"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 1-30 - Татьяна Юрьевна Степанова

статистки отлетела в мир опийных грез, они все немножко расслабились. Лели молча курила в кресле в гостиной. Перед ней на полу стояла бутылка «Реми Мартен», лимон на блюдечке. Верховцев поднялся в комнату Мастера. Только Данила и Олли остались за столом.

— Зачем ты это сделал? — спросил Данила, когда все ушли.

Юноша молчал.

— Зачем ты это сделал?

— Я вернул долг.

— Я тебя спрашиваю в последний раз: зачем ты это сделал?!

— Я сказал: я вернул долг!

Их взгляды встретились. Данила не выдержал первым.

— Какой долг? Что городишь?

— Она спасла меня на вокзале.

— Тебе это приснилось.

— Она спасла меня на вокзале, я спас ее.., здесь.

— Тебе это приснилось! — Данила повысил голос.

— Нет.

Данила встал, обошел стол, навис, наклонился над Олли.

— Она тебе нравится? Ну, скажи, нравится, да? Поэтому ты даже плаща не надел, до самого конца был перед ними.., перед ней...

— Нет.

— Только не лги мне.

— Я сказал: нет, нет, нет! — Олли поднял голову, ноздри его раздувались.

— Тогда зачем ты это сделал?

Олли хотел было что-то ответить, но тут сзади послышался звон разбитого стекла. В дверях столовой стоял Верховцев. У ног его блестели осколки синей китайской вазы. Он протянул руку к другой, парной вазе, стоявшей на низком резном буфете красного дерева, и медленно столкнул ее на пол. Ваза разбилась.

— Зачем ты это сделал, мальчик? — тихо спросил Верховцев. — Ты хотел обидеть меня?

— Нет, я... — Олли приподнялся.

— Ты хотел меня разочаровать? Уничтожить меня? Ты хотел причинить мне боль?

— Я хотел ее спасти, вернуть долг, я.., я не могу, чтобы она умерла! — Голос Олли вдруг сорвался. — Я не хочу этого! Она спасла меня на вокзале! В моем роду платили все долги! Всегда! Всем! Даже холопам! — От волнения его акцент стал очень сильным. Он еще что-то выкрикнул по-литовски, затем рухнул на стул, уткнулся в ладони.

Верховцев медленно приблизился к нему. Лицо его застыло, оно стало каким-то безжизненным, белым — не бледным, нет, а бескровно-белым, лоснящимся, словно брюхо камбалы. Данила на всякий случай подался вперед. Он не собирался давать Олли в обиду даже...

Верховцев протянул руку и.., погладил юношу по голове. Пальцы его запутались в золотистых волосах.

— Олли! — позвал он.

Тот поднял голову. Он не плакал, глаза его были сухи.

— Ты — прелесть, Олли, — прошептал Верховцев. — Я всегда это говорил. Значит, ты заплатил вот этим долг?

Юноша кивнул. Он не понимал, что происходит, в глазах его мелькнул испуг.

— Значит, теперь ты.., удовлетворен? — шептал Верховцев.

— Да, я...

— И ты не хотел меня обидеть?

— Нет, нет, я...

— Ты — прелесть. — Верховцев сжал в горсти его волосы и потянул назад. Данила замер.

— Ты — прелесть, я не сержусь, я даже рад. — Верховцев пристально вглядывался в его лицо.

— Чему ты.., вы рады?

— Я рад, Олли... — Верховцев погладил юношу по щеке, отпустил его волосы, — что нам послано испытание и мы прошли через него с честью. Все. А то, что было.., ведь теперь в наших силах все исправить, да?

Олли молчал, он ничего не понимал.

— Мы все запомним твои слова, Олли: «Я вернул долг, я удовлетворен». Мы все запомним, и мы исправим все вместе. Да?

Юноша не успел ответить ему. В кабинете Верховцева зазвонил телефон.

Глава 38

МЕДОВЫЕ ДУХИ

Катя зря тревожилась о том, что делали Кравченко и Мещерский. Они не делали ничего. Сидели у Мещерского на квартире, курили, считали трещины на потолке. Переваривали информацию.

Кравченко с самого утра пытался навести справки по своим прежним каналам о том, кто мог быть среди актеров и зрителей «Саломеи». Со зрителями оказалось проще. Отследить на Руси происхождение иностранцев, как и прежде, сейчас гораздо легче, чем родословную соплеменников.

Вадим связался с одним приятелем из агентства по сбору деловой информации, тот — со своим другом детства, а тот с приятелем приятеля, выдал куда-то еще звоночек, попытал компьютер и...

И вот Кравченко и Мещерский уже знали, что японцы — это, по-видимому, господин Ямамото, председатель концерна автомобильной промышленности «Мицукохара», и его личный секретарь. Альбинос оказался богатым туристом из Швеции Ульманисом Ольсеном. А господин в шелках, похожий на цикаду-мутанта, предположительно, мог быть Юлием Кайгородовым, художником-экзистенциалистом, в прошлом советским диссидентом, а ныне — гражданином США, приехавшим на историческую Родину по приглашению Фонда соотечественников зарубежья.

А вот с актерами был полный напряг. О Верховцеве-младшем в агентстве знали лишь то, что у него тоже есть секретарь (им мог оказаться этот вот Данила), но откуда взялись в его доме женщина, игравшая Иродиаду, и тот юноша, никто не знал.

Ни имен, ни фамилий. И самое главное, никто не мог сказать, кем была и как попала в тот дом в Холодном переулке Саломея-девушка.

— Полный облом, Серега. — Кравченко стряхнул пепел на ковер. — Люди яко трава у нас: не считаны, не мерены. Остается — паспорт смотреть. Только так они тебе его и предъявили. Эх, предлагали же умные люди в нашем богоугодном заведении: откатайте пальчики всему населению СССР. Пришел за паспортом — шлеп-шлеп, пальчики твои взяли и ввели в систему. Если ты не жулик, а честный человек, чего тебе их скрывать? А зато, если надо провернуть что-то по-быстрому, установить кого-нибудь негласно, раз — изъяли тайно следы пальцев рук, вывели дактоформулу, сравнили, и нате вам — Сидор Сидорович Сидоров, личность установлена. Так нет же! Завыла вся эта кодла: происки Кей-Джи-Би, нарушение прав человека! Враги, Сережа, враги кругом. Буржуазные спецы.

— Вадь, мне тут идея одна пришла. — Мещерский выпустил дым колечками. — А что, если поехать туда нам прямо сейчас, прихватить парочку твоих шкафов-охранников да моих ребяток из турклуба кликнуть... Сесть и поговорить с ними там по душам. Забрать оттуда девушку...

— А он, Сереженька, снимет трубочку и вызовет РУОП, — усмехнулся Кравченко. — Мол, наехали крутые рэкетиры. Шантажируют. Заберут нас по указу в камеру, прикуют браслетами к батарее — они любят эти штучки вытворять. И, пока мы лепетать начнем про свою «Саломею», они из нас с тобой, заметь, из нас, не из Верховцева (он-то не делец, а богема), начнут выкачивать компру. Из меня на Чучело, а из тебя на прежнюю твою фирму оружейную, а заодно и на всех сиятельных родственников до седьмого колена. «У вас родственники за границей имеются?»

— Ты к ним несправедлив, Вадь.

— А-а... — Кравченко только махнул рукой. — Ты романтик, Князь. Ты грязи не видел. А я в ней по уши вывалялся. И сейчас еще пузыри пускаю.

— Ну и что