силу и, сжимаясь в тонкую линию абсолютной тьмы, скользит вниз, в зазоры между досками. С тех пор она поселилась там, в подвале, и каждый день я чувствовал ее незримое присутствие, как чувствует носитель смертельной болезни, как она поедает его изнутри, как наполняет его своей скверной, как иссякают силы, чтобы даже помыслить о сопротивлении, как-то побороть свой недуг. Она требовала чистоты, которую я